Пожизненный срок - Лиза Марклунд

Охранники согласно кивнули. Анника забрала перочинный нож, телефон и, вернувшись в комнату ожидания, открыла шкаф, положила в него сумку, а потом прошла в сектор посетителей, обойдя рамку металлоискателя. Она неуверенно улыбнулась, с удивлением обнаружив, что хочет понравиться охране.

— Много ли посетителей приезжает в тюрьму? — спросила она.

— За год — пять тысяч, но посещения равномерно распределены во времени. К тому же у сорока процентов заключенных вообще не бывает посетителей.

— Господи, так, значит, я первый посетитель Филиппа Андерссона?

— Нет, — сказала женщина, — сестра навещает его один раз в месяц.

— А Давид Линдхольм? Насколько я понимаю, он был здесь за несколько дней до смерти.

— Опекуны и наблюдатели бывают у нас очень часто, — пояснила женщина.

Тем временем мужчина поместил в ячейку на специальном стенде удостоверение Анники. Потом он положил перед собой на стол какой-то документ и принялся перечислять правила посещения, не спуская глаз с Анники.

— Вас могут попросить снять одежду и подвергнуться обыску в присутствии двух женщин-надзирательниц, — сказал он, — но вы имеете право отказаться от этой процедуры. Если вы откажетесь, то ваше право на посещение будет аннулировано. Вас также могут осмотреть кинологи с собакой на предмет наличия наркотических веществ. Опять-таки вы имеете право отказаться и от этой процедуры с теми же последствиями. В помещение тюрьмы нельзя проносить еду и табачные изделия. Здесь вы должны расписаться в том, что согласны на то, что вас запрут в одной комнате с заключенным на время посещения.

Анника кивнула и с трудом сглотнула слюну. В комнате наступила тишина. Желтой ручкой Анника расписалась в том, что согласна с условиями посещения.

— Мы предоставляем посетителям фрукты и кофе. Если с посетителем проходят дети, то они получают сок. Вы чего-нибудь хотите? — спросила женщина, ведя Аннику по коридору с пронумерованными дверями. Жестом она указала на стол с напитками и фруктами.

От мысли, что кто-то может привести сюда детей, Анника содрогнулась. От напитков и фруктов она отказалась, покачав головой.

— Вот комната номер пять. Сейчас я посмотрю, что там делается. После окончания свидания надо убрать за собой.

Надзирательница открыла дверь и первой вошла в тесное помещение.

— Здесь туалет и душ, — сказала она, указав на двери. — Здесь экстренная связь с постом охраны, а это сигнал тревоги. О, кто-то оставил здесь игрушку…

Она наклонилась и подобрала с пола какую-то мягкую игрушку и пластиковый пропеллер.

— Вчера к одному заключенному привозили сына, — извиняющимся тоном произнесла надзирательница.

— Должно быть, это было нелегко, — вяло отозвалась Анника.

Надзирательница улыбнулась:

— Мы, как можем, стараемся развлекать детей. Когда они уходят, Джимми надувает для них шарики.

— Джимми?

— Да, это второй охранник.

Надзирательница указала на низкий комод:

— Здесь простыни и одеяла. Сейчас я вызову заключенного.

Она вышла, оставив Аннику в состоянии легкого паралича разглядывать главный предмет обстановки — узкую кровать с поролоновым матрацем.

Дверь закрылась с приглушенным щелчком, потом сработал замок.

«Господи, твою мать, во что я впуталась?»

Она оглядела стены, которые, казалось, наваливались на нее, давили, не давали дышать.

«Как я с этим справлюсь? Мне нужна стратегия!»

В комнате стоял один стул, и Анника тут же решила на него сесть. Было абсолютно исключено сидеть на этом топчане рядом с убийцей.

Она положила блокнот и ручку на комод, решив использовать его как стол, и снова огляделась. На стене висела черно-белая фотография, изображавшая работавших на пристани докеров, в красновато-коричневой рамке. Это была одна из фотографий с выставки Торстена Бильмана в Национальном музее. Выставка проходила с 17 июня по 10 августа 1986 года.

За спиной было два окна, и Анника приподняла занавеску. За ней оказались такие же решетки, какие она уже видела в зале ожидания.

«Долго ли мне еще ждать? Заключенным сюда из камер, наверное, неблизкий путь».

Минуты тянулись томительно долго. За три минуты она четыре раза посмотрела на часы, а потом опустила рукав свитера, чтобы не видеть часов. Она перевела взгляд на висевшую на стене металлическую коробку — видимо, деталь связи с охраной, и принялась рассматривать кнопку тревожной сигнализации.

Она вспотела, несмотря на то что в комнате было прохладно.

Замок заскрежетал, потом щелкнул, и дверь открылась.

— Дайте знать, когда закончите, — сказала надзирательница и отошла в сторону, пропуская в комнату заключенного.

Анника встала, чтобы представиться, с интересом вглядываясь в вошедшего в комнату человека.

«Черт возьми, кто это?»

На рисунках из зала суда она видела длинноволосого мускулистого мужчину, загорелого и высокомерно улыбающегося. Сейчас перед ней был старик с коротко остриженными седыми волосами и солидным брюшком, одетый в чисто выстиранную тюремную робу и пластиковые шлепанцы.

«Неужели за четыре года человек может так разительно измениться?»

Он протянул руку.

— Надеюсь, они не слишком сильно докучали вам требованиями безопасности? — спросил он.

Анника с трудом подавила желание сделать книксен.

«Это место странно действует на психику».

— Не больше, чем при перелете в Гётеборг, — ответила она.

— Мы, заключенные, идем с другой стороны и проходим те же процедуры, — сказал он, не отпуская ее руку. — Согласен, что это не очень обременительно, если не считать того, что нам приходится переобуваться. Вероятно, велик риск, что мы можем набить подошвы наркотиками.

Анника отняла руку.

— Гораздо хуже возвращаться отсюда в камеру. Нас раздевают догола и пропускают через металлоискатель. Надо проверить, не спрятано ли оружие в заднице.

Анника быстро села на стул, оставив Андерссону кровать. Он сел, и их колени едва не соприкоснулись. Анника отодвинулась и взяла блокнот и ручку.

— Здесь каждый день проверяют металлоискатели, — продолжал гнуть свое Филипп Андерссон. — Это может показаться чудачеством, но на самом деле себя оправдывает. Кюмла считается образцовой тюрьмой. Здесь почти нет наркотиков. И редко случаются побеги. Их не было со времени прорыва прошлым летом. Да и убиваем мы друг друга тоже не каждый день…

Анника сглотнула так громко, что звук эхом отдался от стен.

«Он старается произвести на меня впечатление. Тревожиться не о чем».

— Пожизненное заключение, — сказала она. — Как его переносят?

Она не собиралась задавать этот вопрос, он совершенно неожиданно сорвался с ее губ.

Он несколько секунд молча смотрел на Аннику, глаза его, как ей показалось, увлажнились.

«Он что, принимает пилюли счастья?»

— У меня есть для тебя новая информация, — сказал он. — Новая информация по моему делу. Я подал апелляцию в Верховный суд.

Он сказал это с таким видом, словно сообщил оглушительную сенсацию века. Анника посмотрела на него, стараясь не моргать. Что он, собственно, имеет в виду? Как ей следует реагировать? «В самом деле? Как это интересно!» Или по-иному? Любой мелкий преступник пытается подавать апелляции в Верховный суд для пересмотра дела.

Она прислушивалась к наступившей тишине, стараясь придумать что-нибудь вежливое, чтобы сдвинуть разговор с мертвой точки.

— И что же это за новая информация? — спросила она, а Андерссон кивком показал ей, чтобы она взяла ручку и блокнот.

— Ты читала документы, которые я тебе прислал?

Анника кивнула, она действительно их просмотрела, по крайней мере верхние страницы.

Филипп Андерссон облокотился на колени и подался вперед. Анника откинулась на спинку стула.

— Меня осудили, несмотря на то что я невиновен, — сказал он, подчеркивая ударением каждое слово. — В моей апелляции это доказано.

Прислал ли он ей текст апелляции? Нет, едва ли.

— Каким образом? — спросила она, поставив в блокноте маленький вопросительный знак.

— С помощью мобильного телефона, — сказал он, кивками подтверждая каждое свое слово.

Анника посмотрела на его выступающий живот и бледные руки. Впечатление мужественности от прежних фотографий было, видимо, обманчивым, просто он носил хорошо подогнанные под его фигуру костюмы. Она знала, что ему сорок семь лет, но выглядел он много старше своего возраста.

— Что? — удивилась Анника.

— Полиция не удосужилась проверить журнал моих мобильных звонков! Меня не было на Санкт-Паульсгатан во время совершения убийства.

— И где же ты был? — спросила она.

Он широко раскрыл глаза, но тут же прищурился.