Смерть композитора. Хроника подлинного расследования - Алексей Иванович Ракитин

— прим. А.Р.] Из Хмельницкого мы разъехались 23 апреля 1979 г. Ивасюк уехал на несколько часов раньше меня и на банкете по случаю окончания конкурса-фестивался не присутствовал.»

Интересно окончание протокола: «Спустя 3–4 дня ко мне на квартиру позвонила сестра Ивасюка и, рассказав, что Володя несколько дней отсутствует дома, спросила, не было ли поведение брата в Хмельницком странным. [выделено мною — прим. А.Р.] Я ей ответил, что в [его] поведении никаких странностей не замечал. После этого я с сестрой Ивасюка не встречался и ни о чём не разговаривал. Какова причина смерти Владимира Ивасюка мне неведомо.»

То, что Ивасюк, находясь в Хмельницком, узнал о своём невыдвижении на республиканский конкурс им. Островского, новостью не является. Это стало ясно ещё по результатам расследования, проведенного летом 1979 г Гнативом, о чём в своём месте было написано. Скорик фактически подтвердил известное ранее, так что не эта деталь представляется в его показаниях действительно важной.

Обращает на себя внимание звонок сестры Ивасюка по домашнему телефону Скорика. Дело, разумеется, не в том, что таковой звонок опровергает слова Мирослава Михайловича будто тот «в личных дружеских отношениях» с Ивасюком никогда не находился. По-видимому, находился, хотя и пожелал сие во время допроса не признать. И не в том, что Галина Ивасюк решила позвонить Скорику — это-то как раз выглядит оправданным и логичным во всех отношениях. Интересно то, что сестра спросила именно о странностях поведения брата. Согласитесь, это не самый очевидный вопрос в той ситуации.

Логичнее было бы спросить о возможных конфликтах Владимира во время пребывания в Хмельницком… о неприятных или досадных происшествиях… о подозрительных знакомствах, наконец! Когда у человека стабильное и адекватное поведение спрашивать о возможных странностях никому в голову не придёт — такой вопрос бессодержателен и просто неуместен. Но если родная сестра напрямую задала подобный вопрос совершенно постороннему человеку, стало быть, у неё имелись основания ожидать, что некие странности в поведении Владимира могли обратить на себя внимание окружающих. Что это за основания, мы не знаем. Родители композитора не пожелали откровенно высказаться на сей счёт во время допросов. Но их нежелание быть искренними никого обмануть не могло — ни следствие в 1979 г, ни тех, кто читает эти строки спустя десятилетия.

26 ноября из городской прокуратуры Ровно в адрес Львовской облпрокуратуры фельдпочтой было отправлено письмо, в котором содержались документы, собранные в рамках исполнения поручения, данного в рамках возобновленного расследования смерти Ивасюка. Речь идёт о допросах возможных свидетелей появления Ивасюка в Ровно, якобы имевшего место 3 мая, когда композитора увидела рядом с местным автовокзалом Светлана Прымачок. 29 ноября отправление было учтено канцелярией облпрокуратуры и документы попали к следователю Шимчуку.

Ковальчук Екатерина Сидоровна, кассир автовокзала в г. Ровно, на допросе в прокуратуре показала следующее: «3 мая 1979 г я работала с 5 часов утра до 20 часов 30 минут. Композитора Ивасюка я в лицо не знала. На автовокзале я его не видела. Каких-либо разговоров с упоминанием фамилии Ивасюка я не слыхала в тот день. О смерти Ивасюка я узнала из разговоров [, ходивших] по городу. Подробностей я никаких не знаю. Больше по этому вопросу ничего пояснить не могу.»

Столь же лаконичны оказались показания и Коробковой Валентины Григорьевны, дежурившей в тот день по автовокзалу. Вот их полный текст (с сохранением стилистики оригинала): «По существу заданных мне вопросов могу пояснить, что 3 мая 1979 года я находилась на смене с 8 утра до 20 часов. Композитора Ивасюка я в лицо не знаю, поэтому я не видела его на автовокзале. В тот же день никаких разговоров на автовокзале, кто бы упоминал фамилию Ивасюк, я не слыхала. Я слыхала о смерти Ивасюка из разговоров по городу Ровно уже после Октябрьских праздников 1979 г. Больше по этому делу ничего я пояснить не могу.»

Ну и, наконец, дадим слово гражданину Депо, дирижёру Ровенской филармонии. Богдан Степанович сообщил прокурорскому работнику следующее: «Композитора Ивасюка я знаю заочно. Лично с ним не встречался, а только переписывался. Переписка завязалась с той целью, чтобы исполнить камерным оркестром новое его произведение. Познакомил нас доцент Львовской консерватории Мазепа, у которого мы оба учились в разное время. На майские праздники и вообще Ивасюк у меня дома не был и в Ровно я с ним никогда не встречался. Он мне прислал ноты „Вариации для камерного оркестра“. Я с ним никаких [денежных] расчётов не производил. О смерти Ивасюка я узнал из разговоров на улицах Ровно. Я также читал об этом в прессе. Больше по этому поводу ничего сообщить не могу.»

Была допрошена и сама Светлана Примачок (или Прымачок — так была записана её фамилия во время допроса во Львове в мае 1979 г.). Во время ноябрьского допроса она показала следующее:» (…) я заявляла, что 3 мая сего года в г. Ровно видела Ивасюка, проходящим по улице. Мне думается, что это был он, но со всей уверенностью я этого подтвердить не могу, поскольку, как говорила выше, лично с ним знакома не была. Не исключено, что человек, которого я видела 3 мая в Ровно, был очень похож на композитора Ивасюка В. М.»

Показания Светланы Прымачок, данные во время её допроса в Киеве 30 ноября 1979 г. Подчёркивания в тексте сделаны автором книги для выделения самого существенного фрагмента текста.

В общем, всё выглядит довольно понятным. Сообщение Светланы Примачок о встрече с Владимиром Ивасюком на автовокзале в Ровно 3 мая 1979 г подтверждения не нашло.

Обстоятельно следователь Пинский допросил судмедэскперта Нартикова, проводившего вскрытие тела Ивасюка. Самые интересные фрагменты этого документа нелишне сейчас процитировать, хотя они, как увидим, мало чем дополняют не раз описанное выше.

Итак, слово Виктору Николаевичу Нартикову: «Предъявленные мне пятнадцать фотографий я вижу впервые. На фотографиях запечатлён труп Ивасюка Владимира Михайловича в момент вскрытия, проводимого мною, зав. облбюро [СМЭ — прим. А.Р.] Тищенко и доцентом Зеленгуровым. Фотографировал труп Ивасюка сотрудник ОТО УВД г. Львова Ольховой, который фотографии мне не представил.»

Следователь указал на разночтения в описаниях странгуляционной полосы, данных по результатам осмотра на месте обнаружения трупа и в морге: «При осмотре трупа Ивасюка В. М. на месте происшествия 18.05.79 г Вы указали, что странгуляционная борозда прерывается на участке 1,5 см. При вскрытии трупа Ивасюка В. М. в морге 19.05.79 г записано, что странгуляционная борозда циркулярная. Чем объяснить противоречивость записей?»

Эксперт дал следующий ответ: «При осмотре трупа Ивасюка на месте происшествия, я принял более светлый участок кожи шеи справа сзади по ходу странгуляционной борозды за участок прерывания борозды. При экспертизе трупа в морге, борозда на всём протяжении была однородна и оценена как циркулярная. Этот вывод является правильным.»

В общем, интрига получила довольно простое объяснение, самое простое из всех возможных! В том,