Слишком личное - Наталья Костина

– Люся, – устало спросила подруга, – а что я должна была чувствовать? Да, я была ему… благодарна. Однако все это было достаточно унизительно. Что я вообще с ним связалась. Подумай, кто была я и кто он? Он был совершенно не герой моего романа. Какой-то простой электрик! Но у меня тогда не было выбора…

Она смотрела прямо перед собой невидящими, но все еще не выцветшими, все еще голубыми глазами. У нее тогда действительно не было выбора. Не было… выбора. Не было?

– А… он? Он ведь тебя любил? – допытывалась Людмила Федоровна. Она была чрезвычайно сентиментальна, обожала сериалы и непременно жаждала мелодраматизма.

– Я не знаю. – Ариадна Казимировна не собиралась потакать склонностям подруги и солгала.

А может быть, она утаила правду по какой-то иной причине, о которой не желала напоминать самой себе даже по прошествии стольких лет?

– Он был совершенно посторонний человек, – жестко добавила она. – У нас с ним не было ничего общего.

– И что… он так никогда и не узнал, что у него есть дети?

– А к чему ему было это знать?

– И вы больше никогда не виделись? – продолжала выведывать Людмила Федоровна, утирая глаза. – Никогда?

– Никогда, – подтвердила Ариадна Казимировна. – А зачем нам еще было видеться? У меня появились дети, а он, надо полагать, давно забыл о моем существовании.

– А он знал, как тебя зовут?

– Я сказала ему, что меня зовут Ириной.

– Может быть, он тебя искал…

– Люся, что за вздор! Ну для чего бы он стал меня разыскивать?

– Аринушка, ты же родила ему детей…

– Господи, какие глупости, извини меня, конечно, приходят тебе в голову! У всех, кто там работал, были свои семьи. Наверняка и у него где-то была жена и свои собственные дети. Так чего ради ему еще и мои? И вообще, ты хоть знаешь, сколько детей рождается у женщин не от их родных мужей? По статистике, не меньше двадцати пяти процентов.

– Какой ужас! – всплеснула ладошками Людмила Федоровна. Помолчала и добавила: – Но я все-таки уверена, что он тебя искал…

– Люся, ну что ты придумываешь! Никто меня не искал.

– А может, разыскивал! – продолжала настаивать подруга. – Он, наверное, спрашивал тебя, откуда ты приехала?

– Да, конечно, – помолчав, согласилась Ариадна Казимировна. Затем едко добавила: – Мужчины вообще слишком любопытны, хотя и сваливают этот свой недостаток на нас. А сами сплетничают не хуже баб! Поэтому я и не хотела открывать ни своего имени, ни того, откуда я явилась. Сказала ему, что живу в Новосибирске.

Людмила Федоровна открыла рот и тяжело задышала – сердце давало о себе знать. Столько неприятных событий за последние два дня, да еще и бессонная ночь в придачу! Однако она справилась и спросила – не могла не спросить!

– А… а Лена и Лерочка немного похожи на него, наверное?

– Слава богу, Лерка и Ленка ото всех взяли понемножку. Глаза и фигура у них точно мои, а вот все остальное…

– А фотографии у тебя не сохранилось? – сентиментально сморкаясь в платок, спросила Людмила Федоровна. – Наверное, он дарил тебе на память… Не мог не подарить…

– Люся, какие глупости ты все-таки иногда говоришь! С какой стати он стал бы презентовать мне на память что бы то ни было?

– Я уверена, что он тебя очень сильно любил! – заявила Людмила Федоровна.

Когда Люся впадала в такой раж, спорить с ней было бесполезно.

– Ну, если тебя уже так разобрало… У меня есть одна фотография, где мы вместе. Знаешь, не понимаю зачем, но я хранила ее все эти годы… Сейчас поищу. Кажется, в этом альбоме.

Боже мой, сколько же времени прошло! Малиновый плюш альбома выгорел и потерся на уголках – давно миновала мода и на такие альбомы, и на такие фотографии, где случайные люди сняты вместе. Люди, которых объединяла только какая-нибудь одна неделя, максимум – месяц из всей жизни…

Она задумчиво перелистывала страницы. «На память об отдыхе в Ессентуках», «На память о Сочи», «Депутаты X созыва у памятника Энгельсу»… Еще какие-то бесконечные депутаты, съезды, совещания, открытие каких-то памятников, закладка камней новых домов, заводов, дорог… Это все Аристарх Сергеевич хранил, любил сниматься, она же – нет. Никогда не находила никакой радости в том, чтобы «стать поплотнее», как велит фотограф, сбиться в кучу с совершенно посторонними людьми только для того, чтобы все поместились. Самых рослых и не влезающих в кадр обычно укладывали на переднем плане в позах русалок.

Вот наконец-то и она, единственный снимок, где она запечатлена с отцом своих детей. Посередине – с дежурной натренированной улыбкой главврач, еще какие-то люди в белых халатах, кто они, сейчас и не вспомнить. И в три ряда, на фоне роз и кипарисов, стоят пациентки – счастливо излечившиеся с помощью грязей или с какой-либо иной помощью. Вот и она. Главврач поставила ее на самое почетное место – рядом с собой. Оказывается, она и сейчас может вспомнить этот день и то, что главврач говорила ей, пытаясь вызвать такую необходимую для памятного фото усмешку. И тогда еще ее все называли Адой. Это Люсенька вернула ее старое имя, и не потому, что она ей его сказала, а из-за того, что ей не нравилось имя Ада. Нежная Люся считала, что оно подруге совсем не идет. И к тому же Люся ко всему любит прибавлять ласкательные окончания: Лерочка, Леночка, Ванечка… И она сначала была для нее Ариаднушка, а затем постепенно превратилась в Аринушку…

Людмила Федоровна заинтересованно подвинулась поближе и поправила очки.

– Давай я угадаю, который здесь… Наверное, вот этот!

Бедная Люся! Выбрала самого плечистого, рослого красавца – это был их баянист, массовик-затейник, хромающий оттого, что передвигался на протезе. Однако это не мешало ему ухлестывать за оздоравливающимися дамочками. Арина не сомневалась, что половина детей, привезенных такими, как она, из санатория, была именно от него.

– Нет, – сказала она сухо, поскольку воспоминания все же были не из радостных. – Вот он. Кудрявый. У самого края. Немножко нечетко получился. Наверное, повернул голову, когда фотограф снимал. Ну, все равно, разобрать можно. Волосы Лерка и Ленка все-таки взяли от него.

– Ну, этот тоже… приятный. – Люся встала и поднесла фотографию к настольной лампе, под яркий свет. – Даже, скорее, красивый. Лицо только не в фокусе вышло. Я у тебя лупу возьму… не возражаешь? – Она зашарила рукой по письменному столу. – А… а как его звали, ты знаешь?

– Ну конечно, знаю. Мы же все-таки… общались… некоторое время. Его звали Василий. Вася. Простое русское имя. Люся, что с тобой?

– Ничего… Устала. Сердце что-то… прихватило. – Людмила Федоровна осторожно пристроила альбом на столешницу. – Какая трагедия! – Она вдруг прижала платок к лицу и разрыдалась.