Русь меж двух огней – против Батыя и «псов-рыцарей» - Михаил Елисеев

Как видим, Галицкая летопись выставляет князя в очень неприглядном виде, прямо указывая на то, что Всеволод вышел из ворот «надеясь получить от Батыя жизнь», но именно Ипатьевский летописный свод, как я уже отмечал, относится к князьям Владимиро-Суздальской земли довольно предвзято. Поэтому, не отрицая сам факт визита молодого князя в монгольскую ставку, можно предположить, что цели у него были несколько иные. Да и если сопоставить сообщение Галицкой летописи с другими письменными источниками, то можно заметить одну интересную вещь — встреча Всеволода с Батыем могла произойти только после того, как монголы прорвали главную линию обороны и ворвались в город Мономаха, который никто не оборонял, поскольку сил на это явно уже не было. А вот княжеский Детинец — дело другое, он и по площади-то был невелик, окружая лишь княжеские терема, двор епископа, Успенский и Дмитровский соборы, и потому была надежда, что в нем удастся закрепиться. А главное, стены Детинца были каменные, что исключало возможность поджога, сам же вход в него был защищен мощной, сложенной из белого камня башней с надвратной церковью Иоакима и Анны. Да, там можно было организовать оборону, можно было даже отбить несколько вражеских атак, но, по большому счету, никаких перспектив у защитников не было, и падение последней цитадели Владимира-Суздальского было лишь вопросом времени. Все это Всеволод прекрасно понимал, знал он и то, что случилось с семьей рязанского князя во время штурма города, а потому нет ничего невероятного в том, что молодой князь решил попытаться договориться с Батыем в тот момент, когда все шансы на благополучный исход осады исчезли. Только вот двигал Всеволодом Георгиевичем не страх за собственную шкуру, как указал враждебный суздальскому княжескому дому летописец, а желание спасти свою семью, а также семьи погибших братьев — к этому моменту князя Мстислава источники не упоминают, и можно сделать вывод о том, что он погиб. «И пробив стену у Златых, Ирининых и Медных врат и во многих местах учинив переметы чрез ров, вошли во град со всех сторон и взяли новый град до обеда. Тут убили князей Всеволода и Мстислава Юриевичей, а другие князи и войско ушли в средний град» (В. Татищев). Кто такие эти «другие князи», совершенно непонятно, ведь, кроме сыновей князя Георгия, других князей во Владимире-Суздальском просто не было — вполне возможно, что историк имел в виду, что один из братьев погиб, а другой ушел в город Мономаха. И этот оставшийся в живых князь и был Всеволод Георгиевич, на что и указывает Галицкая летопись. Косвенным подтверждением этого, а также того, что и Мстислав погиб при попытке вырваться из обреченного города, является свидетельство Лаврентьевской летописи. Оно относится ко времени стояния на Сити, и звучит в контексте рассказа очевидца о гибели великокняжеской семьи: «а старшие твои сыновья, Всеволод с братом, вне города убиты». Это напрямую перекликается с рассказом галицкого летописца, с той лишь разницей, что в нем не упоминается Мстислав. Вполне возможно, что средний сын князя Георгия пытался прорваться из гибнущего города и погиб в бою с монголами за пределами городских стен.

Проездная арка Золотых ворот Владимира-Суздальского. XII век. Фото А. Карев

Был ли уверен старший сын великого князя в том, что его переговоры с ханом закончатся благополучно? Конечно, не был уверен, знал он и о том, как монголы относятся к послам — трагедия на реке Воронеже еще была свежа в памяти русских князей. Да и кровь хана Кюлькана была на его руках, и князь понимал, что Батый за нее с него спросит, и спросит люто — но это был шанс, пусть и минимальный, но шанс спасти своих близких, и Всеволод не мог не попытаться его использовать. Он надеялся, что монгольский хан не захочет терять под каменными стенами крепости своих воинов, ряды которых ему на Руси пополнять негде, да и встретившись лицом к лицу с тем, по чьей вине погиб его дядя, не будет расправляться с женщинами и детьми, укрывшимися в Успенском соборе. Очевидно, все эти соображения и подвигли Всеволода Георгиевича вступить с Батыем в переговоры, а тот ответил согласием, велев ему явиться к нему в ставку.

Фраза о том, что князь «вышел из города с частью дружины, неся с собой богатые дары», явно вставлена летописцем для красного словца и нагнетания ситуации — зачем Всеволоду рисковать остатками дружины и брать преданных ему гридней с собой? Если что и случится с ним, все равно они не сумеют защитить его от всей Батыевой орды, а вот в Детинце от этих воинов пользы будет больше. Ну а что касается даров, то я думаю, что времени у него просто не было их собирать, поскольку счет шел на минуты, а орда уже изготовилась к штурму Детинца, и сколько еще времени соизволит ждать князя монгольский хан, было неизвестно. И потому отправился Всеволод Георгиевич в ставку Батыя один, а когда предстал перед ханом, то тот сразу же распорядился убить старшего сына князя Георгия — тургауды зарезали молодого князя и бросили его безжизненное тело к ногам своего повелителя.

А затем грянул штурм — и был он яростен и скоротечен. Приставив к стенам лестницы, монголы ринулись наверх, нукеры карабкались по веревкам и арканам, в створки ворот ударили тяжелым бревном. Рубились на стене и в каменных галереях, в башнях и на скользких от крови лестницах, под аркой надвратной башни и у зубчатых бойниц. Прорвавшись к воротам, ханские тургауды перебили защищавших их гридней, сбили засовы и распахнули дубовые створы — монголы потоком хлынули в поверженный Детинец. Часть русских ратников отступила в княжеские терема и там продолжила сражаться, другие же приняли последний бой на паперти Успенского собора, где и полегли под ударами монгольских копий и стрел. После этого наступил последний акт трагедии.

Тысячи людей, которые набились в Детинец, надеясь спастись за его каменными стенами от огня и страшных степняков, были либо изрублены, либо взяты в полон озверелыми от яростного побоища монголами. Добив последних защитников, нукеры связывали пленников десятками и гнали их прочь, желая к прибытию хана полностью очистить от них княжескую крепость и прорваться в Успенский собор, где находилась семья Георгия Всеволодовича. Ударами бревен им удалось выбить главные врата, и толпа кочевников хлынула внутрь собора, за толстыми стенами которого укрылись сотни знатных людей столицы Северо-Восточной Руси. В узком проходе их атаковали последние дружинники, ударами мечей, шестоперов и боевых топоров они навалили на каменном полу целую кучу мертвых монгольских тел, но нукеры разбили боковые двери и хлынули в собор с разных сторон. Русские воины ринулись на хоры, где находилась княжеская семья, а монголы набросились на тех, кто в поисках спасения укрывался в соборном храме города Владимира. Тех, кто уцелел в этой жуткой резне, выгоняли на улицу, а монголы начали карабкаться наверх по лестнице, надеясь забраться на хоры и захватить там княгиню Агафью со снохами и внуками. Но далеко они продвинуться не смогли — на узкой лестнице степняков встретили гридни из личной охраны княжеской семьи, они яростно рубили и кололи нападавших, ударами щитов скидывали с крутых ступенек и в итоге обратили в бегство. Несколько следующих попыток тоже не увенчались успехом, тела монгольских воинов валялись на забрызганной кровью лестнице, а продвижения наверх по-прежнему не было. Тех нукеров, которые пытались взобраться на хоры по приставным лестницам, гридни секли мечами, а великокняжескую семью прикрывали большими красными щитами от летящих снизу стрел.

И тогда по приказу прибывшего в Детинец хана тургауды стали ломать близлежащие дома и заборы, а бревна и доски сносить в Успенский собор и сваливать в огромную кучу внутри. Все, кто в этот момент находились на хорах, понимали, что произойдет дальше, но на предложение хана сдаться на его милость ответили отказом, чем очень сильно разозлили Батыя, ведь не сумев захватить в плен великокняжескую семью, он лишался очень важного козыря в борьбе с князем Георгием. И княгиня Агафья и епископ Митрофан в эти последние минуты своей жизни даже мысли не допускали, чтобы пойти на поклон к степному варвару, они предпочитали сражаться до конца и с честью погибнуть за свою землю и своего князя. Глядя сверху на метавшихся по собору озверелых дикарей, те, кто укрылся на хорах, прекрасно понимали, что жить им осталось совсем немного и шансов на спасение нет. Еще вчера они повелевали тысячами людей, а сегодня все свободное пространство, на котором они укрылись, исчислялось лишь несколькими саженями. И владимирский епископ, и княгиня Агафья со всей семьей видели, как монголы натащили внутрь древнего храма огромные кучи досок и бревен, видели, как нукеры поджигают их и выбегают из собора прочь, но по-прежнему остались тверды в своем решении — лучше смерть, чем плен. Гигантское пламя, полыхнувшее внутри Успенского собора, ознаменовало падение столицы Северо-Восточной Руси, стольного города Владимира-Суздальского. От едкого, удушающего дыма на хорах погибли все близкие и родные Великого князя — жена, младшая дочь Феодора, снохи и внуки, а также разделивший судьбу своей паствы епископ Митрофан. Сам собор был выжжен изнутри и разграблен монголами так же, как и весь остальной город, от которого, как и от Рязани, остались «дым и пепел».