Без воздуха - Загорцев Андрей Владимирович

— После уничтожения берегового патруля и подхода шлюпки проделать три коридора в противотанковых заграждениях и минных полях. Время на замедлителях — шесть часов.

— Есть! — отвечаю я и вспоминаю — хватит ли мне запасов взрывчатки и замедлителей. Тут полоса прибоя, поэтому с электрической цепью для подрыва лучше не связываться.

Подполковника колотит от холода.

Он смотрит на часы и мычит:

— Надо уходить отсюда, но именно в это время патрули проводят проверку прибрежной линии.

— Две минуты! — говорит нам Поповских, и мы расползаемся по берегу.

Вот они идут! Так, главное — унять дрожь! Пакет с РПК уже давно сдернут.

Пулемет за спину, ползу вперед. Пистолет в руках, глушитель пристегнут. Не выползти бы на линию огня всей группы.

Я вижу двух морских пехотинцев в широкополых панамах. Это мои, головной дозор, идут парой. У одного из них за спиной торчит антенна станции.

Чуть подальше основные силы, человек восемь, идут скученно, без боевого порядка. Слышны вялые переругивания. Сержант пытается всех выстроить, но ничего у него не выходит.

Вот-вот, милые, так и идите. Будете прекрасной целью для автоматчиков с приборами бесшумной стрельбы.

Самые дальние — группа тылового прикрытия и огневой поддержки. Их трое, один с тяжелым пулеметом. Эти для снайпера, дальность для автоматчиков велика. Звуки прибоя и крики птиц заглушат шум выстрела. Вряд ли у основных береговых укреплений кто-то его услышат.

По-идее, тут еще должен быть джип с тяжелой пулеметной установкой, радиостанцией и медиком— санинструктором, по которому будет отрабатывать наш гранатометчик Гобой, сидящий в шлюпке. Но, как говорил Поповских, накладки и неразбериха свойственны всем армиям мира, особенно в зоне конфликтов. Наверное, машина поломалась.

Команду я даже не услышал, а почувствовал всем телом. Тут же заработали автоматы с глушителями.

Я встаю на колено и бью из пистолета. Есть двое! Я как чертик выскакиваю из воды и достреливаю остальные патроны по целям автоматчиков, скорее всего, добиваю раненых. Перезаряжаю пистолет, сую его в кобуру, перехватываю пулемет в готовности открыть огонь, меняю позицию. Про холод совсем забыл.

Все, конец. Досмотр.

За один раз положили тринадцать человек. Раненных у американцев нет, все мертвы. За оружие никто не успел схватиться. Они так и не поняли, что с ними произошло.

С трофеями разбираться некогда. Мертвых мы затаскиваем под камни. Поповских забирает только радиостанцию и переговорные таблицы. Быстрее, скоро начнет светать.

Подполковник из главка работал наравне со всеми, во время контакта вел огонь из своего «стечкина», перетаскивал и шмонал трупы. Видно было, что такая работа ему далеко не в новинку, все быстро, без лишних движений и суеты.

Шлюпка уже возле берега. Мы затаскиваем ее за прибрежные камни, маскируем, как уж можем, выставляем охранение, рассыпаемся по берегу.

Я ношусь вокруг железных противотанковых ежей и минирую их, укрепляю заряды в местах сварки. Мы с Зеленым ставим замыкатели, обозначаем время замедления.

Подполковник сидит возле рюкзака командира группы, смотрит по сторонам и трясется от холода. Я заметил краем глаза, как каплей подал ему плоскую металлическую фляжку. Подполковник с жадностью к ней присосался. Поповских сидит рядом со связистами и сам работает со станцией.

Все, с минированием я справился. Доклад.

Каплей что-то записывает у себя в блокноте, говорит нам, что движение через пять минут. Мы проверяемся, готовимся. Федос, разозленный тем, что не участвовал в огневом контакте, прикрывал нас со шлюпки, изредка порыкивает на матросов, словно цепной пес. С момента высадки, оказывается, и часа не прошло. Холод снова пробирается под мокрую одежду.

Мы с Зеленым бежим по ранее отмеченному курсу. Вот выходы с побережья. Мы достаем щупы, скручиваем их и метр за метром движемся вперед. Однако пусто! Прошли по радиусу — то же самое. Твою же мать! Нет тут минного поля. Скорее всего, американцы не успели создать полосу минирования. Это выйдет им боком.

Докладываю группному. Тот кивает и дает команду бегом. Отлично, хоть согреемся.

Подполковник бежит вместе с нами. Неужто и дальше выдержит? Хотя командир десанта говорил, что он будет при нас только на высадке.

Мы пробегаем мимо нагромождения скал. Рядом полоса джунглей, за которыми угадывается большое количество огней. Вдалеке, возле сопки, видна дорога, на которой вытянута колонна техники различного назначения. Ближе к морю заметны свежие профили земляных сооружений и окопов, даже угадываются фигуры часовых. На самой линии горизонта, к западу от нашего курса, еле-еле различимы антенные поля и какие-то вышки. Там наверняка оборудуется полевой аэродром.

Мы держим курс на сопку, откуда командир будет корректировать огонь артиллерии. Ходу туда часа два. По времени вполне укладываемся.

Я на бегу смотрю в свою карту. Вот сопка, к которой мы движемся, в самом углу, почти на обрезе. Ну а дальше — знакомая местность. Азимуты и ориентиры я до сих пор помню. Задача — поиск замаскированной укрепленной базы и ракетной батареи. Это наверняка та самая, которую мы обнаруживали раньше. Теперь, как я понимаю, она может понаделать шороху при высадке второй волны десанта и подходе кораблей обеспечения.

Когда узнал про поиск батареи, я чуть не подпрыгнул от радости. Я ведь знаю, где она располагалась. Потом, конечно, чуть остыл. Ракетные установки подвижные, вряд ли они стоят по нескольку дней в одном и том же месте. Плюс пункт управления скрытой базы. Где его искать?

Так в мыслях я добежал до возвышенности и стал карабкаться по склону. Вот и верхушка. Чуть ниже есть отличная полянка для выставления поста наблюдения и корректировки. Море и полоса высадки как на ладони.

Вон колонна бронетехники. Ее много. Американцы планируют серьезную операцию, хотят с тыла долбануть по северовьетнамцам. Да ладно, у нас задача — наведение артиллерии.

Мы организуем наблюдательный пост, выставляем охранение. Высадка начнется ровно в четырнадцать часов по местному времени, а сейчас только десять. Торопиться нам некуда. Смирнов и Уткин носятся со своими антеннами. Федос организует дневку. Мы с Зеленым распаковываем рюкзаки.

Тут от каплея поступила команда:

— Внимание, группа! Форма одежды номер восемь! Мокрое сушим, готовимся к переходу! Зам — чай, охранение!

— Что за форма восемь? — удивленно спросил я у Федоса, руководившего разбивкой дневки и одновременно потрошившего свой рюкзак.

— Что спиздили, то и носим, — сказал Саня, скинул с себя мокрый комбез и американскую футболку.

Он достал из недр рюкзака потасканные спортивные штаны, коричневый водолазный свитер, напялил все, а сверху надел сухой американский маскхалат.

— Ты когда с минерами носился, нам каплей сказал, что на выходах мы можем красоваться хоть в трусах и пилотках. Главное, чтобы удобно было и все не советского производства. Легендирование групп никто не отменял. Противник наш при длительных выходах тоже не очень форму одежды блюдет, — продолжил Зеленый, напяливая на себя широкополую панаму и переобуваясь в старые затасканные кроссовки.

Матросы переодевались кто во что. Один напялил поверх маскхалата драный пуховичок, другой щеголял в вязаной спортивной шапочке типа лыжной. Круче всех выпендрились связисты. У каждого из них при себе оказалось по комплекту зеленой формы из какого-то плотного материала с капюшонами и штанами на подтяжках.

— Горный костюм американских морпехов. — похвастался Уткин. — В учебке урвали.

Ну, я тоже парень запасливый, недаром с минерами общался, кое-каким советам внял. На дне рюкзака у меня припасен старый спортивный костюм, джинсовые кеды и бейсболка с велосипедными перчатками, подаренными Дитером. Спортивку я надел под низ, на нее напялил маскхалат. Ноги обмотал старыми добрыми портянками и обулся в кеды. Теперь черную бейсболку на башню и перчатки на руки.

— Вылитый янки! — сыронизировал Зеленый. — Ты бы еще очки-лисички напялил, и на любой деревенской дискотеке все девки твои.