Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки - Наташа Нечаева

Я подобрала треснувшие ровно посередке очки, кое-как присобачила их на переносицу. Но как только я отвела руки, в надежде побаюкать все еще стреляющее огнем колено, очки свалились с носа и приняли вид двух совершенно самостоятельных половинок.

– У-у-у… – громко и горестно подвывала я, понимая, что вполне могу остаться тут навсегда, превратившись в одну из красивых ледяшек. Ведь если я ослепну, то и дорогу назад найти не смогу! – У-у-у…

Мой несчастный вой тихо, но вполне слышно отражался от льдины, рядом с которой я сидела.

– Мамочка, – зарыдала я. – Меня тут никто никогда не найдет! И не услышит! И не увидит! Сколько народу сгинуло в Арктике вот так, бесследно, я не хочу. Не хочу!

Спасение из страшного ледяного плена было единственным: помочь себе самой. Я попробовала встать на ноги и тут же застонала: колено совершенно не гнулось! Приволакивая ногу, помогая себе одной рукой, потому что вторая из-за бездействия плеча просто висела плетью, я поползла вперед, к людям. Опорная кисть, наступив на что-то скользкое и влажное, соскользнула. Снова оказавшись лицом к лицу с равнодушной вечностью, я вдруг увидела прямо перед глазами растерзанную желтую тряпку, от которой шел знакомый сладковатый дух. Приподняла.

Кожура от банана! Та самая, которую я запулила в доктора. Значит, именно на ней я поскользнулась, и именно доктор виновник свершившегося со мной несчастья! Правильно я его назвала – доктор Смерть!

Стало еще обиднее и больнее. Я привстала, размахнулась и запустила остатки коварного фрукта куда-то в арктическую даль, за льдины. Вытерла слезы. Собрала в кулак всю волю и мужество и упорно двинулась вперед.

Наверно, я не очень удачно выбрала направление. Ползла-ползла, а люди все не встречались. И что? Вот так, во цвете лет, сгинуть во льдах? Как же мне определиться без компаса? И тут мне стало совсем плохо, я вспомнила, что в здешних географических условиях мне и компас не поможет! Куда ни плюнь – везде юг. Полюс! Значит, вперед, и только вперед, пока есть силы. Остановлюсь – замерзну. А так, может, меня и найдут. Наверняка перед отходом ледокола проверят списочный состав!

«Так, стоп, – меня прошиб горячий пот, – но моей фамилии и в списках нет! Как и Бокова. Значит, нас вообще никто может не хватиться? То есть если в дуэльной схватке сейчас победит не Боков, а Чурилин, то. Белый мишка, тот самый, найдет через пару дней два хладных трупа».

Интересно, медведи едят человечину? А замороженную?

Что? Быть съеденной вместо рыбы этим мохнатым чудовищем? Нет! Дойду! Обязана дойти, хотя бы для того, чтобы раненый Боков не остался тут один. Вдруг Чурилин убьет его не до конца? Я должна спасти и себя, и Антона! Если не я, то кто?

Верно говорят: правильное решение – половина успеха! У меня заметно прибавилось сил, и даже боль подутихла. Сжав зубы, я снова двинулась вперед. Доковыляла до прохода меж льдинами, как мне помнилось, именно тут я настигала увертливого доктора, присела передохнуть и оглядеться. Откинулась спиной на торос и в проеме между двумя ледяными глыбами увидела людей. Совсем рядом, ну просто – рукой подать. От дикой радости, а может, из-за начавшей вновь прогрессировать слепоты я их не сразу узнала, просто две темные фигуры на белом фоне, зато их разговор, отскакивающий от блестящих полированных граней торосов, уходил вверх, прямо ко мне, и был слышен превосходно.

– Я чуть с ума не сошел, когда понял, что ты сбежал. Я искал тебя! Приезжал домой, звонил! Мне сказали, что ты закрылся в загородном доме.

– Да, я всем сказал именно это. Чтоб отстали. Чтоб не мучиться. Я не мог больше выносить этой пытки. У меня не получилось жить без тебя.

– Дурачок! Это судьба. И мне плевать на весь мир! Я хочу быть с тобой. Всегда, везде, всю жизнь. Мы уедем. В Европу, в Америку, куда хочешь!

– Как ты меня нашел? После нашей ссоры я решил, что мне незачем жить.

– Ты с ума сошел! А как же я?

– Я оказался слабым, я не смог…

Мое сознание дало однозначный сбой. Причем настолько сильный, что, видимо, я начала галлюцинировать. Иначе как объяснить то, что слышат мои уши?

Голоса… Разве их можно не узнать? Один, с хрипотцой, прерывистый и взволнованный, – Боков. Второй – мягче, тише, почти плачущий – Чурилин. Но ведь этого не может быть! О чем они говорят? «Я хочу быть с тобой», «Я не могу без тебя». Там есть кто-то третий?

Вытащив из кармашка куртки остатки очков, я приставила их к глазам. Картинка нарисовалась четче, и от этого мне стало еще тоскливее: мои поклонники стояли вдвоем. Вернее, уже не стояли!

Боков, присев на корточки, положил голову на колени Чурилина, обняв его за бедра, а Павлик нежно гладил его по голове и, время от времени наклоняясь, целовал в макушку.

– Я не понял, как ты меня нашел, – счастливо переспросил Чурилин. – Я тут под другой фамилией, подстригся, осветлился.

– Глупый! Зачем ты срезал мои любимые кудри? Мой мальчик, мой чернокудрый бесенок!

– Я тебе не нравлюсь таким?

– Любым! Я люблю тебя любого! Я тебя нашел, знал, что найду! Когда эта девочка, Даша, сказала, что ты отправился на полюс.

– Ты приехал с ней. Я думал.

– Глупый! Я чуть с ума не сошел от ревности, когда она мне сказала о вашем романе!

– О нашем романе? У нас ничего не было и быть не могло!

– Знаю, теперь знаю, но эта неделя была кошмаром, как и вся жизнь с того дня, когда ты меня бросил.

– Я – тебя? Это ты меня бросил!

– Я? Никогда! Ты все неправильно понял! Те фотографии – это кинопробы одной актрисы, рядом не нашлось партнера, сняли меня, вот и все.

– Значит, ты мне не изменял?

– Нет! Никогда! Я люблю тебя. Только тебя, веришь?

– Милый!

Боков оторвал лицо от колен Чурилина, поднял глаза, и Павлик… мой Павлик… осыпал его нежными короткими поцелуями.

У меня бред. В последней стадии.

– Ты стал писать еще лучше! Тот портрет. Я чуть с ума не сошел, когда увидел! Решил, что ты влюбился в эту пустую девицу.

– Как вообще можно влюбиться в девицу? Ты с ума сошел?

– Но на портрете такая любовь! Это шедевр!

– Ты не понял? Не может быть! Ты правда не понял? Ты не увидел в портрете себя?

– Себя?

– Конечно! Как у Леонардо! За женским лицом проглядывает мужское, я думал, ты поймешь.

Вот. Вот и разгадка. Вот что мне мешало насладиться своей совершенной красотой кисти Чурилина! Вот что проглядывало там, сквозь мои нежные и прекрасные черты. Вернее, кто.

Боков. Как же я сразу не догадалась? Значит, я не брежу. Значит.

О, господи! За что мне все это?

– Но ты ей подарил этот портрет!

– Я? Нет!

– Да! Она сама мне хвасталась.

– Не может быть. Я ничего не помню. Без тебя все дни как в тумане. Что-то говорил, что-то делал. А в голове – только ты.

– Ты не проговорился?

– О чем? О нас с тобой? Нет, конечно! Самовлюбленная маленькая дурочка. Хотя, впрочем, очень мила. Кажется, она в меня влюбилась.

– В тебя? Не обольщайся! Она влюбилась в меня, причем с первого взгляда!

– Да ладно, какая разница! Хотя, мне кажется, ей все равно, в кого влюбляться. Девочка просто ищет богатого и перспективного мужа.

Что? Это обо мне? Это я – самовлюбленная маленькая дура, ищущая мужа? И это за то, что я, можно сказать, рискуя жизнью, соединила влюбленных и поступилась собственным счастьем?

Геи. Вот, значит, вы какие! Неблагодарные, бесчувственные! А Макс. Вот в чем разгадка «случайной» потери телефона Чурилина? Конечно, он сразу выяснил это по своим каналам. Потому и сказал, что у нас ничего не получится. Теперь понятно, что имел в виду и сам Боков, когда говорил, как сильно я заблуждаюсь. И их общая индифферентность по отношению ко мне теперь тоже вполне объяснима. И странные слова Антона НПГ-шникам: «Я не по этим делам.» Выходит, знали все, кроме меня. И Ильдара. Хотя Ильдар вряд ли боковской ориентацией интересовался. Про бизнес и состояние узнал, а о главном. Эх. То есть эти два голубчика обманули не только меня, а всю мою семью! Те-то, наверное, на Мальдивах уже список гостей на свадьбу составляют, из-за праздничного меню грызутся. Бедные!

– Завтра будет вертолет. Мы улетим с тобой вдвоем. От всех. И не расстанемся больше никогда. Ни на миг, ни на час. Хочешь в Англию? Там можно официально пожениться. Купим дом, у тебя будет роскошная мастерская.

– Потом. Все потом. А сейчас я хочу быть только с тобой. У меня прекрасная каюта. Целую неделю нас никто не потревожит. Я буду писать тебя. Тебя и снег. Тебя и вечность. Вечность и любовь.

Они целовались. Страстно, нежно, не замечая ничего вокруг.

Я никогда не видела, как целуются мужчины. Оказалось – точно так же, как и все остальные. Это было так трогательно, так необычно, что у меня даже злость прошла. Но одновременно почему-то стало еще обиднее. Меня почему-то никто из этой парочки так не целовал! И слов таких не говорил. Кавалеры, называется! А ведь были влюблены! Оба! Что бы они сейчас друг другу не втюхивали. Или я ничего не понимаю в людях вообще и в мужчинах в частности. А это, разумеется, не так. Меня профессия обязывает разбираться в социуме. Конечно, теперь все ясно, но все равно досадно! С другой стороны. Если б с кем-то из них у нас дошло до секса? А потом я бы увидела все вот это? Ох, не знаю, как бы мне удалось сей конфуз пережить!