Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки - Наташа Нечаева

Немцы пуляли в воздух из крошечных ракетниц, перекрывая залпы слаженными воплями «Es lebe Deutschland!» и громко чокаясь после каждого выстрела. Французы, взявшись за плечи и высоко вскидывая ноги, кружились вокруг одного из столов, на котором в одно из громадных зеленых яблок был воткнут пластиковый флажок Четвертой республики.

Наши – группу заговорщиков я узнала исключительно по мерзкой роже перепластованного бинтами Рыкова – кушали водочку, заедая икоркой и рыбкой. В этой же компании находился капитан, что-то громко и весело рассказывающий. Бокова, однако, среди российской диаспоры не наблюдалось. И хорошо, чем позже увидимся, тем лучше для всех.

Чурилина, кстати, тоже нигде не было. Да и поди найди близнеца среди сотни подобных! Без униформы-то только мы с Антошей, все остальные – полярники до мозга костей: красный верх, черный низ. Плюс непременные солнечные очки. А головы большинства еще и капюшонами укрыты. То есть даже по цвету волос не вычленить искомое. Доктор, кстати, тоже неизвестно где запропал. Ну и ладно!

Я сошла с ворсистого коврика прямо на лед, чуть разогнавшись, проехалась по отполированной вечностью дорожке, притормозила, зацепившись за острый небольшой торосик, и зарулила за стоящую торчком надменную льдину. Плоская и гладкая, как громадный оплавленный осколок прозрачно-голубого стекла, она чудесным образом отгородила меня от народа, втянув в себя и звуки, и голоса. Я присела на корточки и принялась рассматривать бирюзово-серебряную толщу под ногами.

Ощущение было странное. Умом я понимала, что между мной и земной твердью несколько километров льда и воды, а сердцем принять эту истину не могла! Плоскость под ногами ощущалась незыблемо прочной и надежной. Белые лохматые прожилки, как замерзшие кровеносные сосуды, пронизывали насквозь сине-зеленое тело льдины. Изнутри что-то таинственно мерцало, будто в самой глубине, невидной и неощущаемой, пульсировала неизвестная и загадочная жизнь. Она проистекала сама по себе, совершенно независимая ни от меня, ни от воздуха вокруг, ни от розовых облаков, ни от прятавшегося в них солнца. Скорее всего, ни про что из вышеперечисленного эта удивительная жизнь просто не ведала.

Я гладила рукой нежную бирюзу, прижималась к ней почти носом, чтоб хоть чуточку разглядеть, что так зазывно и радушно просвечивает сквозь прозрачную массу из океанских глубин.

Даже сняла очки, закрывшись ковшиком ладоней от всепроникающего света. Цвета засияли ярче, свечение изнутри настойчивей и активней, словно резко улучшилась настройка толстенного экрана. Понятней, однако, так ничего и не стало.

Что могло гореть и двигаться внутри замерзшей льдины? Какие такие огни Святого Эльма? Вот именно! Короче, нагляделась я так, что у меня элементарно закружилась голова, причем так мгновенно и сильно, что я, не сохранив равновесие, боком плюхнулась на лед, проехалась вперед в положении эмбриона и уткнулась в тупичок, образованный двумя милыми субтильными льдинками. Подняла голову и в дырке меж двумя голубыми гранями увидела Чурилина.

Павлик сидел в совершенном одиночестве на каком-то плоском ледяном возвышении и быстро-быстро возил рукой по планшетке с зажатым скобкой белым листом.

Рисует!

Отчего-то эта мысль вселила в меня чувство радостной гордости за будущего супруга: все гуляют, веселятся, а он – трудится. Художник! Творец! Мессия!

Я кинулась было к Чурилину, да оказалось, что площадка между нами сплошь утыкана острыми, как нарочно зазубренными, кусками льда. Будто специально! Будто их воткнули в снег, создавая непроходимую полосу препятствий.

Кричать я не стала, боясь спугнуть вдохновение, одухотворявшее летающую кисть Павлуши, и двинулась в обход. Обход был возможен лишь через место общего ликования, и меня тут же подхватил веселый хоровод, в котором кружились, голося на разных наречиях, но одинаково счастливо, вновь испеченные покорители Арктики. За одну руку – долговязая пожилая тетка, за другую – чернобровый толстячок, и я закружилась в стремительном общем вращении. В центре круга стоял черно-полосатый шест, на верхушке которого крепилась табличка «Северный полюс», вокруг нее и гарцевали довольные полярники. Прямо у шеста разместился крошечный столик, на котором высились стаканы с разноцветной жидкостью. Чуть ли не каждое мгновение кто-то из танцоров выскакивал на середину, хватал стакан и нырял обратно в круг. Юркие официанты тут же восполняли недостачу. Потому изобилие на макушке земного шара было абсолютным и не думало иссякать.

– Дашка, ложись! Зайцы летят! – Вдруг услышала я зычный крик прямо над ухом и увидала светло улыбающуюся рожу доктора Жоры.

– Ах ты гад!

Я вырвала руки из радушных хороводных объятий и кинулась на противного эскулапа, целясь кулаком прямо в глаз! Жорик увернулся и, хохоча, помчался от меня, петляя по льду. Ясное дело, пришлось метнуться за ним. Он оказался проворнее, все же на его ногах были специальные полярные ботинки, которые не скользили, а на моих – дешевый Adidas. Уходя в юз на поворотах, чуть не заваливаясь, я поняла, что силы не равны и моя обида, скорее всего, останется неотмщенной. Этого допустить было никак нельзя! Я притормозила, ища, чем бы мне запустить в противную рожу, но на пути стоял лишь сиротливый столик с громадной вазой фруктов. Сверху торчком торчали здоровущие спелые бананы.

Перехватив один, самый увесистый, я изловчилась и запустила заморским продуктом прямо в хохочущего доктора. Не рассчитала равновесия и растянулась на льду.

Жорик оказался куда ловчее меня, поймал банан, заскочил, как обезьяна, на ближнюю ледянку и, наблюдая, как я пытаюсь собрать со льда расбросанные конечности, спокойно очистил его и целиком затолкнул в рот.

– Чего разлеглась? – крикнул он мне сверху. – Вставай! Зайцы летят!

Упоминание об арктических людоедах придало мне новые силы, я вскочила и – тут же растянулась еще раз.

Жорик заржал на всю Арктику, размахнувшись, запустил в меня желтую пращу банановой кожуры. Тяжелая шкурка обидно шмякнулась мне в плечо, я приподнялась на локте и метко пульнула ее обратно. На сей раз мои мучения были вознаграждены: банановые остатки вмазались точнехонько в лобешник милому доктору.

– Один-один! – Он спрыгнул ко мне и протянул примирительную руку: – Вставай!

– Даша! Что с тобой? Ты упала? – Одновременно с доктором мы обернулись на голос и застыли.

В метре от нас стоял бледный и измученный Боков.

– Антоша! – потянулась к нему я. – Хорошо, что ты нашелся! Как самочувствие? Тебе лучше?

– Откуда ты знаешь? – смущаясь, спросил он.

– Так… как же… Всех же предупредили, вдруг инфекция?

– Док, – повернула к Жорику бледное лицо надежда Голливуда, – ты же мне сказал, что это – реакция на вибрацию? О какой инфекции речь? Кто-то еще заболел?

– Никто, – уверила я. – Только я. Глаза – видишь?

– Ну ладно, вы тут разбирайтесь, а я пойду, – попятился доктор. – Я же на дежурстве! Если что – к вашим услугам.

– Док, так у меня точно никакой заразы нет? – подозрительно переспросил Боков.

– Откуда я знаю? – пожал плечами эскулап. – Я ж анализы сделать не могу. Хотите, завтра вертолет будет, на Большую землю отправим, в лабораторию.

Боков окончательно сник. Видно, вполне успел проникнуться американским фанатизмом по поводу собственного здоровья. Да, отрыв от родины даром ни для кого не проходит.

– Чурилин здесь? – вдруг спросил он совершенно не к месту.

Ну, надо же! Еле живой, практически при смерти, а туда же! Что с мужчинами ревность делает! Одно хорошо, в таком состоянии он вряд ли на убийство решится, сил не хватит. Да и Павлик, как я понимаю, сегодня тоже не в форме. Значит, все обойдется просто обменом любезностями. Уже легче. А то и помирятся, объединенные общим поносом.

– Здесь, – равнодушно отмахнулась я. – Вон там, за торосом, эскизы малюет.

– Там? – Боков вдруг побледнел еще больше, почти сравнявшись по цвету с окружающей снежной действительностью, и рванул в указанную мной сторону.

– Куда?! – крикнула я, вдруг сообразив, что в пылу аффекта его силы могут удесятериться, а не ожидающий подвоха Чурилин окажется немощным и беззащитным. – Стой!

Боков, однако, не обратив на мои слова никакого внимания, уже несся вперед тяжелой неуклюжей рысью.

Я вскочила и рванула за ним. И уже почти догнала, почти схватила пальцами за рукав куртки, как вдруг моя правая нога, потеряв точку опоры, нагло вильнула в отдельную от меня сторону, подсекла левую, и я со всего маху грохнулась на колени и тут же, проехав на них по льду, впилилась плечом в ближнюю льдину.

Очки отлетели в сторону, меня пронзила такая боль, что я дико заорала. Колени – оба, особенно левое – пуляли в мое несчастное тело электрические разряды неимоверной силы, заставляя стонать и раскачиваться. Ушибленное плечо горело тугим горячим огнем, перед глазами плясали миллиарды возгорающихся, вспыхивающих и гаснущих звезд. И никого! Ни одного человека рядом! Доктора и след простыл, а ненормальный Отелло давно скрылся за торосами.