Улица отчаяния - Йен Бенкс

Само собой, мы не могли все время загораживать сцену Завесой, как бы там она ни смотрелась; мы установили целую батарею мощных вентиляторов и чего-то вроде малость ослабленных мин направленного действия и потому могли не выключать Завесу, а пробивать в ней огромную дырку, появляться перед залом в мощном, подсвеченном сзади всплеске дыма, звука и света. Кроме того, у нас имелись большие операторские краны, движущиеся платформы и подвесные системы, позволявшие нам неожиданно прорываться через Завесу практически в любом ее месте.

Обкатав программу в привычных условиях — на британских слушателях и без Завесы, мы переправились через «лужу» и начали американскую часть своего мирового турне. После США нам предстояло посетить Южную Америку, Японию, Австралию и даже — впервые в нашей практике — Индию и Нигерию. Далее намечалось возвращение через Европу (Восточную и Западную) и Скандинавию с заключительной серией концертов дома, в Британии.

Незадолго до этого вышел наконец «Найфэдж» [67], работу над которым мы начали еще в 1978 году. Мы записывали этот чисто инструментальный, кошмарно дорогой в производстве и непредвиденно длинный (намечался одиночным, а вышел двойным) альбом в течение двух лет, а затем убили еще год на его микширование. После таких заморочек работа над «And So The Spell Is Ended» [68], выпущенным в конце 1979 года, казалась простой и быстрой, хотя этот альбом и был самым сложным музыкально и самым расточительным по студийному времени из всего, что мы когда-нибудь записывали, не считая «Найфэдж».

Даже песни из «Все кончилось» начали казаться мне слишком искусственными; некоторые треки из этого альбома заняли у нас больше времени, чем весь «Жидкий лед». Мы становились излишне придирчивыми, исхищренная филигрань звукооператорской работы, умноженная на беспредельные возможности микширования, заслоняла от нас самое музыку. Зачинщиком был Уэс с его вечным стремлением к недостижимому совершенству, но вскоре это поветрие коснулось и всех остальных. В нас появилось что-то такое… ну, не знаю. Пресыщенность, даже упадничество.

Оглядываясь назад, я удивляюсь, что это не случилось с нами много раньше, ведь мы и с самого начала не то чтобы очень рвались угождать вкусам улицы.

«And So The Spell Is Ended» стал платиновым буквально в наносекунду, он продавался лучше всего, сделанного нами прежде. Это был скованный, лишенный свободного дыхания, перепродюсированный альбом, собрание хромых, на костылях ковыляющих песен, и все же он продавался. Неделю за неделей он занимал первую строчку в американских чартах, некоторые магазины продавали его с ограничениями, чуть ли не по штуке в руки, в некоторых городах им торговали прямо с грузовиков. Я предложил выпустить для удовольствия воинствующих фундаменталистов специальное легковоспламеняющееся издание — запрессовать, к примеру, и в конверт, и в винил какую-нибудь пиротехнику, но это разумное, человеколюбивое начинание было грубо отвергнуто фирмой «Эй-ар-си», каковую к этому времени возглавлял не кто иной, как Рик Тамбер.

На этот раз очередь получать в Нью-Йорке платиновый альбом была моя. На церемонии вручения я сильно надрался и малость опозорился. Мне казалось, что я тогда же и потерял эту дурацкую штуку, но пару лет назад, уже тут, в церкви, она обнаружилась при разборке какого-то ящика со старым барахлом. Я извлек пластинку из стеклянного футляра и поставил ее на проигрыватель, чисто для смеха.

И услышал оркестр Джеймса Ласта.

Господи, у нас и лейблы-то разные.

Хотите все это в сжатом виде?

П-ф-ф. Кап-кап-кап. Щелк. И-и-и. Бух, плюх. Д-з-з-т. Би-и-и-ип.

Б-и-и-ип — это когда Дейви умирал. Дейви умер. Произошло это следующим образом.

Мы выступали в Бостоне, Нью-Йорке, Филадельфии, Вашингтоне и Атланте, и все шло великолепно; билеты разлетались за час-другой, публика стояла на ушах, и даже фундаменталисты почти оставили нас своими заботами, отчасти, возможно, потому, что Дейв с Кристиной снова сошлись и вслух объявили о своем намерении пожениться, создать семью. Кроме того, появилось несколько эксклюзивных, богато иллюстрированных статей о стабильной, образцово буржуазной семейной жизни Микки Уотсона. Для пущей безопасности Большой Сэм озаботился, чтобы меня надежно оградили от всех интервьюеров, и распустил слух, что в тот раз я просто оттягивался, рассказывал юной, малоопытной журналистке всяческие страсти, а она, дура, и поверила. В результате всего этого шобла «морального большинства» и ребята, считающие, что Вселенной шесть с чем-то там тысяч лет, малость от нас подотстали.

И все равно мы наняли для Атланты довольно серьезную охрану, так, по сути, и не потребовавшуюся; в тот раз герои с Библией в левой руке и топором в правой никак себя не проявили. И в Майами, там охрана была ничуть не слабее, хотя мы и знали, что это, в общем-то, лишнее, — Флорида, конечно же, юг, но совсем не тот юг.

Наша техника добралась в Майами с опозданием, один грузовик попал на шоссе в аварию. Ничего особо серьезного, однако местный шериф задержал водителя и его груз для выяснения обстоятельств. Мы-то сами арендовали для американской части гастролей «Боинг-737» (разукрашенный, конечно же, золотом) и прибыли на место с большим запасом времени, однако из-за этой задержки рабочим пришлось устанавливать оборудование в нервной, несколько хаотичной обстановке.

Зал был хоть и не очень большой, но с довольно широкой сценой, так что на этот раз Завеса состояла из двадцати дымно-углекислотных блоков. Все места были проданы; собственно говоря, мы могли бы заполнить зрителями и в два раза больший зал. Была какая-то неразбериха с количеством входных билетов, продававшихся прямо перед концертом, но в общем все выглядело вполне прилично.

За жарким, душным днем последовал столь же жаркий, душный вечер; кондиционер в нашей уборной грохотал и капал водой, шампанское было не марочное, хлеб для бутербродов оказался ржаным вместо цельнозернового, Кристинино «шабли» плохо охладили… но в пути поневоле привыкаешь мириться со всеми невзгодами и лишениями.

Мои лишения были иного плана: я привыкал обходиться без Инеc. После Наксоса наши отношения заметно испортились — а может быть, они просто так и не наладились после того, давнего эпизода у Уэса на берегу Уотергейтского залива… трудно сказать. Черт с ним, это долгая история, и мне самому известны далеко не все ее обстоятельства, но в конечном итоге Инес вышла замуж за лорда Бода. Помните такого? Фотограф, личность, известная в кругах, и бывший акционер «Эй-ар-си» (бывший, иначе я ушел бы с этого лейбла). Они тайно поддерживали эпизодические отношения еще с того времени, как судьба свела нас с Инес в Манорфилдской студии и в особняке лорда Бода, где крутились и падали листья, а я наблюдал с дерева за жонглером.

Леди Боденем. Кой черт, неужели она держала это в уме с самого начала? Неужели это еще один пример все того же мелкобуржуазного стратегического планирования? Бог весть, я ее спрашивать не буду.

Одним словом, Инес отказалась от поездки со всего двухнедельным предупреждением, и нам пришлось в обстановке суеты и неразберихи, неизбежно возникающей перед началом каждого большого турне, еще и подыскивать третью девочку на подпевки. Можно было вчинить Инес крупный иск, но мы не стали, посовестились.

Стараясь не думать о ней, я с головой ушел в организацию турне, а в свободное время писал новые песни. И как же приятно было снова отправиться в путь, пусть даже и без Инес.

В путь… не догадываясь о близкой катастрофе, о том, что случится в Майами.

Наша программа включала четвертушку — двадцать минут — «Nifedge». Поначалу мы планировали исполнить эту штуку целиком, сделать ее второй половиной огромного, на три часа с хвостиком, концерта, но тут возникали некоторые проблемы. Главная проблема состояла в том, что нам не хватало смелости, но это всего лишь мое личное мнение. Большой Сэм и «Эй-ар-си» дружно считали, что попытка исполнить длиннющий, с полнометражный кинофильм, блок чисто инструментального материала перед большой аудиторией, пришедшей послушать песни с наших синглов, чревата полной катастрофой, так и без поклонников остаться недолго. Возможно, и верно, но уж очень трусливо. Если ты только и будешь, что давать публике любимые ею вещи, все остановится и не будет никаких новых звуков (слушая некоторые радиостанции, можно сделать вывод, что такое положение если еще и не наступило, то быстро приближается).

В итоге мы исполняли из нового песню «Вот все и кончилось» (продолжительностью в добрые двенадцать минут) и первую сторону первой пластинки «Найфэджа». Плюс на радость непритязательной публике все старые, любимые ею песни.

Для начала мы сильно задержались, ожидая заказанный вертолет, — продраться сквозь окружившую зал толпу на лимузине было абсолютно невозможно. Концерт начался с получасовым опозданием в удушающе жаркой атмосфере. Кондиционеры зала вышли из строя, так что там и с самого начала была страшная духота, ну а двадцать тысяч возбужденных, зачастую — приплясывающих, по большей части — курящих людей мгновенно превратили это место в близкое подобие огромной общественной сауны. Мы начали медленно, с «Balance» [69], где сперва на сцене царит почти полная темнота (световые фокусы приберегались на потом; люди уже слышали о Завесе, поэтому мы не всегда вводили ее с самого начала), и только барабаны, затем последовательно высвечиваются и вступают (на половинной, хорошая была мысль, громкости) одна, вторая гитара, вокалисты, бас и синтезатор. В концертном варианте эта песня звучала более спокойно и задумчиво, чем на альбоме; вместо жесткого, захватывающего ритма мы использовали мягкий, гармоничный бэк-вокал, что неизменно — если, конечно же, мы играли с настроением — убаюкивало слушателей.