Драконов бастард - Илья Крымов

Слева от трона встала громадная женщина в тяжелых доспехах, собранных преимущественно из металла, а не из вареной кожи. Ее холодный презрительный взгляд мог обжечь, стоило кому-то из мужчин встретиться с ним. Приятное, но суровое лицо пересекало несколько шрамов и обрамляла грива пшеничного цвета волос. На ее поясе висел длинный клинок, с которым она явно умела обращаться, судя по вздутым мускулам на руках, перевитым венами, и просто необъятным плечам.

— Это Бринхилд, — зашептал Том, усевшись на место, — вчера я слышал о ней, пока тебя не было. Старшая сестра прошлой конани, тетка Йофрид… какая же она здоровенная! Северяне говорили, что она сильнейшая в дружине и исполняет обязанности… э… капитана гвардии, что ли. А вот старуха…

— Орза, Белая Бабушка. Я могу не знать военных деятелей Оры, они мне не соперники, но про нее меня предупредили.

Орза, сгорбленная годами плотная старуха в роскошной белой шубе, встала справа от трона. Ей смело можно было давать лет девяносто, хотя на самом деле она проходила по снегам Валемара вдвое дольше. Магия, текшая в ее жилах, подарила Белой Бабушке долголетие, но, как было видно, не оставила красоты. Сморщенное лицо не выдавало ее происхождения, но, возможно, старуха родилась на Эриге, потому что в двух ее седых толстых косах, свисающих почти до самой земли, еще проглядывали тонкие черные пряди. Орза опиралась на относительно короткий самодельный посох с лисьим черепом, насаженным сверху. Древко обвивали веревочки, бусы, подвешенные на нитках камушки, зубы, черепки и кусочки древесной коры. Таким же на первый взгляд хламом был увешан пояс старухи и браслеты на ее запястьях. Особое внимание привлек длинный резной кинжал из моржового клыка, дремавший в расшитых бисером ножнах.

Волшебник посмотрел на Белую Бабушку сквозь Истинное Зрение и невольно дрогнул, увидев океан магической силы. Голубовато-белые потоки, холодные, перетекающие от состояния живой стремительной силы к ледяному покою и обратно. Криомантия, власть над холодом, надо льдами и снегами, над влагой, которую можно сделать материей. А еще вокруг Орзы плавало трое бестелесных духов-соглядатаев, вытянутых, наверное, из сосулек. Духи сосулек не представляли большой угрозы и не считались злыми, хотя порой в них просыпалась озорная искра, и они, отрываясь от кровли, устремлялись вниз, когда под ними проходили люди.

Челядины резво притащили в зал новый стол, так же резво накрыли его и расставили тяжелые стулья. Балахас Ердевинд поднял рог с хвалебным тостом в честь прекраснейшей женщины в мире. Это вернуло женихов в колею, они продолжили пир, и дальше громкие возгласы восхищения и льстивые речи в честь конани Йофрид звучали все чаще.

Некоторые особенно сердобольные претенденты пожелали одарить конани подарками, привезенными из дому. Среди них оказался и гном, всю дорогу из Ривена таскавшийся с тяжелым деревянным ящиком. Он преподнес конани сверкающее золотое ожерелье, а вслед за ним и содержимое своего ящика. Там оказалось пиво. Не самый изящный дар, если подумать, но то было пиво Тронтольпа Пивомеса, владельца пивоварни «Гном с горы», знаменитая на весь Вестеррайх «Дубовая бочка». Пиво, которое пивали короли наравне с лонтильским цветочным вином и лучшими сортами золотого вина Виноградной долины Архадцира. Один ящик этого пива стоил в разы больше всего содержимого трюмов «Фредерики».

Тобиус сунул руки под стол и, пока женихи делали подарки, мастерил из мороза и магии кинжал. Твердая магическая энергия — темно-синий кристалл с бирюзовыми прожилками, материал более прочный, чем алмаз. А стоит вплести в него несколько белесых узоров, столь изящных и тонких, что сотворить их способен лишь искусник-мороз, — и вот изысканное оружие готово. Жаль только, на ножны не хватало ни сил, ни времени — ведь вытягивать из себя магию в количестве, достаточном, чтобы уплотнить ее до состояния материи, — это то еще испытание.

— Держи. — Тобиус передал кинжал Томеху под столом. — Иди-иди, не отставай от прочих!

Диморисиец со словами благодарности принял кинжал и отправился вручать его как дар от своего имени. Походка его выглядела не слишком уверенной, создавалось впечатление, что жених уже не убежден в правильности своего решения приплыть на Ору.

— Я не ожидал, что она будет… такой… — признался Томех, вернувшись от хайтструма.

— Я тоже, — со вздохом кивнул волшебник.

— Здоровенной!

Волшебник рассматривал ее зачарованно, ощущая щемящую боль в груди. Что-то неожиданно сильно потревожило его, что-то ранило исподтишка, и он, не желая признаваться себе, что угадывает природу этого беспокойства, все-таки запил тревогу элем.

Лед со временем треснул, орийки и чужестранцы продолжали пировать отдельно друг от друга, но между ними не было изначальной опасной отстраненности. Женщины шумели и громко смеялись, с удовольствием и много ели, от души заливали съеденное хмельным. Откуда-то появилась дева-скальд с восьмиструнной восточной лютней. Тобиус ожидал услышать драпу,[39] но по первым же аккордам понял, что скальд собралась петь балладу. Он даже знал эту балладу: «Волки и дракон». На сканди она звучала протяжно и плавно, ибо повествование северяне всегда вели торжественно, приумножая значимость и славу деяний своих предков, однако на вестерринге она звучала довольно бойко и воинственно, примерно так:

Во тьме веков таился враг.На паре черных крылЛетал он вольно в облаках,Необоримым слыл.

Дышал огнем, но сеял мракПовсюду, где ступал.Царил под властью его страх,Покоя мир не знал.

Король-дракон во тьме вековПоработил зверье,Лишь стая северных волковНе в страхе от него.

В просторах белых облаковНебесной синевыОн чаял думы про волковИ злые видел сны.

Все воды, выси и всю твердьВо власти он хранилИ непокорным сулил смертьВ расцвете своих сил.

А волки, коим чужд был страх.Бросали вызов всем,Кто в тяжкой доле лишь мечталПокинуть вечный плен.

Того дракон терпеть не стал,На крыльях темнотыОн в царство волчье прилеталИ разжигал костры.

В цепях тяжелых волчий родУзреть желал тиран,Но гордый северный народНе убоялся ран.

Что взяли кровью их отцы,Волкам не след терять.В полон пойдут лишь мертвецы,Ведь воля — волчья мать.

Тот, кто желал узреть рабов, —Узрит клыков оскал.Седых снегов закон суров,Под ним и стар, и мал.

Дракон погиб давным-давно,И пуст его оплот.А волчий род в краю снеговСвободе гимн поет.

Когда скальд закончила петь, ее одарили одобрительными выкриками и рогом меда. Песнь повествовала о древней войне людей Моря и Гроганской империи, хотя говорилось в ней о зверях. Черный дракон Грогана некогда накрыл тенью своих крыл бóльшую часть мира в прямом и переносном смысле. Именно благодаря драконам Сарос Драконогласый создал свою великую державу, и именно в драконьем огне было выковано его наследие, просуществовавшее больше четырех тысяч лет. Изначально он подчинил себе и острова Головы Дракона, Ору, Стиггу и Эриге, но с ходом истории и ослаблением правящей династии северяне откололись от Гроганской империи и несколько веков продолжали жестоко отбиваться от попыток присоединить их обратно. В некоторых исторических трудах также упоминается некто Волк, человек без настоящего имени, который объединил население всех трех островов под своей рукой. В годы жизни Волка северяне докучали Грогану больше чем и до, и после этого. В итоге Гроганская империя погибла, став жертвой Возмездия Далии, но северяне любят говорить о том, что, мол, могучий дракон уж давно погиб, а волки как бегали вольно в снегах, так и продолжают бегать.