На острове любви - Шерил Сойер

Рабыня отступила от двери, затем подошел месье Фабр, хозяин гостиницы, и хотел сказать что-то про ключи, но Флорус оттолкнул его и, отступив на шаг, бросился на дверь и выломал ее. Красавица лежала на ковре недалеко от входа.

Повсюду была кровь. На ее груди, на белой сорочке. На полу образовалась лужа крови. В комнате стоял тазик, наполненный водой, которая смешалась с кровью. Падая, она перевернула тазик, и вода потекла в коридор. Вот как рабыня узнала о том, что случилось. Она поднялась к своей госпоже по чистой случайности, ведь рабыня уже освободилась от работы, а у хозяйки должна была находиться горничная.

Вероятно, все услышали вопль в тот момент, когда женщины застали госпожу в луже собственной крови. Муж подошел к двери, заглянул внутрь, отшатнулся к стене и опустился на пол, прижав салфетку к губам. Он женился совсем недавно и пережил такой страшный удар, что казалось, будто он вот-вот умрет.

Флорус не терял времени. Он зажал пальцами глубокую рану на руке Айши и вместе с рабыней перевязал ее носовыми платками молодой женщины. Подняв госпожу, как ребенка, Флорус положил ее на постель. Мадам Фабр и две девушки побежали за врачом, затем появилась горничная и разрыдалась. Флорус погрозил ей пальцем и заорал:

— Ты уволена! Не смей больше показываться мне на глаза!

И та убежала, будто ее выгнал сам хозяин, покинула постоялый двор, и ни одна душа не знает, что сталось с ней.

Флорус вынул из правой руки молодой женщины маленький ножик и, не стирая с него кровь, положил себе в карман. Конюх рассказывал, что рабыня обтерла губкой ей лицо и шею, и временами заговаривала с Флорусом на арабском языке. Великан то сокрушался над поступком своей хозяйки, то дивился, когда рабыня заговаривала. На лицо великана стоило взглянуть.

Когда пришел врач, Флорус держал руку хозяйки, пока на нее не наложили швы. Никто больше не предлагал помощи. Мужа пришлось увести, ему не хватило сил войти в комнату, при виде крови ему стало дурно. Затем врач пошел сказать мужу, что его жена будет жить, если о ней как следует заботиться.

Спальня выглядела ужасно. Мадам Фабр и девочки делали все, чтобы привести ее в порядок. Хотя эту комнату вымыли, никому не удавалось забыть, что в ней страдала молодая женщина. Рабыня сидела на постели, держа руку хозяйки и глядя ей в лицо. Та не открыла глаз и не вымолвила ни слова. Флорус опустился перед госпожой на колени и заговорил с рабыней, та отвечала ему. Великан то плакал, то о чем-то умолял. Конюх говорил, что он снова и снова произносил арабское выражение, означавшее: «Аллах милостив». Я ничего не знаю об Аллахе, но прошу: «Боже, избави нас впредь от подобного».

МАЙОРКА

Эдварду Уилберфорсу, лондонскому торговцу, на Майорке было не по себе, хотя он любил Средиземное море, его красивые острова и цветущие виноградники. В Лондон он ничего не вез, поскольку на данном этапе путешествия лишь размещал заказы. Однако перспектива нарваться на французский флот по возвращении в Гибралтар была ему не по душе.

Между тем все ожидали появления кораблей, которые Англия собиралась направить в Средиземное море еще в прошлом месяце. По мнению Уилберфорса, в военно-морском флоте сильно опоздали с этим решением. Лорд Энсон, военно-морской министр, в декабре прошлого года настойчиво твердил, что «если французы задумают нечто серьезное, то нападут на эту страну». Энсон говорил, что, вооружая корабли в Тулоне, французы хотят сбить англичан с толку: истинная цель нападения — сама Англия. Поэтому более пятидесяти действующих кораблей остались в родных водах, а сорок четыре — в чужих. Из семидесяти одного оставшегося в английских портах корабля менее половины были готовы выйти в море, да и на тех не хватало матросов. Эта неподготовленность бросалась в глаза теперь, когда двенадцать тысяч французских солдат перемещались по Менорке.

Уилберфорс удивился, что в такое время снова оказался в обществе Жервеза ле Бо де Моргона: из всех известных ему торговцев этот всегда особенно стремился избежать опасности. И тем не менее он на Майорке. Его шлюп вошел в гавань, а сам он тут же явился к маркизу де Кейро, вице-королю острова. Майорка принадлежала Испании и поэтому считалась нейтральной, но испанцы склонялись к тому, чтобы помогать французам. Уилберфорс знал, что все необходимое войскам на Менорке тайно поставляется из Майорки на судах, совершавших постоянные рейсы между островами. К Уилберфорсу явился с визитом Жервез и дал понять, что хочет обсудить с ним важные дела, которые могут заинтересовать капитана «Феникса», судна его величества, английского фрегата, пришвартовавшегося в гавани. Он предложил изложить суть дела в тот же вечер за ужином в гостинице, в которой остановился. Жервез поинтересовался, не хочет ли присоединиться к ним и капитан Огастес Гервей.

Уилберфорсу не удалось уговорить Гервея, тот отказался вести переговоры с французом. Гервей больше чем на неделю застрял в гавани, ибо через несколько дней после него прибыл французский фрегат «Грасьез» и пришвартовался недалеко от его корабля. Гервей входил в личный состав небольшой эскадры под командованием коммодора Эджкомба, базировавшейся на Менорке, и после французского вторжения собирал разведывательные данные о средиземноморских портах. Сейчас ему хотелось скорее вернуться в состав флота, поскольку он получил информацию из Испании о том, что эскадра Эджкомба встретилась у Гибралтара с кораблями, прибывшими из Англии, и теперь все направляются на север. Однако если он выйдет из нейтральной гавани в открытое море, «Грасьез» начнет преследовать его и завяжется бой. Между тем фрегат располагал более мощным оружием и в три раза превосходившим его экипажем. Однако Гервей прикомандировал к Уилберфорсу молодого лейтенанта, который жаждал общества и в случае необходимости мог выполнять обязанности секретаря.

Уилберфорс отправился на ужин вместе с лейтенантом Брауном, нетерпеливо желая увидеть, на ком женился Жервез де Моргон. Когда жена Жервеза явилась в столовую, у него замерло сердце. Она вошла как королева, с высоко поднятой головой. Тонкая шаль прикрывала обнаженные плечи. Черные как смоль волосы, зачесанные назад, были закреплены испанскими расческами, украшенными мерцающими бриллиантами. Она взглянула на Уилберфорса своими черными мрачными глазами и поздоровалась с ним за руку. Больше всего бриллиантов было у нее на левой руке, туго перевязанной черной лентой, словно заменявшей браслет. Драгоценности ослепили его, когда он наклонился и поцеловал ее холодные пальцы. Ее кожа источала едва уловимый запах мускуса и еще какого-то восточного аромата. Он