Графиня по вызову - Ольга Куно

— Ах, горничная? Значит, ты признаёшься? — воскликнула супруга.

— Нет — нет — нет! — пятиться больше было некуда, и, прижавшись спиной к стене, барон молитвенно сложил перед собой руки. — Я имел в виду, ну, может быть, она здесь прибиралась, ей стало жарко, мало ли…

— Горничные, к твоему сведению, таких корсетов не носят! — припечатала супруга. — Равно как и вот таких чулок!

И она извлекла на свет вышеозначенный предмет одежды.

— А… это откуда? — боязливо спросил Рохас.

— Из ящика твоего бюро! — грозно сообщила баронесса.

— Не понимаю, как оно могло там оказаться! — всхлипнул Рохас.

Баронесса уже открыла рот, чтобы высказать ему всё, что она думает на этот счёт, но то, что произошло дальше, на время лишило её дара речи. Ибо в окне возникла взлохмаченная голова молодой темноволосой женщины. Следом за головой появилось и всё остальное, и, надо сказать, выглядело это остальное весьма привлекательно.

Спрыгнув с подоконника, брюнетка сразу же бросилась к Рохасу. На то, чтобы сориентироваться в помещении, ей потребовалось не более пары секунд.

— Любимый! — воскликнула она, обнимая барона. Тот пытался сопротивляться, но девушка оказалась напористой. — Как же я без тебя соскучилась! Надеюсь, сегодня мы сможем весело провести время?

— Весело провести время! — прорычала супруга, к которой вернулась способность говорить. — И после этого ты продолжишь утверждать, что не знаешь, как те вещи оказались у тебя в кабинете?

— Дорогая, но я и правда… — попытался было оправдаться Рохас, но девушка его перебила.

— В кабинете? Но, дорогой, мы с тобой никогда не делали этого в кабинете. Какое досадное упущение…

— Дорогая, не слушай её! — воскликнул барон, в очередной раз пытаясь освободиться из объятий. — Я вижу эту женщину впервые в жизни. И потом, она брюнетка! Ты же знаешь, мне всегда нравились только блондинки!

И он устремил взгляд на невзрачные, но светлые волосы супруги.

Обсуждение этого щекотливого вопроса прервалось, поскольку в оконном проёме возник силуэт ещё одной девушки.

— Значит, блондинки, — процедила жена, разглядывая светлые волосы забирающейся в окно девушки.

Оказавшись в спальне, та подбежала к Рохасу не менее резво, чем брюнетка.

— Дорогой, ты без меня скучал? — кокетливо поинтересовалась она, ничуть не смущаясь из‑за присутствия двух конкуренток.

Последние, однако же, отреагировали на её появление значительно менее лояльно.

— А это что ещё такое? — упёрла руки в бока баронесса.

— Да! — поддержала её брюнетка. — Вот, значит, с кем ты развлекался в кабинете? Меня ты, между прочим, туда не приглашал!

Трудно было не различить в последних словах упрёка.

Однако барона недовольство брюнетки особенно не взволновало, поскольку значительно более сильно он переживал из‑за реакции супруги, пускай не то чтобы любимой, но во всяком случае привычной.

— Дорогая, умоляю тебя, не слушай ты их! — снова воззвал он. — В конце‑то концов, ты же меня знаешь. Меня вообще давно уже не интересуют женщины. Зачем бы мне было их сюда приглашать?

Шум, раздавшийся со стороны окна, разом привлёк внимание всех четверых. С подоконника спрыгнул щуплый, изысканно одетый мужчина лет тридцати.

— Возлюбленный! — воскликнул он, бросаясь к Рохасу. Воспользовавшись тем, что женщины при его приближении отпрянули, гость радостно обнял барона. — Как давно мы не виделись! Но можешь даже не сомневаться: я всю неделю хранил тебе верность, — жеманно добавил он. — А ты? Тебе было без меня хоть немного грустно?

Широко раскрыв глаза, барон беззвучно шевелил губами, видимо, желая хоть что‑нибудь сказать, но при этом не вполне представляя себе, что именно.

— Ах, вот, значит, как! — Первой нашлась супруга. — Значит, женщины тебя давно не интересуют. А кто интересует, мы теперь отлично видим.

Местоимение 'мы' наглядно демонстрировало, что леди Рохас уже мысленно объединила себя с блондинкой и брюнеткой, движимая инстинктом женской солидарности.

— Это никуда не годится! — охотно поддержала её темноволосая девушка. — Ты что же, и в моих объятиях думал вот о нём?

Она брезгливо наморщила носик, указывая на вновь прибывшего.

Последний изумлённо воззрился на Рохаса.

— Ты что же, — взвизгнул он, — изменял мне с…с… — его губы задрожали, будто он никак не мог выговорить последнее слово, — с женщинами?!

Барон вжался в стену и молчал, пусть с опозданием, но всё же сообразив, что теперь каждое слово может быть использовано против него. Остальные переругивались между собой, всё сильнее повышая голос, но разом притихли, когда влезший в окно последним мужчина внезапно ринулся к кровати.

— Здесь кто‑то есть! — объяснил своё поведение он. — В твоей постели! Сейчас мы наконец узнаем, с кем ты нам изменяешь!

И он резким движением сбросил одеяло. После чего все надолго застыли без движения. В постели барона, положив голову на подушку, лежала полутораметровая игуана, взиравшая на суетящихся двуногих немигающим взглядом маленьких тёмных глаз.

На следующий день принц и Рэм, с разрешения Армана, залезли ко мне в окно, дабы проверить, воспоследует ли за этим письмо от барона. Арман разрешил, правда, с условием, что они возьмут его с собой, так что в окно забирались втроём. Я махнула рукой. Когда в окно девушки забирается один мужчина, она воспринимает это как романтику. Когда двое, она удивляется, особенно если один из них — наследник престола. А дальше число перестаёт иметь значение.

Письма от барона не воспоследовало.

А ещё через день меня вызвали к кардиналу.

За мной, как и в прошлый раз, пришёл Гратен. Теперь я сразу поняла, что ему нужно.

— Его высокопреосвященство желает меня видеть? — обречённо осведомилась я.

— Именно так.

Гратен вежливо склонил голову.

'С вещами?' — чуть было не спросила я. Но сдержалась. И, изобразив на лице выражение 'Я всегда счастлива лицезреть главу эсталийской церкви', проследовала по уже привычному маршруту.

Кардинал вновь сидел за рабочим столом и как раз вскрывал толстый конверт при помощи мельхиорового ножа для бумаг, рукоять которого изображала голову грифона. Я невольно засмотрелась на этот предмет: учитывая, что грифон — животное мифическое, было весьма любопытно увидеть такую вещь именно у кардинала.

— Присаживайтесь, леди Ортэго, — произнёс Монтере, не поднимая глаз.

Я послушалась. Опустилась в кресло и скромно сложила руки на коленях, приняв умеренно виноватый вид. Умеренно — чтобы меня, чего доброго, не заподозрили в чём‑нибудь дополнительном.