Герой ее мечты - Конни Брокуэй

— Нет, Ноубл. Я имела в виду, что я сама, вероятно, могла бы помочь. Я знаю, что вы чувствуете к моему отцу.

— Сомневаюсь.

— Я знаю, почему вы никогда не возвращались в дом на Парк-авеню.

— Тревор рассказал вам? — Ноубл замер.

— Мне рассказал Кассиус Рид, — покачав головой, сказала Венис.

Ноубл успокоился. Что бы ни знал Рид, он не имел никакого представления о том, что произошло на самом деле. Никто, кроме самого Ноубла и Тревора, этого не знал.

— Вот как?

— Да. Мне стыдно говорить, что я никогда… Я поверила, когда отец сказал, что вы уехали, ничего не объяснив. О, Ноубл, я так виновата!

— Пустяки. Вы были правы. Я не попрощался, но ведь я и не мог.

— Я понимаю. Я удивляюсь, что вы еще разговариваете со мной после всего, что он сделал. Нет ничего удивительного, что вы никогда не написали и не передали ни слова, ни… вообще чего-нибудь.

— Что именно сказал вам Кассиус? — помрачнев, поинтересовался Ноубл.

— Он сказал… он сказал, что мой отец перестал оплачивать ваше обучение и передал ваше имя… — Венис замолчала: ей, очевидно, было трудно произнести следующие слова, — передал ваше имя в призывное ведомство.

— И вы думаете, что из-за этого я никогда не возвращался, чтобы попрощаться? Потому что я был взбешен?

— Да, — кивнула Венис.

— Венис, — грустно сказал Ноубл, — дело в гораздо большем, чем это. Ваш отец сказал мне, чтобы даже ноги моей не было на тротуаре у вашего дома, а иначе он натравит на меня привратника.

— Он угрожал вам побоями? — В ее голосе звучали боль и недоумением такие же чувства испытал Ноубл почти десять лет назад. — Почему?

Ноубл не хотел говорить ей. Даже по прошествии всего этого времени, вспоминая о том последнем разговоре, он чувствовал себя грязным, гадким и безнравственными уличным подонком, как Тревор и назвал его.

— Почему, Ноубл? — настойчиво повторила Венис.

— Оставьте это, Венис. Прошло уже десять лет.

— Оставить?! — возмущенно воскликнула она. — Ноубл, десять лет я считала, что вы дали мне обещание так же бездумно, как пообещали бы прогулку щенку, и что так же беззаботно нарушили его. Десять лет я думала, что вы бросили меня, ни на минуту не задумавшись. Десять лет я старалась забыть об этом.

Ноубл вытянул руку, чтобы коснуться Венис, забрать ее боль, но она, не обратив на это внимания, обрушила на него поток слов:

— Три дня назад я узнала, что все не так, что мой отец выгнал вас. Я должна знать… почему.

Венис имела право знать, но это не облегчит ему рассказ. Ноубл устремил взгляд вдаль позади нее, чтобы не пришлось смотреть Венис в лицо, когда он будет описывать постыдный разговор.

— В тот самый день, когда ваш отец прекратил финансировать меня, я получил повестку из призывного ведомства, предписывавшую мне явиться. Я понял, чье это дело. Сев на поезд, я поехал в Нью-Йорк и постучал в вашу дверь, требуя встречи. Я стоял, пока слуги не впустили меня. Ваш отец встретил меня в коридоре. Я помню служанок, хихикавших в комнатах, которые они убирали, и лакея, который стоял у парадной двери. Тревор даже не впустил меня в комнату. Мы говорили прямо там, так что весь штат слуг все видел и слышал. Тревор все время поглядывал на часы, а я дрожал от ярости.

— О, Ноубл…

— Все очень просто, объяснил он. Эксперимент пошел не так, как он рассчитывал. Мои взгляды оказались слишком либеральными, мои интересы совсем не соответствовали его планам. Он признавал полный провал. — Ноубл посмотрел на Венис, ее глаза были полны жалости. — «Я совершил ошибку, — сказал Тревор. — Ты здесь больше не нужен». А затем он добавил: «И не пытайся подлизаться ко мне, пользуясь своими отношениями с моей дочерью. Неприлично то, как ты и она… Ты же уже почти мужчина! А она просто маленькая девочка».

Венис прижала руку к губам; Ноубл понимал, что она чувствует. От ощущения тошноты, от напоминания о том чувстве десятилетней давности у него заболело под ложечкой.

— Клянусь, Венис, — настойчиво сказал он, — я никогда не чувствовал ничего, кроме братской привязанности к вам. В нашей дружбе не было ничего непристойного.

— Я знаю.

— Господи, я ненавидел его. Я ушел, Венис, и не писал, не пытался увидеться с вами, потому что не знал, не настроил ли отец вас против меня. Я не хотел представлять, как вы с подозрением относитесь к каждому написанному мной слову. Я не хотел знать, не ищете ли вы в моей привязанности что-то неестественное.

Венис опустила голову, и ему пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать ее слова:

— Он сказал мне, что вы уехали, потому что не смогли выполнять требования колледжа.

Ноубл пожал плечами.

— Я поверила ему, — призналась Венис. — Простите меня.

Ноубл поднес к губам ее руку и мягко поцеловал бившуюся на запястье жилку.

— Ну, а я ему не поверил. Очень глупо с моей стороны.

— Не понимаю.

— Венис, десять лет назад я, вероятно, не любил вас, как мужчина любит женщину, — пробормотал он, нежно касаясь губами ее кожи. — Но возможно, у Тревора все-таки был магический кристалл, потому что теперь я, несомненно, люблю вас. И я отдам все на свете за вашу ответную любовь.

Венис коснулась рукой склоненной перед ней золотистой головы, а Ноубл, вздрогнув от прикосновения, выпустил ее руку и поднялся на ноги.

— И я никогда не причиню вам боль, — грустно сказал он и оставил Венис, не дав ей возможности что-либо сказать.

Глава 19

Венис проснулась в палатке в абсолютной темноте. Одеяло, на котором она лежала, скомкалось, а мягкая душистая постель под ней превратилась в комковатую и колючую, и она подумала, не лучше ли Ноублу, который остался ночевать у костра. Осторожно перевернувшись на живот, Венис отодвинула брезентовый полог и выглянула наружу.

Перед ее удивленным взором предстал сказочный мир. За последние несколько часов теплый чинук прогнал с неба все облака, и теперь оно казалось таким близким, словно можно было просто протянуть руку и коснуться его — раскинувшегося над горами бархатного, цвета индиго неба, инкрустированного миллионом искрящихся драгоценных камней.

Растущая луна, висящая на остром скалистом пике, добавляла свой свет к сиянию мириадов звезд и заливала землю бледным, волшебным свечением. Каждая травинка, каждый листок, каждая скала, казалось, фосфоресцировали, создавая призрачный, фантастический пейзаж в удивительном, нереальном мире.

Словно лунатик, Венис вышла из палатки в ночь и увидела окутанного одеялом и лунным светом Ноубла, неподвижного и величественного, стоявшего за костром, обратившего к небу красивое лицо. Она подошла к нему сбоку, и он, не повернув головы, потянулся и взял ее маленькую руку в свою большую ладонь.