Сцены любви - Дина Джеймс

– Очень эффективно, – заметил он. – Я уверен, это спасло ни одну жизнь.

– Да, это так. – Врач продолжал идти рядом со Шривом. Когда корабль качнулся на волне, они соприкоснулись плечами. – У вас проблемы со зрением. Может быть, расскажете, как это случилось?

– Удар по голове.

– Понимаю. Совсем недавний.

– Да. Это уже второй раз. Первый раз это было несколько месяцев назад. Тогда я частично ослеп на несколько часов. Но на этот раз... на этот раз...

– Слепота полная.

– Да. – Шрив схватился рукой за перила с такой силой, что суставы пальцев у него побелели. – Полная.

– Это печально, друг мой. Но когда все пройдет...

– Я полностью ослеп. Я не вижу ничего, кроме темноты. Ни лучика, ни проблеска, ни тени. – В голосе у него звучал страх. Слова вырывались как проклятия.

Доктор положил руку на плечо Шрива.

– Успокойтесь, старина. Вы не можете с уверенностью это утверждать.

– Я уверен, – упавшим голосом сказал Шрив. – Раньше я мог видеть. Я не мог разобрать детали, но остальное я видел. И с каждым днем мое зрение улучшалось.

– Так и было?

– Да.

– Вы были у врача?

– Был. В Новом Орлеане. Он сказал, что у меня ушиб кости, а когда опухоль пройдет, то я, по его мнению, снова буду видеть.

– Ага, это вполне разумно.

– Но на сей раз все по-другому. Я знаю, потому что чувствую разницу. Я совсем ничего не вижу.

Доктор молчал так долго, что Шрив решил, что он уже не ответит. Наконец Клинтон сказал:

– Все же на вашем месте я бы подождал делать то, что вы задумали.

Шрив поперхнулся. Он заморгал глазами, повернув голову в направлении голоса. Конечно, ему не удалось одурачить этого доктора. Он опустил голову и резко произнес:

– Разве человеку нельзя без помех прогуляться по палубе?

– Прогуляться, конечно, можно. – Голос доктора звучал спокойно, как и раньше. – Но лишать себя жизни – грех, друг мой. Жизнь человека принадлежит Господу...

Рассерженный Шрив отвернулся. Держась правой рукой за перила, он пошел в ту сторону, куда, по его мнению, ему нужно было довольно долго идти. Он не сосчитал ступеньки, потому что не собирался возвращаться. Он помедлил, прислушиваясь. Шарканье швабры было уже далеко. Шрив решил, что матрос драит палубу в другом ее конце.

Вода была сзади него, шумела за бортом, но теперь он не мог прыгнуть вниз. Без сомнения, этот во все сующий свой нос доктор наблюдает за ним, будто он сошел с ума и нуждается в защите от самого себя. Шрив стиснул зубы.

Он боялся тех нескольких шагов, которые должен был сделать, чтобы добраться до двери коридора, ведущего к его каюте. Он мог промахнуться и упасть, возможно, удариться о стену, или споткнуться обо что-то оставленное на его пути: свернутый канат или ведро. Если палуба все еще не высохла после уборки, он мог поскользнуться и упасть на спину, задрав ноги как большой неуклюжий клоун.

Ему придется вытянуть вперед руки и нащупывать дорогу ногами. Он должен идти очень осторожно. Проклятье! Ему хотелось заплакать.

– Шрив! – Голос Миранды раздался прямо перед ним.

Слава Богу!

– Я здесь. – Он отпустил перила и шагнул прямо в ее объятия. В этот момент корабль накренился, и Шрив всем телом придавил Миранду к переборке. Она с шумом выдохнула воздух. Шрив застонал. Он чуть не сбил Миранду с ног.

– Прости.

Она выпрямилась.

– Ничего страшного. Я так рада, что ты здесь, ведь я не могла найти тебя. Когда я вернулась в каюту...

– Я просто вышел прогуляться по палубе. Он почувствовал, что она улыбается.

– Это замечательно. И ты отлично справился, не споткнулся и не...

– О да, я был великолепен, – с горечью прервал он ее. – Ветер дует, солнце сияет, матрос драит палубу. Но я ни черта не вижу. Но с другой стороны, если бы у меня была палка и жестяная кружка, я мог бы собрать достаточно денег на наш проезд.

– Шрив...

– Отведи меня в каюту.

– Конечно. – Она взяла его под руку. – Ты, должно быть, очень устал. Ты был так болен.

– Мне сказали об этом.

– Я вижу доктора Клинтона. – Ее голос потеплел. Она, должно быть, улыбнулась и кивнула этому надоедливому негодяю. – Вы с ним разговаривали?

– Да.

Они спустились вниз и вновь оказались в своей каюте. Войдя в каюту, он сразу же высвободил свою руку и спотыкаясь пошел сам. Неожиданный толчок бросил его в сторону. Он налетел на стол; графин с водой и стаканы зазвенели.

Громко выругавшись, Шрив опустился на стул. Минуту он сидел, выжидая, пока его пульс успокоится и пот перестанет струиться по спине. Неудивительно, что у него опять заболела голова. Он повернул голову в сторону двери.

– Между прочим, я слышал, что мы женаты.

– Да.

Миранда уже села на койку. Он обращался к пустому месту. От сознания своего бессилия он вновь выругался.

– Ты очень сердишься?

– Нет. Притворяться – вероятно, неплохая идея. Путешествие стало бы для тебя невыносимым, если бы все считали тебя падшей женщиной.

Миранда помолчала. Наконец она собралась с духом.

– Капитан поженил нас через пару дней после выхода из Веракруса.

– Что!

– Джордж, Ада и доктор Клинтон были свидетелями.

Шрив поднялся с места.

– Мы с тобой женаты? По-настоящему женаты?

– Да. – Она приготовилась к взрыву, который должен был последовать.

– Нет! Я ничего не помню. Я не знал, что происходит. – Сделав два шага по их маленькой каюте, он оказался рядом с Мирандой.

– Ты знал. Ты просто забыл.

– Проклятье! – Его лицо было мрачным от гнева.

– Шрив, мы поженились. Ты даже расписался в судовом журнале. У нас есть документ с именами свидетелей. Пожалуйста, не сердись. Ты ведь однажды уже брал разрешение на брак.

Он схватил ее за плечи и заставил подняться на ноги.

– Но я слепой! – От обиды и гнева, звучавших в его голосе, она вздрогнула. – Как ты могла сделать такое с собой?

Она попыталась вырваться. Его руки делали ей больно. Она прижала руки к груди, чувствуя, как обида жжет ей душу.

– Я люблю тебя.

– Ты жалеешь меня.

– Нет. Я тебя люблю. Люблю.

– Проклятье! – Он оттолкнул ее от себя. Она вскрикнула и бессильно опустилась на стул.

– Шрив, прошу тебя, не сердись. Мы должны были пожениться.

Он шумно вздохнул.

– Что ты имеешь в виду? Ты беременна? На минуту она растерялась.

– Нет. Конечно, нет.

Он добрел до стула и сел.

– Слава Богу хотя бы за это.

– Аминь.

Они так долго были вместе, делили кров, работу, постель, что стали даже думать одинаково. В установившейся тишине рождался страх. Они благодарили Бога за то, что не дали жизнь ребенку. Они осознавали, что этим измерялась их жизнь. Миранда заговорила первой, ее голос звучал глухо.