Алая роза Анжу - Виктория Холт

Маргарита вызвала к себе лучших английских лекарей: Вильяма Хаклиффа, Роберта Уоррена и Вильяма Маршалла. Врачи посовещались между собой, однако результаты консилиума были неутешительны. Приходилось признать, что король полностью лишился рассудка. Очевидно, болезнь унаследована им от деда, хоть и проявилась в иной форме. Медики поили короля целебными отварами и эликсирами, делали ему притирания, ставили пластыри, погружали в ванну. Генрих безучастно сносил все это, пребывая все в том же оцепенении.

По стране уже вовсю ползли самые дикие слухи, и королева понимала, что далее сохранять болезнь короля в тайне невозможно. Сплетни были еще чудовищнее, чем истинное положение вещей.

Врачи все время твердили, что королеве нельзя волноваться. Ее главная миссия – произвести на свет здорового младенца. Конечно, прискорбно, что ее величеству приходится рожать при столь печальных обстоятельствах, однако нет ничего важнее рождения наследника.

Врачи, конечно же, были правы. Маргарита гнала дурные мысли прочь. Лишь бы роды прошли благополучно. Известно ли герцогу Йорскому о случившемся?

Потом начались схватки. От королевы ни на миг не отходили ее прислужницы, и после нескольких часов мучений раздался крик младенца.

Маргарита была готова к самому худшему и потому не поверила своему счастью, когда ей сказали, что родился мальчик – красивый и здоровый.

Обессиленная, она лежала на постели и блаженствовала, а вскоре ей принесли сына и дали подержать на руках.

Супруги Сомерсеты явились поздравить королеву с благополучным разрешением от бремени. Герцогиня взяла младенца на руки и долго восхищалась:

– Какой красавец! Истинный сын короля.

– Народ будет доволен, – сказала Маргарита.

– Нужно как можно быстрее произвести обряд крещения и очищения, – сказал Сомерсет. – Решили ли вы, как назвать ребенка?

– Да. Он родился в день святого Эдуарда Исповедника. Эдуард – хорошее имя для короля, не правда ли?

– Одно из самых лучших, – подтвердила герцогиня, а герцог сказал:

– Народ любил Эдуарда I и Эдуарда III, а Эдуарда II ненавидел и презирал. Однако помнят лишь первого и третьего, так что выбор хорош.

– Старшего сына Йорка тоже зовут Эдуардом, – заметила герцогиня.

– Я слышала о нем, – кивнула Маргарита. – Говорят, он истинный Плантагенет. Правда ли, что мальчик высок и статен?

– Да, он настоящий красавчик – светловолосый, высокий, любимец женщин. Во всяком случае, так рассказывают.

– Да провались он пропадом, – легкомысленно пожала плечами Маргарита. – Какое нам дело до чужого Эдуарда, когда у нас есть свой собственный? – Она обернулась к герцогу. – Может быть, увидев сына, король очнется?

– Пожалуй, это единственное, что может на него подействовать.

Маргарита согласилась, однако в глубине души ее терзал страх: вдруг Генрих не узнает даже собственного сына?

Во всяком случае, ей было не до ликования.

Если король не появится на крестинах собственного сына, все поймут, что верные слухи правдивы.

Посему пришлось объявить, не вдаваясь в подробности, что король болен. Однако было ясно, что долго скрывать истину не удастся.

Церемония была обставлена со всем подобающим великолепием. Для младенца изготовили роскошную колыбель, усыпанную жемчугами и бриллиантами, а изнутри обитую драгоценными шелками и тончайшим полотном, чтобы не раздражать нежную кожу младенца. Купель была украшена двадцатью ярдами золотой парчи, а на мантию королевы ушло пятьсот сорок соболей. Стоимость обряда превысила пятьсот фунтов стерлингов.

Маргарита старалась думать только о нынешнем моменте, не заглядывая в завтрашний день. Тучи над ее головой сгущались.

– Итак, королева родила сына, – сказал Йорк. – Но чьего сына? Уж во всяком случае, не этого идиота Генриха! Все знают, что он бессилен. Тогда возникает вопрос, каким образом Маргарита умудрилась зачать?

– Кого вы подозреваете, милорд? – спросил Варвик.

– Она весьма дружна с Сомерсетом.

– Однако Сомерсет далеко не молод.

– Полагаю, сделать ребенка он еще в состоянии.

– Королева дружна и с Бакингемом.

– Да, друзей у нее хватает. Но это неважно, в любом случае понадобится регент или лорд-протектор. Ведь Генрих править страной не может.

– Верно, – согласился Варвик. – И правителем должны стать вы, милорд. Даже несмотря на рождение принца, вы – следующий по порядку престолонаследия.

– Я того же мнения, – кивнул Йорк. – Нужно немедленно собрать Парламент.

После церемонии крестин, на которой присутствовали двадцать пять самых знатных дам королевства, включая десять герцогинь, Маргарита уехала в Виндзор. Она решила, что королю лучше какое-то время побыть в стороне от столицы, чтобы привлекать к себе поменьше внимания. Времени оставалось совсем немного – слухи о состоянии короля распространились повсеместно, вскоре придется принимать какое-то решение. Маргарита считала, что, будучи королевой, имеет все права на статус правительницы.

Пока же она молилась о выздоровлении Генриха, но все моления были тщетны. Король по-прежнему находился в бессознательном состоянии.

Может быть, вид собственного ребенка пробудит его к жизни?

Маленького Эдуарда одели в роскошные крестильные пеленки, и Маргарита передала ребенка герцогу Бакингему. Вместе с Сомерсетом они вошли к королю в опочивальню.

Генрих сидел в кресле, одетый в простую, затрапезную одежду, висевшую на нем мешком. Взгляд короля был тускл, руки безвольно свисали с подлокотников.

Маргарита приблизилась к больному и опустилась перед ним на колени.

– Генрих, это я, твоя жена. Ты узнаешь меня? Ведь ты меня знаешь!

Король смотрел куда-то поверх нее, и Маргарита с трудом удержалась, чтобы как следует не тряхнуть его за плечи.

– Генрих! – повысила она голос. – Ты меня узнаешь? Ты должен меня узнать!

Ответом было молчание.

– У нас ребенок! Сын! Мы давно его ждали. Ты помнишь, как мы мечтали о сыне? Народ ликует. Все хотят видеть его… и тебя. Ты должен проснуться.

Тусклые глаза смотрели все так же бессмысленно.

Маргарита обернулась к Бакингему.

– Покажите ребенка.

Герцог сделал шаг вперед, поднес младенца к лицу Генриха, но тот сидел все такой же немой и безучастный.

Наконец, всем стало известно, что короля постиг какой-то странный недуг и управлять королевством он более не может. Никто впрямую не произносил слово «безумие», но все шептались о французском дедушке Генриха, сумасшедшем короле Карле.

Пока король не поправится, страной должен править наместник, на плечи которого ляжет бремя государственных забот.