Дивергент - Вероника Рот

Мой пистолет.

Я направляю оружие на птицу на моем плече. Взрыв из крови и перьев, и она больше не цепляется за мою рубашку. Я поворачиваюсь на пятках, целясь в небо, и вижу, что туча темных перьев пикирует вниз.

Я жму на курок, раз за разом стреляя в море птиц надо мной, наблюдая, как их темные тушки падают на траву. Намечаю цель, стреляю, и вот я на пике той силы, которую ощущала, впервые держа в руках пистолет.

Сердце перестает скакать галопом и успокаивается, птицы и пистолет исчезают. Я снова стою в темноте. Я немного сдвигаюсь и слышу, как что-то скрипит под ногами.

Я приседаю и провожу руками по гладкой холодной панели… стеклу. Я давлю руками на него по обе стороны от своего тела. Снова емкость. Я не боюсь утонуть. Моделирование не о воде, а о неспособности выбраться отсюда. О слабости.

Мне просто нужно убедить себя в том, что я достаточно сильна, чтобы разбить стекло. Появляются синие огни, и вода течет на пол. Я не должна позволить моделированию зайти слишком далеко.

Я хлопаю рукой по стене передо мной, ожидая, что появятся трещины. Моя рука отскакивает, не причиняя стеклу никакого вреда. Сердцебиение ускоряется.

Что, если то, что сработало в первый раз, не сработает здесь? Что, если я не смогу разбить стекло, пока не окажусь под давлением? Вода щекочет мои лодыжки, с каждой секундой прибывая все быстрее.

Я должна успокоиться. Успокоиться и сконцентрироваться. Я прислоняюсь к стене позади себя и пинаю стекло ногой изо всех сил. Затем еще раз. Мои ноги ноют, но ничего не происходит. Есть еще один вариант.

Я могу дождаться, пока вода заполнит емкость, она уже мне по колено, и попытаться успокоиться, когда буду тонуть. Я опираюсь о стену и трясу головой. Нет. Я не могу позволить себе утонуть. Не могу. Я сжимаю руки в кулаки и бью по стене. Я сильнее стекла. Стекло тонкое, словно только что появившийся лед. Мой разум сделает его таким. Я закрываю глаза. Стекло — это лед. Стекло — это лед.

Стекло разбивается под моей рукой, и вода льется на пол. И вот темнота снова возвращается. Я отряхиваю руки. Это препятствие было несложно преодолеть. Я сталкивалась с ним раньше в моделировании. Я не могу позволить себе снова терять время.

И тут я чувствую, как сплошная стена ударяет меня с одной стороны, выбивая воздух из легких, и я падаю, задыхаясь. Я не умею плавать, я видела такие огромные мощные водоемы разве что на картинках.

Подо мной скала с зубчатым краем, омываемая волнами. Вода тянет меня за ноги в глубину, и я цепляюсь за скалу, ощущая вкус соли на своих губах. Краем глаза я вижу темное небо и кроваво-красную луну.

Накатывает следующая волна, обрушивающаяся мне на спину. Я ударяюсь подбородком о камень и непроизвольно морщусь. Море холодно, но кровь, текущая по моей шее, горяча.

Я протягиваю руку в поисках края скалы. Вода тащит меня за ноги с безудержной силой. Я цепляюсь изо всех сил, но этого недостаточно — вода тянет меня вниз, а волна отбрасывает назад. Они мотают мои руки и ноги из стороны в сторону, я натыкаюсь на камень, моя спина крепко прижимается к нему, вода накрывает меня.

Мои легкие требуют воздуха. Я напрягаюсь и захватываю край скалы, выталкивая себя из воды. Я ахаю, новая волна бьет меня, но на этот раз я держусь крепче. Должно быть, в действительности я боюсь не воды. Я боюсь потерять контроль. Чтобы решить эту проблему, я должна восстановить его.

С отчаянным криком я выбрасываю руку вперед и нахожу расселину в скале. Мои руки нещадно трясутся, когда я тащу себя вверх и подтягиваю под себя ноги, прежде чем волна утащит меня прочь.

Как только мои ноги свободны, я встаю и бросаюсь прочь, ботинки мелькают среди камней, красная луна сияет передо мной, океан уже не виден. Вскоре все исчезает, лишь мое тело все еще здесь.

Все еще здесь.

Я пытаюсь пошевелить руками, но они крепко связаны по бокам. Я смотрю вниз и вижу, что веревка обвивает мою грудь, руки, ноги. Стопка бревен у меня под ногами, и я вижу, что привязана к столбу.

Я нахожусь высоко над землей. Люди появляются из тени, их лица мне знакомы. Это инициированные с факелами в руках и с Питером во главе. Его глаза смотрят на меня, как две темные бездны, на его губах расплывается слишком широкая усмешка, отчего на щеках появляются морщины. Смех начинается откуда-то из центра толпы и нарастает по мере того, как к нему присоединяются другие голоса. Гогот — все, что я слышу.

Пока гул нарастает, Питер приближает свой факел к бревнам, и языки пламени подпрыгивают над землей. Они колышутся по краям каждого бревна, а затем переползают на кору. Я не борюсь с веревками, как это делала в первый раз, когда столкнулась с этим страхом. Вместо этого я закрываю глаза и глотаю столько воздуха, сколько могу.

Это моделирование. Оно не может причинить мне вреда. Меня окутывает жар пламени. Я трясу головой.

— Чувствуешь чем пахнет, Стифф? — говорит Питер, его голос даже громче, чем смех вокруг.

— Нет, — отвечаю я.

Огонь поднимается выше. Питер презрительно фыркает.

— Пахнет твоей горящей плотью.

Когда я открываю глаза, зрение затуманено слезами.

— А знаешь, чем я пахну?

Мой голос напрягается, чтобы быть громче угнетающего меня не меньше, чем огонь, смеха. Мои руки дергаются, я хочу сопротивляться веревкам, но я не стану этого делать, я не буду бессмысленно бороться, я не буду паниковать. Я смотрю на Питера сквозь огонь, жар пригоняет кровь к поверхности моей кожи, течет сквозь меня, плавит носки моих ботинок.

— Я пахну дождем, — говорю я.

Над моей головой раздается гром, и я кричу, как только пламя достигает кончиков пальцев, и боль прожигает кожу. Я откидываю голову назад и фокусируюсь на тучах, сгущающихся над моей головой, тяжелых и темных от дождя.

Вспышка молнии пробегает по небу, и я чувствую первые капли воды на своем лбу. Быстрее, быстрее! Капля скатывается вниз с переносицы, вторая капля ударяется о плечо, такая большая, что кажется, будто бы она изо льда или камня, а не воды.

Пелена дождя окружает меня, и я слышу шипение, заглушающее смех. Я улыбаюсь от облегчения, дождь тушит огонь и успокаивает боль от ожогов на руках.

Путы спадают, и я запускаю руки в волосы. Хотела бы я быть Тобиасом и иметь всего четыре страха, но я не настолько бесстрашная. Я поправляю рубашку и, когда поднимаю взгляд, вижу, что стою в своей спальне в Отреченной части города.

С этим страхом я еще не сталкивалась. Свет выключен, но комната освещается луной в окне. Одна из стен покрыта зеркалами. Я удивленно поворачиваюсь к ней. Это неправильно. Мне не разрешено иметь зеркала.

Я смотрю на отражение в зеркале: мои широко распахнутые глаза, кровать с серыми, аккуратно заправленными простынями, комод, в котором хранится вся моя одежда, книжный шкаф, голые стены.

Взгляд перемещается к окну позади меня. И мужчине, стоящему снаружи. Холод пробегает у меня по спине, словно бусинки пота, а тело немеет. Я знаю его. Это мужчина с изуродованным лицом из теста на способности. Он одет в черное и стоит неподвижно, словно статуя.

Я моргаю, и двое мужчин появляются по обеим сторонам от него, их лица без единой черты, они лишь покрытые кожей черепа. Я быстро оборачиваюсь: они стоят в моей комнате.

Я прижимаюсь плечами к зеркалу. На мгновении комната замирает в тишине, а затем раздаются удары кулаков по стеклу, и не двух или четырех или даже шести людей, а десятков кулаков с десятками пальцев бьют по стеклу.

Шум вибрацией отдается в моей грудной клетке, настолько он громок, а затем мужчина со шрамами вместе со своими двумя спутниками начинает медленно и осторожно продвигаться ко мне. Они здесь, чтобы схватить меня, как Питер, Дрю и Ал, чтобы убить меня. Я знаю это.

Моделирование.

Это всего лишь моделирование. Сердце молотом бьется в груди, я надавливаю ладонью на зеркало позади себя и сдвигаю его в сторону. Это не зеркало, это стенной шкаф. Я представляю, где будет находиться пистолет. Он будет висеть на правой стене всего в нескольких дюймах от моей руки.

Я не отвожу взгляда от мужчины со шрамом, в то же время нащупывая пальцами пистолет и хватая его за рукоять. Я покусываю губу и стреляю в мужчину со шрамом. Я не смотрю, достигла ли пуля своей цели, я просто целюсь еще раз в обоих безликих мужчин, настолько быстро, насколько могу.

Губа болит от сильных укусов. Постукивание по окну прекращается, но какой-то визг заменяет его, кулаки превращаются в руки с согнутыми пальцами, царапающие стекло, готовые войти.

Стекло скрипит от давления их рук, идет трещинами, а затем ломается. Я кричу. У меня слишком мало пуль в пистолете. Бледные тела — человеческие изуродованные тела с руками, изогнутыми под странными углами, со слишком широкими ртами и острыми зубами, пустыми глазницами — вваливаются в мою спальню один за другим, протискиваются ко мне.