Феодал - Александр Громов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочу, – заявила Оксана с вызовом.
– Все хотят. Я тоже хочу, только это ничего не меняет. Обратного хода нет, мы ведь тебе это уже объясняли. Ну нету! Тут односторонняя проводимость, вроде как у диода. Я сам чего только не пробовал поначалу… А до меня – Нсуэ. А до него… – Фома махнул рукой. – Бесполезно. Нет пути назад. Попал на Плоскость – живи тут, вот и все. Если можешь. Это закон.
– Тогда почему ты уходишь?
Помедлив с ответом, Фома выудил из сковородки прожаренные лепешки, расплющил ладонью три новых колобка теста, кинул в шипящее масло.
– Ухожу посмотреть, везде ли на Плоскости так, как у нас…
– Думаешь, не везде?
– Почему нет? Плоскость велика.
– Хочешь найти выход на Землю?
– Хочу, – признался Фома, глядя Оксане в глаза. – Только вряд ли найду. Вероятность, если по-честному, ноль целых, ноль десятых…
– И ноль сотых?
– Не уверен. Надеюсь, что нет.
– А если бы точно знал, что нет, – все равно ушел бы?
Он кивнул, отметив про себя, что девчонка задала интересный вопрос. Хотя, конечно, чистая теория… Откуда можно добыть сведения о том, чего не видел и о чем не слышал? От Экспериментатора? Так он и сказал, жди… Своими действиями он дает понять совсем другое: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Да и пресловутый лабиринт с белыми крысами – неточная аналогия. Задача блуждающих в лабиринте – искать выход. Задача людей на Плоскости – пытаться выжить в нечеловеческом и притом меняющемся по прихоти Экспериментатора мире, создавая ради этого диковинные социальные конструкции. О выходе речи нет.
Но опять-таки: что на Плоскости можно знать наверняка? Только то, что ловушки – убивают. И еще то, что человеческая натура остается в принципе неизменной в любых условиях. Больше ничего. Так что чисто теоретически – все может быть. Даже выход.
Надеяться, во всяком случае, не вредно.
– Интере-е-есно… – протянула Оксана. – Значит, я правильно поняла: ты уходишь не ради чего-то, а от чего-то? То есть бежишь?
– Вот именно, – буркнул он.
– Ну и глупо.
– Ты-то собиралась уйти не по той же причине, нет?
– Это мое дело! – заявила Оксана.
Глупая и дерзкая. Фома повысил голос:
– А мое дело – следить, чтобы такие, как ты, оставались живы-здоровы. Пока еще мое дело… Привычка. Так что собирайся, пойдем вместе. К Джорджу хочешь?
– Не знаю. Кто он такой?
– Хуторянин. Еще не стар. Холост. То есть, может, у него на Земле кто-то был, я не интересовался… Здесь – холост. Оазис что надо. Он ведь фермер, Джордж, умеет работать. По-русски немного понимает…
– Я не о том. Что он за человек?
– Хороший человек. Упрям только и нудноват, зато…
– Не надо мне никакого «зато», – перебила Оксана. – И вообще! Ты меня сватать вздумал?
– Куда ты денешься, – усмехнулся Фома. – Да ты не злись. Все равно ведь выйдешь замуж, не сейчас, так потом. Могу отвести тебя к Магнуссону, он тоже одинокий и притом феодал. Не хочешь быть черною крестьянкой – станешь столбовою дворянкой. Большего не обещаю.
Он рассказал и о Магнуссоне: хороший феодал, сразу видно, что человек жесткий, несгибаемый. Не душка, не добрячок. Жить у таких трудновато, зато процент выживших выше, чем у гнилых либералов…
– Я с тобой пойду! – категорически заявила девчонка.
– Конечно, пойдешь. К Магнуссону или еще к кому – на выбор.
– Гораздо дальше.
– Да ну? – прищурился Фома. – И как далеко?
– Там видно будет.
– Любопытное решение… – Медля с ответом, он снял с огня сковороду, ловко подцеплял лепешки деревянной лопаточкой. – А ты спросила меня, пойду ли с тобой я?
– Не хочешь?
– Нет. Чего ради?
– Почему?
– Я знаю Плоскость – ты нет. И сил у тебя не хватит. Зачем мне обуза? Это первое…
– Есть и второе?
– Конечно. Уйти отсюда – это мое решение. Только мое. Мой риск, моя рулетка. Представь, что я тебя взял. Когда ты умрешь – а это наверняка случится очень скоро, – я буду винить себя за то, что не прогнал тебя сразу. Оно мне надо?
– Может, оно мне надо?
Фома не стал отвечать. Ввязываться в каждый спор – язык отвалится. Ясно одно: выйти надо вместе, а уж потом… Потом девчонка отстанет сама. Должно же найтись место, где ей понравится.
Лучше бы оно нашлось поскорее. Иначе наступит такой момент, когда девчонку придется бросить. Избавиться от помехи. Неизвестно, рано или поздно, – но неизбежно.
Черт бы побрал эту дуреху с ее запросами – теперь изволь снова ковылять в спальню и видеть сны по заказу! Для дальнего похода вдвоем не хватит снаряжения.
И наверняка не хватит оружия.
– Какого хрена ты рылась в моих вещах?!
От крика Оксана вздрогнула, но восстановила самообладание уже через мгновение:
– Рыться в твоих вещах? Пф! Больно надо.
Мрачный со сна, Фома укладывал рюкзак заново – выспанные только что вещи нуждались в месте для хранения. Часть барахла и еще один рюкзак, поменьше своего, он пододвинул девчонке – набей, мол. Напоследок развернул у нее на глазах небольшой тряпичный сверток. Внутри оказались четыре палочки длиной с карандаш, снабженные наконечниками из расплющенной проволоки.
– Видишь?
– М-м?.. Что это?
– Смерть, – сказал Фома. – Наследство бушмена Нсуэ. Прихватил из своего оазиса на всякий случай. Там и лук был, только он давно рассохся. А яд на стрелах не стареет. Укололась бы нечаянно – и привет. Гарантированная смерть спустя полчаса-час. Перед этим затрудненное дыхание, пена изо рта, обильное потоотделение, нарушение координации…
– Я не копалась в твоем рюкзаке! – горячо и неискренне возразила Оксана.
– А то я не вижу… Ладно, жива – и то хорошо. Наука тебе на будущее. Запомни, любопытство сокращает жизнь.
Неизвестно, какие выводы сделала девчонка, но тему сменила:
– Так это что – стрелы? Разве бывают такие короткие?
– Если я правильно понял, эта палочка вставляется в полую тростинку, – ворчливо пояснил Фома, пряча опасный сверток обратно в карман рюкзака. – С другой стороны для противовеса вставляется такая же палочка, но без наконечника. У бушменских стрел нет оперения, зато хороший баланс, вот и летят прямо… шагов на пятьдесят. Если стрелы отравлены, то больше никому и не надо.
– Странно, – произнесла Оксана, меланхолически перебирая вещи.
– Что тут странного? Подкрался к антилопе и…
– Я не о том. Странно, что я не укололась. Я вообще невезучая. Разве везучие попадают на Плоскость?
– Всякие попадают, – махнул рукой Фома. – Везение, невезение… Дурацкий разговор какой-то. Ты вот что мне скажи: стрелять умеешь?
– Никогда не пробовала.
– Вот сейчас и попробуешь. Гляди сюда, это карабин СКС. Вот обойма. Вставляется вот так. Повтори. Так, ладно… Теперь гляди – это предохранитель. Сюда – стрельба очередями. Это тебе вряд ли пригодится. Сдвигаешь предохранитель сюда – это стрельба одиночными. Передергиваешь затвор, досылаешь патрон. Один раз. Карабин самозарядный. Цель – вон тот камень… да, тот, продолговатый. Целься. Перед выстрелом задержи дыхание и плавно, не рывком жми на спусковой крючок… Ну?
Грохнуло. Куда ушла пуля, Фома не понял. Но не в камень и не в песок перед ним.
– Еще раз…
Девятым выстрелом Оксана попала в цель. Последнюю, десятую пулю Фома пустил в ту же выбоину, отчего камень раскололся пополам. Оружие было хорошо пристрелянным.
Еще бы ему не быть таким, коли во сне Фома делал с ним чудеса!
К счастью, на сей раз приснился только один сон. Девчонка наверняка ошалела бы, увидев вокруг себя возникающих из ниоткуда гипсовых рыб, и уж конечно, не удержалась бы от расспросов. Как будто человек полный хозяин своих сновидений! Не в большей степени, чем выбивающийся из сил пловец – хозяин бурной реки.
Стрельба из «марголина» вышла менее удачной. Через полчаса вопросов, терпеливых объяснений и проб фонтанчик песка взметнулся в полуметре от цели, и Фома решил, что хватит зря переводить боеприпасы. Случись что серьезное, пользы от девчонки все равно не будет никакой, разве что взять кого-нибудь на испуг. Авось не подстрелит нечаянно себя или напарника – и то ладно.
Один пистолет и часть мелкокалиберных патронов Фома отдал Оксане, велев от греха подальше убрать в карман рюкзака. Потом спросил:
– Может, и ты поспишь? Хочешь небось спать?
– Нет. – Девчонка замотала рыжей головой.
– Уверена?
– А то!
Фома не поверил. Путь через пески тяжел для любого новичка, а сон – лучший отдых. Обыкновенный сон без расчета выспать что-либо полезное, ибо все необходимое уже выспано. Тут иное: нежелание пускать постороннего в свои материализующиеся сны. Что может сниться семнадцатилетней девчонке? Чепуха какая-нибудь интимного свойства, для чужих глаз не предназначенная…
Что ж, снисхождения в виде дополнительных привалов не проси.
– Переоденься, – приказал он, бросив девчонке свежевыспанный комбинезон и новые кроссовки. Отвернувшись, насвистывал сквозь зубы. – Ну как, впору?