«Если», 2011 № 06 - Журнал «Если»

Разумеется, это была только фантазия, но почему бы не пофантазировать? Он один в номере, очень устал, перевозбужден и не может уснуть. Вот в голову и приходят всякие странные картины: сотни, а может, тысячи или миллионы подобных капсул, выживших в катастрофе и мечтающих о воссоединении. Возможно, они в состоянии поддерживать связь друг с другом… Ну конечно же! Кравитц остановился, как громом пораженный. Синдром Робинзона! Вот и объяснение. Они хотят вернуться!

Кравитц посмотрел на портсигар, лежавший на столе. Неужели эта вещь может чего-то желать? И если это так, как объяснить ей, что он понял ее стремление? Но он должен это сделать, если хочет снова увидеть Мириам. У него не было никаких доказательств, что он на верном пути, но он не собирался отказываться от надежды, пусть она казалась зыбкой и эфемерной. Кравитц осторожно снова взял в руки цилиндр и поразился тому, какой он теплый.

— Мы отправим тебя домой, — прошептал он, сжимая капсулу в кулаке, слово талисман.

И тут же подумал: «Домой… Но куда?»

В поясе астероидов обнаружены четыре малые планеты: Церера, Паллада, Юнона и Веста. Железно-никелевое ядро найдено у Весты. Это был весьма ненадежный след, но у Кравитца не было другого, а желание спасти Мириам пересиливало скепсис. Он снова взялся за комборд, вызвал портал НАСА и начал контекстный поиск по слову «Веста».

Через несколько минут он уже знал, что в 2011 году космический зонд «Рассвет» прошел рядом с планетоидом и передал на Землю сотни снимков. На них не было следов столкновения с каким-то особенным объектом, но это ничего не значило — катастрофа могла случиться сотни миллионов лет назад. Кравитц нажал на баннер «Виртуальный полет», светившийся на панели. Тут же весь экран заняла неровная поверхность планетоида, испещренная следами от попаданий микрометеоритов. Она, покачиваясь, проплывала перед глазами, как будто физик действительно летел над ней. «Это то самое место? — мысленно спросил он. — Ты узнаешь его?» Но ответа, разумеется, не дождался. На самом деле это смешно. Даже если капсула обладает своеобразным разумом и стремлением вернуться домой, то как установить с ней контакт? Как она может понять его и ответить?

— Мы вернем тебя назад, — он произнес эти слова вслух, словно давая торжественную клятву. — Тебя и остальных.

В этот момент он понятия не имел, как собирается исполнить свое обещание, но твердо знал, что если понадобится, посвятит этому всю жизнь.

Капсула никак не отреагировала. Чего и следовало ожидать. Кравитц внезапно почувствовал страшную усталость и, не раздеваясь, повалился на кровать. Это был трудный день. Трудный и бессмысленный.

«Мириам, — думал он, засыпая. — Мириам, прости… я не смог… ни тогда, ни теперь…»

Внезапно он понял, что все еще сжимает капсулу в руке, но уже не было сил вставать и искать портсигар. Кравитц засунул ее под подушку, как ребенок любимую игрушку.

Его разбудил телефонный звонок.

Кравитц с трудом приподнялся на постели, тряхнул головой, приходя в себя.

«Если это Долингер, он подождет… Что за манера будить постояльцев, когда они об этом не просят?»

Но это был голландец.

— Вильямс, что, черт побери, вам еще нужно? Неужели вы до сих пор не поняли… Что вы сказали?.. Барьер?.. Вы серьезно?.. Да-да, конечно. До свидания.

Кравитц выбежал на балкон как был — босиком. За ночь изрядно потеплело, небо обложили низкие тучи. Весь центр города тонул в белесом тумане. Кравитц бросился назад, в спешке вытащил прибор ночного видения, собрал, стараясь не уронить и не растерять детали. Это было нелегко — руки дрожали от волнения. Он вынес прибор на балкон, настроил, приник к окуляру. Все, как обычно — никакого движения. Или… Кравитц затаил дыхание. Грузовик исчез. Восемь лет он простоял без движения в дюжине метров от Барьера, восемь лет он вез утренние газеты и рождественские открытки тем, кто так и не прочитал их, его фото обошло все журналы мира, а теперь он исчез… Нет, не исчез, а уехал. Кравитц увидел, что грузовик стоит в сотне метров в стороне, а водитель вылез из кабины и растерянно оглядывается вокруг — недоумевает, наверное, почему так неожиданно рассвело.

«Это случилось, — подумал Кравитц. — Это наконец случилось».

Раздался истошный звук сирены, и на площадь одна за другой стали выезжать полицейские машины. Но Кравитц этого не видел — он был уже на лестнице. Ботинки он надел, а пальто брать не стал. Вместо этого он сжимал в руке, словно величайшее сокровище, старинный портсигар.

— Подожди еще немного, Мириам, — шептал он. — Я скоро буду дома.

И ему казалось, что он слышит тихое эхо собственных мыслей. «Буду дома… Скоро…»

Перевела с немецкого Елена ПЕРВУШИНА

© Frank W.Haubold. Heimkehr. 2007. Печатается с разрешения автора.

Майк Резник

Шесть слепцов и чужак

Есть такая притча о четырех слепцах и слоне. Первый слепец ощупал хобот и заявил, что слон — это змея. Второй ощупал ногу и пришел к выводу, что слон — это ствол дерева. Третий ощупал бивень и сказал, что это копье, а четвертый ощупал хвост и заявил, что это веревка…

Знаете, если бы Папа Хемингуэй побывал здесь в 2038 году, он написал бы «Слякоть Килиманджаро», потому что обнаружил бы на горе именно это.

В 1900 году гора сияла красотой. Снег и лед на ней были видны за 80 миль. К 2000 году девяносто процентов его исчезло. И никто не знает почему. Или, наверное, подобно тем слепцам, каждый знает причину, но каждый не прав.

Правительство Танзании начало паниковать в 2015 году. В конце концов, после резкого уменьшения численности диких животных в национальных парках в результате уничтожения среды обитания и браконьерства туристы, посещающие Килиманджаро, были главным источником твердой валюты. Танзанийцы даже пробовали засыпать склоны искусственным снегом, как это делают на горнолыжных спусках.

Разумеется, ничего у них не получилось. Ведь они попытались восстановить основную часть грандиозного ледника, а не проложить трассу для нескольких лыжников.

Поэтому льда и снега становилось все меньше, и к 2038 году его осталось с гулькин нос. Но то был особый год — ровно сто лет назад Эрнест Хемингуэй написал классический роман «Снега Килиманджаро», и мой спонсор, журнал «Джиографи мэгэзин», решил профинансировать последнее восхождение на эту гору, «чтобы пройти по следам Хемингуэя и в последний раз испытать благоговейный трепет перед Килиманджаро».