Песня для Корби - "Румит Кин"

– Хорошо. Звони. – Корби бросил набухшую от крови салфетку в мусорный бак, открыл кран, сунул порезанные пальцы в поток холодной воды. Розовая лента крови зазмеилась по белому кафелю раковины.

Ара набрал номер Ника.

– Не берет.

Корби напряженно смотрел на него. Ему казалось, что он может различить приглушенное эхо гудков.

– Мы теряем время. Мы должны найти его.

– Ник! – внезапно воскликнул Ара. – Ник, где ты? – Он встретился с Корби взглядом. Его лицо было очень напуганным. – Ник, куда ты пропал? Я тебя плохо слышу. Какая ловушка? Куда бежать?

– Он галлюцинирует, – сказал Корби. – Дай я с ним поговорю.

Ара передал ему трубку.

– Ник, это я.

Ник странно рассмеялся.

– Зачем ты нас сюда привел? Чего ты добиваешься?

– Что ты видишь?

– Андрея.

– Это просто галлюцинация.

– Нет. Я вижу его на фотографии. – Корби понял, что слышит в трубке приглушенную музыку. Значит, Ник все еще в клубе.

– Где ты? – спросил он, возвращаясь в коридор. «Я должен догадаться, где сейчас Ник, – подумал он. – Если он видит то же самое, что и я, куда он мог пойти и что сделать?» Он остановился и, чувствуя, что окончательно сходит с ума, начал всматриваться в рисунки.

– Так я тебе и скажу, – рассмеялся Ник. – Это ты будешь отвечать на мои вопросы. Зачем. Ты. Привел. Нас. Сюда.

Город за нарисованными окнами. Крадущиеся тени в полутьме. Корби пошел вдоль изображения.

– Потому что Комар назначил мне здесь встречу.

– Не прикидывайся идиотом. Зачем тебе все это? Что ты скрываешь? Что ты задумал?

У людей города были лица – не такие, как у мертвых музыкантов, но тоже наделенные индивидуальными чертами. Окно у разветвления двух коридоров открывало вид на парадный подъезд какой-то гостиницы. На переднем плане было такси, к его окну склонялась молодая женщина, закутанная в манто с меховым воротником. Корби, пачкая стену кровью, коснулся изображения.

– Не может быть, – пробормотал он. – Я схожу с ума.

– Ты не сходишь с ума. Ты сводишь с него других.

– Чего не может быть? – спросил Ара.

Корби зажал трубку рукой.

– Скажи, ты ее узнаешь? – Ара вдруг побледнел. – Это она душила тебя в школе. Это ее портрет. Только теперь ее лицо выглядит вот так. – Он провел кровавую полосу по нарисованному лицу от середины лба и вниз, через переносицу и щеку. Ему показалось, что он снова слышит грохот выстрела, видит, как расходится порванная пулей ткань на черной маске убийцы.

– Ты не сумасшедший, – бледным голосом сказал Ара. – Просто похоже. Тот же тип лица.

Корби повернул в тот коридор, который был со стороны рисунка с девушкой в манто.

– Ник. Ник, ты здесь? – Но в трубке была только музыка. Ник не сбросил вызов, он просто отложил телефон. Корби вернул мобильник Аре. – Не вешай трубку. Вдруг что-то услышишь.

Они вышли в небольшой зал, где стояли металлические ресторанные столики и стулья, обитые красным драпом. На одной стене висели зеркала и фотографии в рамках, на другой были нарисованы окна. Корби остановился и замер. Он почувствовал рядом существо, похожее на призрак, ставшее неотличимым от мертвеца. Для него больше нет препятствий, нет достойных соперников. Ему никогда не очистить свою душу, никогда не выбраться из ада. Медленно, как в дурном сне, он обернулся и посмотрел налево. За крайним столиком у стены сидел одинокий юноша. Сквозь нарисованное окно он смотрел на улицу дождливого города. Этой сырой ночью камни мостовой кажутся темно-зелеными. Голубь, застрявший в проводах, умирает во всполохах белого света. Из-за пелены ниспадающих волос, сквозь дымный чад, юноша смотрит на его смерть своими бездонными глазами и плачет. Плачет все его существо. Он оплакивает смерть, хотя несет ее сам и сам ей принадлежит.

– Кто ты такой? – спросил Корби. Юноша-призрак оторвал взгляд от птицы, и Корби почувствовал, что теперь эти страшные глаза смотрят на него. Юноша улыбнулся жестоко и безрадостно.

– Я – это ты.

– Куда ты дел Ника?

– Ник не имеет значения.

Корби бросился на него, ударил в призрачное лицо, но попал в пустоту и повалился грудью на металлический столик. Когда он поднял глаза, перед ним никого не было, лишь в пепельнице истекала тонкой струйкой дыма только что затушенная сигарета. Комар и Ара встревоженно смотрели на него. Ара все еще держал трубку у своего уха.

– Там никого нет, – сказал Комар. – Корби, что ты делаешь?

– Ничего. – Корби обессиленно опустился на ближайший стул.

– С кем ты разговаривал?

– Ни с кем. Неважно. Мне уже лучше. – Это была правда – Корби чувствовал, что видения на время почти оставили его: свет казался ярче, рисунки на стенах больше не шевелились. – Ник должен быть где-то здесь.

– Почему?

– Я уверен. Поищи его дальше по коридору.

Ара послушался, но не успел сделать и двух шагов, как Ник сам вошел в зал. Он выглядел, как наркоман во время бэдтрипа, его лицо блестело от пота. Он увидел друзей и остановился.

– Ник, ты нас видишь? – спросил Корби.

– Так же ясно, как и Андрея.

– Здесь нет Андрея, – сказал Ара.

– Ты уверен? – Ник подошел к стене, ткнул в одну фотографию, потом в другую. – Что это, Корби? А это что?

– Фотографии…

– Не прикидывайся идиотом. Ты знал, ты не мог не знать. – Голос Ника сорвался. – Ты хотел, чтобы мы окончательно спятили! Ты все это устроил!

Корби непонимающе взглянул на него, потом снова на фотографию – и только теперь увидел, на что Ник показывает. Рядом с ударной установкой, незаметный в толпе других подростков, стоял Андрей. В руках у него была та самая черная гитара с декой, изогнутой в форме двух полумесяцев, с желтыми осенними листочками на грифе.

– Не может быть, – прошептал Корби.

– Хватит. Я больше тебе не верю. Говори правду.

– Но я не знал, что он ходил в этот клуб…

– Опять совпадение?

– Он же не разбирался в рок-музыке, – сказал Ара. – Как это может быть?

– А ты у Корби спроси.

Корби смотрел на фотографию. В ее ламинированной поверхности он увидел отражение своего лица. Только в его лице больше не было ничего своего. Оно стало лицом другого. А Андрей застенчиво улыбался, задвинутый за ряды молодых талантов. И с его лицом тоже было что-то не то. Корби показалось, что он видит улыбку мертвеца или чучела. Кожа была слишком бледной, глаза – безжизненными.

– Сегодня мой первый концерт, и ты не мог не прийти, – тихо сказал Андрей. – Ведь ты мой лучший друг. Я нужен тебе больше всех остальных. А ты – единственный, кто нужен мне.

Еще раз щелкнула ослепительная фотовспышка, и толпа подростков зашевелилась, убирая с лиц чрезмерные улыбки. Корби стоял посреди зала. Справа и слева от него шли два ряда раскладных кресел. Он заворожено смотрел, как Андрей выходит из толчеи других ребят и, придерживая гитару, спрыгивает со сцены. Он шел прямо к нему. Вдруг его лицо начало меняться – живая болезненная гримаса прорвалась из-под восковой маски, губы задрожали, на них показалась кровавая пена. Глаза заблестели от слез. Его волосы снова были темными от крови. Он рванулся вперед, но его ноги подкосились, и он начал падать на Корби. Корби хотел подхватить его, но не смог: призрачное тело Андрея прошло сквозь его руки. На мгновение они оказались лицом к лицу.

– Ты должен использовать видения, – прошептал Андрей и, распадаясь, проскользнул сквозь Корби. Корби обернулся и увидел, как разлагается упавшее на пол тело. По безвольным рукам поползли сизые трупные пятна, пальцы скрючились и покрылись буграми, затылок вспух и позеленел, из раны в расколотом черепе, свиваясь кольцами, выполз трупный червь.

Корби закричал и понял, что снова видит пространство кафетерия. Он лежал на спине, на холодном каменном полу между стальных столиков, и Ара несильно бил его по щекам.