За полвека до Бородина - Вольдемар Балязин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Правда, — ответил ему скиф, — я — татарин, но мой род от меня начался, а твой род тобою кончается». Ларион Матвеевич рассказал Мише, что в 1740 году перешел Данилов в Петербургскую артиллерийскую школу и потом, как хороший рисовальщик, определен был в Герольдию рисовать дворянские гербы на тех лейб–кампанцев, кои, когда привели на престол Елизавету Петровну, дворянами еще не были. За что и был Данилов пожалован чином фурьера.
Рисуя гербы вчера еще безродным рядовым гренадерам из Преображенского полка, которым посчастливилось за одну лишь ночь получить и потомственное дворянство, и офицерство, и деньги, и поместья, переполнялся Данилов горестью и досадой: почему это столь несправедлива к нему судьба, когда за долгие годы верной службы никак не может он дослужиться до прапорщика, а вчерашний прапорщик из роты дворцовых гренадер давно уже полковник, другие же офицеры враз стали генералами?
И, надписывая под разными цветом и рисунками гербами лейб–кампанцев один и тот же девиз: «За верность и ревность», вспоминал Данилов не только их сорную траву и дичков на ниве российского дворянства, — но и чванливых аристократов, кои даже и таких–то заслуг, как лейб–кампанцы, не имели.
И приходили ему на ум стихи аглицкого поэта Александра Попа, вычитанные им в поэме его «Опыт о человеке», которую первым сам он и перевел на русский язык.
Когда ж твой будет род старинный, но бесславный,Недобродетельный, бездельный и злонравный,То хоть бы он еще потопа прежде жил,Но лучше умолчать, что он весь подлый был.И не внушать другим, что чрез толико времяЗаслуг твое отнюдь не показало племя.Кто сам безумен, подл и в лености живет,Того не красит род, хотя б Говард был дед.
(Говарды являли собою знаменитый английский графский род, чье благородное происхождение не вызывало никаких сомнений.)
Следующий чин, сержанта, получил он за изобретение «зеленого огня», который впервые возжег в фейерверке в Оперном доме, когда зеленым пламенем вспыхнул вдруг вензель государыни: «Е».
А затем изготовление фейерверков стало главною его заботой и единственным средством служебного успеха. Императрица души не чаяла в огненных потехах, и когда родился у нее внук — Павел Петрович, то и велела приготовить тот самый невиданный фейерверк, после сожжения коего и встретились с Даниловым отец и сын Голенищевы — Кутузовы.
А однажды Ларион Матвеевич рассказал Мише, что недавно Данилов женился. Его избранницей оказалась молодая богатая вдова, оставшаяся по смерти мужа с двумя детьми. К несчастью, она доводилась дальней родственницей Мавре Егоровне Шуваловой, и та сочла женитьбу Данилова браком по расчету и несомненным мезальянсом.
У Данилова начались служебные неприятности.
— Говорят, — заметил Ларион Матвеевич, — что его отошлют из Петербурга в какой–нибудь дальний гарнизон.
— А что ж гаубица? — спросил Миша. — Верно ли, что Данилов придумал «единорог»?
— Я знаю наверное, — ответил батюшка, — что «единорог» придумал он сам с начальником своим Мартыновым.
Объяснение 5,
представляющее собою краткое переложение «Записок» М. В. Данилова, сочиненных им в 1771 году, где сообщал он и о том, как был задуман и появился на свет пресловутый «единорог».
В первом томе «Артиллерийских записок» француза Сен — Реми увидел Данилов: на чертеже четыре мортирки сплошь напечатаны. Каморы у всех них были конусом, а запор сделан на всех один.
Показал Михаил Васильевич чудную сию батарейку — о четырех стволах при одном запоре — начальнику своему обер–фейерверкеру Мартынову.
Сделали они чертеж, рассчитали модель на трехфунтовое ядро, затем отлили.
Много раз при испытаниях мортирку разрывало на части, лафет же дробило в куски. Наконец решили отливать не четыре, а только два ствола с одним запором. Эта затея удалась. Решили назвать новое орудие «близнята». Однако ж в армии «близнята» не прижились, но идею сделать орудие с каморой конусом Данилов не оставил и, наконец, отлил не мортиру уже, а гаубицу — «одиночку» такого же трехфунтового калибра, способную стрелять и картечью, и гранатой, и ядром.
Петру Ивановичу Шувалову «одиночка» приглянулась, и он приказал вылить их еще несколько штук разных калибров, способных бросать снаряды от шестифунтовой гранаты до пятипудовой бомбы.
Увенчал граф «одиночки» своею графской короной, а под короной поместил собственный герб, в коем был изображен свирепый зверь — «инрог», с единым на носу рогом, — и потому стали прозываться те гаубицы «единорогами», а вслед за тем из–за изображенного на стволе герба все стали думать, что гаубицу эту придумал не Данилов, а сам Шувалов.
…Так и вошли в историю русской артиллерии «шуваловские единороги», созданные на самом деле скромным поручиком Даниловым. И просуществовали целых сто лет, до появления нарезных орудий, принимая участие еще в обороне Севастополя в 1854–1855 годах.
* * *А меж тем шла война, и одно событие сменяло другое, и время ратоборства подходило к экватору, ибо наступил четвертый год всеевропейской брани, а сражениям и битвам все еще не было видно конца.
Ларион Матвеевич был в армии Румянцева под Кольбергом, Иван Логинович крейсировал с эскадрой Мишукова в Балтийском море.
Уже отгремели победные для русских Пальцигское сражение и сражение при Кунерсдорфе, когда вдруг Миша узнал, что Иван Логинович возвращается домой, в Санкт — Петербург.
7
Капитан–лейтенант Голенищев — Кутузов оказался в море после того, как 2 июля 1758 года Кронштадтская эскадра старика Мишукова вышла в море. Адмирал командовал всем Балтийским флотом и держал свой флаг на 80-пушечном линейном корабле «Святой Николай». Командиром корабля был Григорий Спиридов, а Иван Логинович состоял при Мишукове в адъютантах.
7 июля к эскадре Мишукова присоединилась Ревельская эскадра адмирала Полянского, а еще через два дня и союзный шведский флот.
Вечером 9 июля соединенный русско–шведский флот подошел к Зунду и встал возле острова Амагер.
Вслед за тем флот подошел к Копенгагену, и опасное морское предприятие мгновенно преобразилось в наиприятнейшую прогулку.
На адмиральский корабль прибыл русский резидент в Дании барон Корф, господа офицеры съехали на берег, союзные адмиралы отправились на аудиенцию к королю и были наилучшим образом приняты и обласканы Фредериком V Ольденбургским.
После этого адмиральский корабль превратился в дворцовый павильон, где происходили беспрерывные приемы — то приезжал французский посол, то саксонский резидент, то союзные адмиралы, то датские министры.
Все это кончилось лишь в середине августа, когда флот отправился крейсировать вдоль побережья, однако и новое предприятие опасным не оказалось — вражеские корабли в море не выходили.
Домой Иван Логинович вернулся в самом конце сентября.
* * *Когда «Святой Николай» встал у стенки Кронштадтской гавани, Миша был в летнем лагере под Усть — Ижорой.
К этому времени в инженерных войсках произошли немалые перемены: еще год назад был организован первый инженерный полк из шести рот — двух пионерных, то есть саперных, двух рот мастеровых, то есть плотницких, и двух — минерных.
Мастеровые и пионерные роты заготавливали туры и фашины, строили батареи и укрепления, траншеи и параллели, вели сапы и устраивали переходы — штурмовые мостки через крепостные рвы, строили блиндажи и палисады и изготовляли платформы, рогатки, носилки, тачки, то есть все потребное и для обороны крепости или полевого укрепления, и для их взятия.
Инженерные войска были сообществом тружеников, и если кавалеристы гордились саблями и шпагами, а пехотинцы — мушкетами и штыками, то гордостью саперов были те же орудия, что и у собратьев их, работных и мастеровых, — ломы и железные лопаты, заступы и мотыги, кирки и топоры. Если артиллеристы важно вышагивали возле сверкающих кулеврин и мортир, то предметом гордости саперов были помпы для откачки воды из минных галерей, машины «для приведения в минах воздуха в движение» и диковинные минные бурава о двадцати коленах.
В эту осень Мишу обучали в лагере премудростям понтонного дела. С утра стали кадеты готовить к переправе через Ижору дивизион легких пушек, а для того надобно было поставить наплавной понтонный мост.
Утром подтащили к реке набитые на деревянные каркасы жестяные голландские понтоны и наши медные, а также и до того никем еще не виданные — парусиновые. Солдатские дети вязали на берегу плоты и сбивали козлы, чтобы к вечеру вытянуть цепочку из всего этого между двумя берегами Ижоры. Миша на сей раз впервые командовал небольшой группой понтонеров, сбивавших козлы.