В пекло по собственной воле (сборник) - Светлана Алешина

Вертолет тем временем совершал какие-то сложные виражи, и я поняла, что Сергей высматривает среди волн старика-айна и Турсунова. Впрочем, возможно, что и они остались живы, может, их тоже взрывной волной выбросило с катера в воду?

Чугунков застонал и перевернулся на бок.

Забеспокоившись, что у него вновь пойдет кровь, остановившаяся от морской воды, я еще раз проверила его рану. Все было в порядке. Расстегивая ему комбинезон ниже груди, чтобы ткань не мешала дыханию, я вдруг обнаружила, что во внутреннем кармане лежит какой-то конверт. Он вместе с тканью комбинезона был пробит пулей Турсунова. Я вытащила конверт и увидела, что он размок и бумага внутри — тоже. Надписи на конверте никакой не было. Я осторожно вытащила бумагу и развернула, стараясь не порвать.

«Конечно, то, что я сейчас делаю, не назовешь высокоморальным поступком, — подумала я. — Но меня, наверное, извиняет то, что делаю я это только ради того, чтобы разоблачить агента в рядах МЧС. Или, наоборот, снять свои подозрения с человека, которого хочу уважать и любить. Конечно, если это личная переписка, читать не буду, но вдруг это — как раз то, что я ищу?»

Едва я развернула мокрый лист бумаги, в глаза мне бросился кусок текста, который я не могла не прочесть уже потому, что на него упал мой взгляд, и я прочитала то, что увидела, автоматически.

«Любимый мой! — прочитала я с изумлением. — Остались, наверное, считанные месяцы до того дня, когда мы сможем быть с тобой вместе постоянно, не считаясь с косыми взглядами наших родственников и нетактичным изумлением старых друзей. Единственно, кого мне становится жаль, когда я думаю о тебе, моя надежда, это Гришу, которому, наверное, будет трудно правильно понять мой выбор…»

Дальше я читать не стала. Письмо было слишком интимное, и мне вообще не следовало бы его трогать. Но что сделано, то уже сделано.

Я уже собиралась сунуть лист бумаги обратно в конверт, как вдруг меня разобрало неистовое любопытство, кто же автор этого письма. Что-то подсказывало мне, что я должна это узнать, что в этом, возможно, будет содержаться разгадка многих, мучающих меня вопросов. Стыдясь саму себя, я перевернула лист бумаги и с еще большим изумлением прочитала:

«Все, любимый! Целую! Твоя Леночка!»

«Так это же Крупнова! — подумала я ошеломленно. — Вот так номер!»

Мое изумление разрушил торжествующий крик Сергея:

— Ах ты, сволочь! Ну, сейчас я тебя!

Я быстро сунула письмо в конверт, конверт в карман Чугункова и повернулась к Сергею.

— Что там, Сережа?

— Так он же ныряет, сволочь, чтобы я его не заметил! — ответил Сергей со злостью. — Я узнал его — это та самая сволочь, что ранил меня в Птичьем ущелье.

— Мне показалось, что он японец, — сказала я.

— Конечно, японец, — убежденно подтвердил Сергей. — У меня на них глаз наметан.

— Сережа! — вцепилась я в его руку. — Его обязательно нужно привезти на Шикотан. Теперь он единственный может подтвердить, что вся шумиха с ядерным взрывом — спектакль. Мало того, он поможет нам выяснить, кто устроил этот спектакль!

— Он мне ногу прострелил, сволочь! — отозвался Сергей. — И я его возьму.

Он нажал какую-то кнопку, и под воду ушла осветительная ракета. Поверхность воды под нами стала на минуту светлее, под водой расплывался какой-то огненный шар диаметром метров десять. Я увидела, как в стороне от шара вынырнула фигурка в пятнистой форме пограничника и отчаянно замахала руками.

— А! Не нравится! — закричал обрадованно Сергей. — Сам, сволочь, к нам запросился!

Сергей завис над плавающим внизу японцем и сказал мне:

— Брось ему петлю.

Я подняла дверь и швырнула вниз петлю, на которой Сергей поднимал меня.

— Осторожно, Сергей, у него может быть нож! — сказала я. — Старика он дважды ножом ударил.

— Это он пусть себя осторожно ведет, — проворчал Сергей. — В то, что он самурай и сделает себе харакири, я не верю, значит, сам будет осторожность соблюдать, без наших напоминаний.

Увидев, что японец закрепил на себе петлю, Сергей поднял вертолет, выдернув японца из воды, и сказал мне:

— Смотай трос до половины и на тормоз поставь.

Через минуту мы начали набирать высоту. Когда поднялись уже прилично, Сергей попросил меня:

— Посмотри, что там, внизу.

Я выглянула вниз. Японец что-то кричал и махал руками. У меня в душе не шевельнулось к нему абсолютно ничего. Ни капли жалости, ни грамма сострадания не могла я в себе отыскать.

Сергей включил крейсерскую скорость, и вертолет помчался к заставе с максимальной скоростью, на которую был способен. Японец уже не кричал и не дергался, он застыл на петле и не делал попыток покончить жизнь самоубийством, как и предполагал Сергей.

Мы неслись над океаном вслед за склоняющимся к горизонту солнцем, и мне иногда казалось, что я вижу среди волн клочок синего цвета. Я каждый раз порывалась схватить Сергея за руку и заставить спуститься пониже, чтобы подобрать старика-айна в его синем халате, расшитом белыми прямоугольными узорами.

Но в следующее мгновение убеждалась, что это лишь отсвет солнца от синей в белых барашках пены вод Тихого океана.

Глава восьмая

Чугункова мы даже не стали выгружать из вертолета. Приставили к нему врача и прямым ходом отправили в Южно-Курильск.

Турсунова вытащили из петли. Он окоченел и не мог двигаться самостоятельно. Его отнесли на заставу, согнули не слушающиеся руки и надели на них наручники.

Я не сторонница силовых методов ведения допросов и вообще силового давления на противника, который находится в твоих руках. Об избиении арестованных на допросах вообще речи и быть не может. Я считаю, что любой самый сильный удар кулака можно заменить фразой, которая пошлет твоего противника в нокаут и принесет тебе победу, нужно только быть очень внимательным.

Но я не могла себе не признаться, что после полета над океаном «под вертолетом», который устроил Турсунову Сергей, тот стал намного мягче в общении и гораздо сговорчивее.

Мне не стоило большого труда заставить его признаться, что он работал на Шикотане вместе с Краевским, который осуществлял общее руководство операцией и контакты с японской стороной. Кто был заказчиком всей операции, Турсунов не знал, по крайней мере утверждал, что не знает. Контакты высшего уровня шли через Краевского. Лодки охотников-айнов были расстреляны двумя торпедами самим Краевским, упустившим из виду только одного старика, которому удалось выплыть и не попасться на глаза наблюдателя с катера Краевского.

В задачу Турсунова входило выкрасть старика и передать его японской стороне. В случае если старик откажется ехать в Японию, уничтожить его. Все «подобранные» в океане японцами охотники-айны были подставными лицами, и старик должен был подтвердить их показания. Но старый айн почему-то заупрямился. Турсунов не смог толком объяснить, что за проблема у него возникла, почему он не смог договориться с ним.

О судьбе упавшего со скалы Краевского ему ничего не было известно, и как я ни билась, он на этом настаивал. Пришлось поверить. Впрочем, Турсунов был уверен, что Краевский сумел выбраться невредимым.

Записав на пленку показания в присутствии свидетелей, я отправила его под надежной охраной в Южно-Курильск и передала все материалы допроса в Питер Менделееву.

Моя работа на Шикотане была, в общем, завершена. Оставалось только составить формальный отчет о своих действиях и можно отправляться домой. Но что-то меня словно тормозило, не давало сесть в вертолет и, бросив на Шикотан последний взгляд с воздуха, растаять в голубом осеннем небе Курил.

Прощаясь с Сергеем, я поняла, что меня задерживало на этом крохотном клочке российской земли на краю великого океана.

— Что же случилось с той девушкой из деревни айнов, на которой ты едва не женился? — спросила я Евграфова, когда мы стояли с ним у взлетной площадки.

Вертолет уже раскручивал лопасти винта, и времени у нас оставалось совсем немного.

Евграфов посмотрел на меня грустными глазами и сказал просто и доверчиво:

— О-Кари ушла в океан к большой волне…

— Ушла? — не поняла я.

— У айнов есть поверие, что большая волна, цунами, забирает их в царство Большого кита, покровителя их рода, — пояснил Сергей. — Старик-отец не разрешил ей выйти замуж за русского, он давно присмотрел ей жениха из Японии, из деревни на Хоккайдо. Она должна была уехать в Японию. Я хотел просто увезти ее от отца, подать рапорт об отставке и уехать с ней в Россию, но она не смогла нарушить обычаи своего рода. По их традиции, девушка, которая не хочет выходить замуж за мужчину, которого присмотрели ей родители, имеет право отказаться и выйти замуж за Большого кита. О-Кари уплыла в океан и не вернулась. Так у них поступают и старики, которые чувствуют приближение смерти, — они сами уходят в страну Большого кита.