Двести лет вместе. Часть первая - Александр Солженицын

Не случайно Бунд создался именно в Вильне. Вильна была – «Литовский Иерусалим», Вильна всегда имела значительную еврейскую интеллигенцию, через Вильну же текли с Запада и все транспорты нелегальной литературы в Петербург и в Москву[822].

Но вот Бунд, вопреки своей интернациональной идеологии, «стал национализирующим фактором еврейской жизни», хотя «руководители его чурались национализма, как проказы». (И как русские с-д успешно чурались до конца.) Но хотя Бунд стал получать крупную денежную помощь от состоятельных еврейских кругов из-за границы, он проводил принцип, что больше нет единого еврейского народа, отвергал идею «мировой еврейской нации»[823], – а существуют-де и в еврействе два враждующих класса. (Бунд опасался, как бы национальные еврейские настроения «не затемнили классового сознания пролетариата».)

Однако собственно еврейского пролетариата в наличии было мало: евреи – крайне редко шли в фабричные рабочие. Это объясняет Ф. Кон: «Евреи считали позорным для себя не быть самостоятельными хозяевами», хоть самым скудным – да ремесленником, хоть подмастерьем: есть надежда открыть свою мастерскую. «Между тем переход на фабрику лишал его[еврея] всех иллюзий относительно того, что он когда-либо будет самостоятельным хозяином: поэтому переход на фабрику считался унижением, считался позором»[824]. (Правда, тут была и та помеха, что фабрикантам невыгодно было набирать рабочих с отдыхом в субботу, а не в воскресенье.) Тогда Бунд объявил «еврейским пролетариатом» – и ремесленников, и мелких торговцев, и купеческих приказчиков (ведь по Марксу «пролетарий» – всякий, кто работает по найму), и даже торговых посредников. И вот теперь их всех можно и надо было революционизировать и бросить против самодержавия. И даже объявил Бунд, что евреи – «лучшие пролетарии в мире»[825]. (Впрочем, Бунд не снимал с себя задачи и «усилить работу среди христианских рабочих».)

Далёкий от социалистических симпатий Г. Б. Слиозберг пишет по этому поводу: огромная пропаганда со стороны Бунда и отдельные выступления его «приносили вред и, в особенности, непосредственный вред еврейской торговле и начинавшей развиваться промышленности». Бунд натравливал 14-15 летних ремесленных подмастерий на обучавших их мастеров; бундовцы выбивали стёкла «в еврейских домах более или менее зажиточных». Вот «в день Иом-Кипура бундистская молодёжь толпою ворвалась в большую синагогу[в Вильне], стала мешать продолжению молитвы и устроила невероятный дебош, распивая пиво…»[826].

Но несмотря на весь свой классовый накал, Бунд всё более попадал и в струю всемирную, свойственную и буржуазному либерализму: «Всё более распространявшаяся в культурном мире мысль, что национальная идея играет выдающуюся роль в пробуждении человеческого самосознания, принудила и теоретиков пролетарских кругов к более широкой постановке национального вопроса», и в Бунде «ассимиляционные тенденции стали постепенно вытесняться национальными»[827]. – Это подтверждает и Жаботинский: «Бунд… по мере своего роста, заменяет космополитическую идеологию национальной»[828]. – Абрам Амстердам, «один из первых видных деятелей Бунда», рано умерший, «пытался согласовать марксистское учение с идеями национализма»[829]. – В 1901 на очередном съезде Бунда один из будущих лидеров Семнадцатого года Марк Либер (М. И. Гольдман), тогда 20-летний юноша, говорил: «Мы были до сих пор в большой мере космополитами. Мы должны стать национальными. Не надо бояться этого слова. Национальное не значит националистическое». (Усвоить бы это нам хоть через 90 лет.) И хотя резолюция того бундовского съезда высказалась против «раздувания национального чувства, ведущего к шовинизму», но одновременно и за национальную автономию евреев, «независимо от обитаемой[ими] территории»[830].

Этот лозунг национальной автономии Бунд ещё несколько лет потом развивал в общественной агитации, и на банкетной кампании 1904, хотя вряд ли кто точно себе представлял, что значит автономия без территории. Например, стояло там право любого еврея пользоваться только еврейским языком в сношениях: с местным самоуправлением и с государственными учреждениями, – как это можно осуществить? (Тогда ведь и для члена любой другой национальности – тоже?)

Стоит отметить, что, несмотря на свою социалистическую окраску, Бунд «в социал-демократической программе» высказывался «против требования восстановления Польши… и против учредительных собраний для окраинных областей России»[831]. – Национализм – только для себя одних?

Итак, Бунд принимал в свой состав лишь евреев. А ступив на эту дорогу, хотя был резко антиклерикален – для последовательности уже не принимал и евреев, изменивших религию. Параллельные российские социал-демократические организации Бунд стал называть «христианскими», да ведь как и придумать иначе? И этим, понятно, сильнейше оскорблял Ленина[832]: его-то записать в «христиане»?!..

Так Бунд стал массивной попыткой отстаивать еврейские интересы особо от общероссийских: – И тот же Слиозберг признаёт: «Работа Бунда имела последствием поднятие собственного достоинства и сознания своих прав в еврейском трудовом населении»[833].

Взаимоотношения Бунда с РСДРП дальше не складывались легко. Впрочем – и с польской социалистической партией, ППС, которая от самого зарождения Бунда отнеслась к нему «крайне несочувственно» и заявила, что «изолированность Бунда ставит его в положение неприятеля по отношению к нам»[834]. При своём растущем националистическом сознании Бунд и не мог не столкнуться с другими ветвями российской социал-демократии.

Ленин описывает свой и Мартова спор с Плехановым в сентябре 1900 в Женеве: «Г.В. проявляет феноменальную нетерпимость, объявляя его[Бунд] прямо не-социал-демократической организацией, а просто эксплуататорской, эксплуатирующей русских, говоря, что наша цель – вышибить этот Бунд из партии, что евреи – сплошь шовинисты и националисты, что русская партия должна быть русской, а не давать себя «в пленение» «колену Гадову»… Г.В. остался всецело при своём, говоря, что у нас просто недостаёт знаний еврейства, жизненного опыта в ведении дел с евреями»[835]. (И каково было всё это выслушивать – Мартову, первому зачинателю Бунда?!)

В 1898 Бунд, хотя и старший по стажу, согласился вступить в РСДРП, но не отдельными членами, или группами, а как целое, и войти на правах полной автономии в еврейских делах, то есть состоять и участвовать в общероссийской партии, а чтоб общероссийская не вмешивалась в еврейские дела. Так и сладились. Однако в начале 1902 Бунд нашёл, что автономии, легко полученной от I съезда РСДРП, ему мало, он хочет состоять в РСДРП на правах федерации, с самостоятельностью также и в программных вопросах, – и выпустил о том брошюру против «Искры»[836]. Из главных: аргументов был, по словам Ленина, тот, что еврейский пролетариат – часть «еврейского народа, занимающего особенное положение среди других народов»[837].

Тут – взбеленился Ленин, и пришлось ему самому схватиться с Бундом. Теперь он не только призывал «не ослаблять силы своего натиска[т. е. на самодержавие] дроблением на многочисленные самостоятельные политические партии»[838], но и со страстью кинулся доказывать (правда, вслед за Каутским), что евреи – вообще не нация: у них нет ни общего языка, ни общей территории. (Плоское материалистическое суждение. Евреи – из самых реальных и слитных, слитных в духе, наций на Земле. В своём поверхностном пошлом интернационализме Ленин не понимал глубины и исторической укоренённости еврейского вопроса.) «Идея об особом еврейском народе реакционна по своему политическому значению»[839], узаконяя еврейскую обособленность. (Уж тем более «реакционны» были для него сионисты.) Выход для евреев Ленин видел только в их полной ассимиляции, – то есть вообще перестать быть евреями.

Летом 1903 на II съезде РСДРП, в Брюсселе, из 43 делегатов – от Бунда было только 5 (хотя вообще «принимало участие много евреев»). И Мартов, «поддержанный 12 евреями (среди них Троцкий, Дейч, Мартынов, Лядов и др.), выступил со стороны партии против федеративного принципа» для Бунда, – и бундовцы ушли со съезда (это и дало возможность победить ленинскому «параграфу 1-му устава»), вышли из РСДРП[840]. (После раскола РСДРП на большевиков и меньшевиков «лидерами меньшевиков были П. Аксельрод, А. Дейч, Л. Мартов, М. Либер, Л. Троцкий»[841], а также Ф. Дан, Р. Абрамович, – Плеханов же держался особняком.)

От своего возникновения Бунд быстро стал мощной и деятельной организацией «на еврейской улице», как тогда выражались. «До кануна событий 1905 г. Бунд был самой сильной социал-демократической организацией в России в смысле налаженности своего аппарата, дисциплинированности, спаянности, гибкости и умелой конспирации». «Нигде нет такой дисциплины, как в Бунде». «Крепостью» Бунда был Северо-Западный край[842].