Ученик ученика - Владимир Корн

Первым делом я надел сапоги на ноги. Вряд ли получится так, что они во второй раз смогут спасти мне жизнь. И так очень удачно все сошлось.

Теперь нам нужно было срочно покинуть это место. И чем быстрее, тем лучше. Черт его знает, сколько их поблизости, людей, разыскивающих Жюстина. Да еще лодка удачно подвернулась. Хотя плевать я хотел на такую удачу, когда только чудо в виде добротной кожи сапога и спасло мне жизнь.

Уже привычно подхватив Жюстина на руки, я отнес его в лодку. Подожди немного, парень, у меня имеется несколько неотложных дел. Первое из них то, что мы не должны оставить здесь живых свидетелей. Свидетелей того, что здесь находился именно тот человек, которого они и ищут, – наследный принц Жюстин Эйсен. Если их сообщники обнаружат четыре трупа, трудно будет связать это с нами. Если не найдется живого свидетеля. Так что делать это трудно, но необходимо.

И я сделал это. Сделал, стараясь не столкнуться взглядом с единственным оставшимся в живых, тем, кто был у них за главаря. Затем постарался об этом забыть хотя бы на время.

Следующий шаг – это трофеи. Пояса, оружие и одежда. Потому что у нас нет ничего, и в первую очередь нет денег. А они понадобятся, и понадобятся в самом ближайшем будущем.

Камзол принца, с завернутым в него камнем, полетел в воду. Вместо него я накинул ему на плечи обнаруженную в лодке куртку из домотканого полотна. Камзол – слишком приметная вещь, пусть и в нынешнем его состоянии. Хотя, если его сжечь, золота, пошедшего на шитье, хватило бы на цепь для любого конкретного пацана. Еще и на гайку бы осталось. Вот только некогда этим заниматься, а возить с собой – себе дороже.

Когда я зашвырнул наряд в воду, Жюстин, вяло интересовавшийся происходящим вокруг него, все же спросил:

– Палево?

Смотри-ка, запомнил новое слово. Я не смог сдержать улыбку.

И я ответил:

– Да, генйтрум.

Коль скоро его недавние собеседники обращались к нему так, да еще и с должным почтением, то, вероятно, и я могу так сделать. Заодно покажу, что тоже умею учиться. Жюстин в ответ на мое обращение одарил меня весьма странным взглядом, который я никак не смог истолковать. Да и не до этого было.

Штаны я решил ему оставить, пусть думают, что он купил их на распродаже. Тем более в таком виде, в каком они пребывали сейчас, никаких подозрений к их владельцу они не вызовут. Своих сапог Жюстин лишился давным-давно, и тоже не без моей помощи. На левую ногу сапог не налезал, ну и какой смысл был в правом сапоге?

Я сложил трофеи в носу лодки и отвел ее подальше от берега. Забрел я почти по пояс, решив, что сейчас не время опасаться замочить обувь.

Грести веслами мне в общем-то не привыкать, разве что заменявшие уключины кожаные гужи требовали определенных навыков. Я не сводил взгляд с мешка, стоявшего у самых ног Жюстина, поскольку успел заглянуть в него и обнаружить множество прекрасных вещей – от ржаных лепешек, твердого как камень сыра, копченой колбасы и до кожаной бутыли с вином. Прекрасными вещи были потому, что печенная на костре рыба, мелкие орешки, напоминавшие по вкусу фасоль, и терпкие, приторно-сладкие ягоды начинали вызывать стойкое отвращение.

Мы потеряли немного времени по дороге к селению, расположенному за излучиной реки, потому что решили сначала причалить к небольшому острову – хотели разобрать трофеи. Вернее, разбирал их я, потому что Жюстин безучастно наблюдал за моими действиями, кутаясь в обновки.

И большую часть времени я потратил на то, чтобы зарядить все пять имеющихся теперь у нас пистолетов. Среди трофеев было еще и ружье, но оно тоже отправилось в воду, и я лишь скрутил с него замок. Замок – вещь сама по себе дорогая. Само же ружье имело слишком приметный вид.

А вот финансами мы сильно не разжились, не денежными оказались люди, напавшие на нас. Одна-единственная золотая монета, горстка серебра и немного меди – вот и все.

Деньги нам были нужны. И в первую очередь для того, чтобы вылечить Жюстина. Из меня неважный медик, и все мои познания ограничиваются оказанием первой помощи, в том числе при поражении электротоком. Весьма полезные знания в этом мире, черт побери.

Жюстину становилось все хуже. Приходилось даже поглядывать за тем, чтобы он не вывалился из лодки, потеряв сознание. Правда, держался он стойко, даже пытался шутить. Когда я в очередной раз назвал его генйтрумом, Жюстин спокойно поинтересовался:

– Я что, действительно так молодо выгляжу?

В ответ на мой недоуменный взгляд он пояснил:

– Слово, которым вы настойчиво меня называете, означает не что иное, как «щенок». В отличие от слова «дейднтрум» – «сын герцога», обращения к лицам, подобным мне.

Вероятно, выражение моего лица стало очень забавным, поскольку Жюстин расхохотался, но потом закашлялся.

Расположенное на противоположном берегу селение Крунстрилье оказалось довольно большим. Если попытаться перевести его название на родной язык, то опять выходит что-то рыбье. Вот только названия такой рыбы на родном языке я не знаю, и поэтому с переводом у меня ничего не получилось. Мы причалили в самом конце пристани за длинными смолеными лойдами, так назывались здесь рыбацкие лодки. Дело было к вечеру, и свидетелей нашего прибытия оказалось не так уж и много, всего два человека: сгорбленный дед со встрепанной седой бородой и малец лет семи, видимо его внук. Когда я обратился к деду с вопросом, есть ли в селении лекарь, тот лишь грустно посмотрел на меня. За него ответил мальчик:

– Он не может говорить, господин. Ему вырвали язык люди Мергина.

При этом он посмотрел на меня так, словно я обязательно должен был знать, кто такой этот Мергин. И еще, трудно увидеть во мне господина, тем более сейчас. А вот насчет лекаря он рассказал мне подробно: есть здесь лекарь, и не один, а целых два.

Первый, приехавший несколько лет назад из Мулоя, столицы провинции, жил недалеко отсюда. Если господин поднимется от пристани к во-о-он тому дому, то упрется прямо в корчму. Их, кстати, здесь три, даже больше, чем лекарей. Так вот, во втором доме слева от корчмы и живет лекарь. У него над дверью еще зеленый фонарь есть. Только сейчас еще не стемнело, и потому он не зажжен. Но все равно мимо не пройдете, больше ни у кого фонарей над входом в дом нет.

Но он советует господам пойти к другому лекарю, что живет на самой окраине. Вернее – к другой, потому что бабка она. Мальчишка, сделав большие глаза, сообщил, что она страшная, но добрая. И лечит хорошо. Ее тот, городской, не любит очень, даже обзывает всячески. Но все равно она лучше, об этом все говорят.

Все это он выпалил на одном дыхании. Славный мальчишка, бойкий такой и смышленый. Рука моя помимо воли потянулась в карман и выудила монетку.

Монету Руй, так он представился, принял с достоинством. И еще добавил, что мог бы проводить нас, но деда бросать нельзя, он иногда как маленький становится, и всегда внезапно.

Шли мы долго, потому что я не только поддерживал Жюстина, мне приходилось нести еще и пару мешков с нашими трофеями. Принц опирался на костыль, но на одной ноге много не попрыгаешь. К тому же Жюстина мучила одышка. Я так и не мог взять в толк, когда он успел простудиться. Не до такой же степени он изнеженный, чтобы из-за пары валяний в грязи лихорадку схватить. Правда, был еще один момент, когда мы в ручей свалились. Вода в нем была ледяная, до сих пор от озноба передергивает. Но у меня тогда было гораздо больше шансов простудиться, потому что от пота я был мокрый как мышь.

Над входной дверью в дом лекаря действительно висел затейливый фонарь со стеклами зеленого цвета. А вот сам лекарь не понравился мне с первого взгляда. Наверное, из-за того, что первым делом он окинул нас быстрым взглядом, определяющим нашу платежеспособность.

Черт, тут человеку плохо, причем очень плохо. Чтобы сразу и окончательно не испортить с лекарем отношений, я перевел взгляд вниз и объявил, стараясь говорить спокойно:

– Деньги у нас есть. И их вполне достаточно для того, чтобы вы приступили к лечению незамедлительно.

В какой-то степени это соответствовало действительности. Средства у нас были, пусть и не в звонкой монете. Оружие – вещь в этом мире дорогая. А его теперь хватало. К тому же у Жюстина была пара перстней, и, если удастся продать их хотя бы за треть цены, денег вполне хватит на перемену пола и покупку соответствующих нарядов. Хватит лекарю, конечно, кому же еще. Меня так и подмывало сказать ему это вслух, только в несколько иной форме. Ну не нравился он мне.

Перстни я заставил Жюстина снять, потому что при его нынешнем облике смотрелись они явно ворованной вещью. Но помощи мы все равно не получили.

Когда я снял с Жюстина хламиду, которую ее прежний владелец наверняка называл не иначе как камзолом, лекарь увидел, что кожа принца покрыта мелкой красной сыпью.

– Фибус! – прошептал он, отшатываясь назад.

Значения этого слова я знал. Фибусом называли опасную болезнь, выкашивающую под корень население целых городов. В Империи даже существовало проклятие: чтоб тебе сдохнуть от фибуса! От этой болезни умирали мучительно, и случаев выздоровления не было.