Слой - Евгений Прошкин

— Мои никогда не сомневаются.

— Чего ты к словам цепляешься? В тюрьме научился?

— На тюрьме, Влад, так учат, что... да хрен с ней. Посиди еще, а?

— Спасибо, Сашка, не могу. В следующий раз — обязательно. А сегодня лететь надо, у меня после обеда презентация.

— Где?

— В американском посольстве. Так, маленький балаганчик. Не спрашивай, по телевизору увидишь.

— Ну, коли надо... Держи телефон. Днем и ночью, — сказал Немаляев, протягивая синюю карточку с одними цифрами.

— И ты не стесняйся. — Нуркин вручил ему свежеотпечатанную визитку и крепко пожал руку.

Маэстро из беседки исчез, вместо него в ней отирался крупноголовый охранник. Широков продолжал трапезничать — охраннику, судя по голодным глазам, не перепало.

— Наелся? Едем домой.

Широков, отодвинув блюдо, пошел навстречу, но Нуркин свернул к «Линкольну». Чтобы его догнать, лидеру партии пришлось перейти на трусцу.

— Как там? — осведомился Широков.

— Все нормально, Миша. Иди в машину.

— Что ж ты без меня? — прошептал он, прикрывая лоснящиеся губы. — А я тут пока с этим Маэстро почву разведал, так он обещал...

— К тачке иди, говорю! — крикнул Нуркин. Охранник бегом распахнул дверцу, и Широков почти упал в салон. В бухгалтере он сомневался с самого начала, но не предполагал, что все случится настолько быстро. И еще он не мог понять, откуда у бухгалтера взялась такая хватка.

— Совсем забыли, — обратился Нуркин к Немаляеву. — Сколько денег-то с меня брать будешь?

— За что?

— За крышу.

— Не волнуйся, — смеясь, ответил тот. — Потом расплатишься.

Нуркин улыбнулся, но, сев в машину, тут же нахмурился. Двойной жизненный опыт подсказывал: потом, как правило, бывает дороже.

Глава 15

— Значит, за мое воскрешение.

Петр поднял стакан и, кивнув, выпил. Водку Борис держал недурственную.

— Да я серьезно, — горячо возразил Костя. — Серьезно, командир. Убили тебя. — Он тяжко вздохнул и весомо добавил: — Вот так вот.

— Друзей у Бориса много было? Заходили часто?

— Ты с базара не съезжай. Я сам все видел. Морда у тебя была, точно в гриле жарилась.

— Может, не моя? — равнодушно проронил Петр.

— Ага, — затряс головой Костя. — Не твоя. Нуркина, наверно. Я же в бэтээре с Нуркиным ездил.

Петр поморщился и выудил из банки крохотный огурчик.

— Может, это другой кто-то был? Не бывает ведь чудес.

— Ага, ага, — мстительно заулыбался Константин.

— Вообще-то... да... — Петр опустил глаза, признавая, что аргумент про чудеса — не самый удачный. С минуту посидел, нервно покачиваясь на табурете, и, чертыхнувшись, налил еще водки. — За чудеса, маму их...

— И папу туда же, — поддержал Костя, опрокидывая в себя стакан.

— Где это было? На Кузнецком? — спросил Петр, прожевав второй огурец.

— А ты откуда знаешь? Помнишь?

— Кажется, да. Взрывпакет.

— Только не простой. Простым бы так не сожгло.

— Ну, хорошо, — зло произнес Петр. — Меня убили, и я уже на том свете. Но ты-то здесь откуда?!

— Это очень грустно, однако приходится признать...

— Что ты тоже мертв?

— Только не совсем. Понимаешь, меня тут видения одолевать стали. Будто лежу я при смерти — в камере какой-то, у Морозовой на допросе. Раньше мы с учителем географии боролись — то он верх возьмет, то я. А последний раз как географ во мне прорезался, так я туда и провалился, прямо на койку с капельницей. И знаешь что?.. я думаю, это правда. Борис этим вопросом давно занимался. Он мне все с теоретической точки зрения... объяснить я не могу, но чую: так и есть.

— Видения? Это не страшно, — успокоил Петр. — Меня самого ломало. Забывал все, вплоть до собственного имени. Даже блокнот завел, как склеротик последний. Потом оклемался. И у тебя пройдет.

— Пройдет, когда я там сдохну. В том слое.

— Откуда такая уверенность?

— У меня там все на ниточке висит. А как только оборвется, тогда уж я здесь капитально обоснуюсь.

— Выходит, и Немаляева тоже грохнули. Там, на Родине.

— Да? — встрепенулся Костя.

— Побеседовали мы с ним. Он в отличие от нас не психует. Трезвый такой дяденька. Тяжело с ним будет.

— И ты его не казнил?

— Я бы потом не выжил. А мне еще Нуркина... то есть нам. Ну, я же не знал, что ты здесь. Это теперь тебя каждый постовой и в фас, и в профиль...

— Ты, сотник, тоже лицо известное. Читал статейку?

— А что, нормальная статейка.

— Они же, сволочи, Нуркина предупредили!

— Ты сам его предупредил. Зачем было на квартире бойню устраивать? Это, кстати, моя квартира.

— Твоя, твоя. Только тебя там в глаза не видели.

— А может, Борис и прав, — мрачно проговорил Петр. — Куда-то нас выбросило, мертвых. Тогда, на Кузнецком... Вспыхнуло и погасло. Совсем погасло. Дальше — больница. Не та, которую ждал. Психушка. И шрамов нет.

Он почесал правую кисть — под ногтями остались голубые полоски. Татуировка медленно сходила.

— Хорошо. Мы трупы. Но особой логики не видно. Если б сюда попадали все погибшие, здесь было бы тесновато.

— Тем более что погибших у нас нынче навалом, — добавил Константин. — Поторопились мы с Борей. Он в этом деле соображал.

— Отрезанного не пришьешь, — иронически молвил Петр.

— Как дальше-то жить? Сделать липовый паспорт? Уехать, устроиться на работу, жениться... Вроде в эмиграции. Но ведь не этого же хотели. Ведь не удрали же там, остались. Вгрызлись, потому что свое. За свое — не стыдно. Там — жуть, а здесь...

— И здесь будет. Такая же будет каша, а может, и похлеще. Стартовая площадка у Немаляева...

— Стой!.. — одернул его Костя. Он вытянул голову и скосил глаза на дверь. — Слышишь, нет?

В дальней комнате гнусавил забытый телевизор. Звуки сливались в ненавязчивый фон, но что-то в этой мешанине показалось болезненно знакомым. Какая-то интонация. Какое-то отдельное словцо.

Вскочив, они ринулись из кухни.

Репортаж только начинался. Показывали Садовое кольцо. Мельком — ряд иномарок у тротуара, крупно — парадный вход американского посольства. Милицейская будка, длинная очередь за визами и бойкое, душ на пятьдесят, столпотворение у ворот. На пикет это было не похоже — ни флагов, ни плакатов, да и камера, снимавшая мероприятие, была лишь одна.

В центре, держась рукой за ограду, висел невзрачный человечек в обыкновенном костюме. Камера тряслась, изображение прыгало, но личность оратора сомнений не вызывала.

— Эта страна диктует всему миру, как любить, что есть, что читать! Вместе со своей нищей культурой она внедряет и свою систему ценностей! Америка, страна без истории, насаждает свою концепцию будущего! Что ж, наверно, они уже создали у себя рай. Наверно, они имеют право учить. Ведь американское общество — самое безукоризненное. Так дайте на него посмотреть!!