Слой - Евгений Прошкин

Евгений Прошкин

Слой

ПРОЛОГ

Тоннель все не кончался.

Переднее колесо скрипело и притормаживало, от этого каталка стремилась развернуться и чиркнуть о правую стену. Санитар матерился и сбивался с шага. Не будь у него за спиной сопровождающих, он бы не спешил.

Роговцев лежал с закрытыми глазами, но почему-то видел все: уставшего санитара, бесконечность голубого кафеля и стойку с перевернутой бутылью. Из нее по желтоватой трубочке что-то текло — и втекало прямо в него. Тела Роговцев не чувствовал.

Каталку завезли в лифт, и сопровождающие встали по обе стороны. Черно-красные береты. Гвардия Чрезвычайного Правительства. Лучше бы он умер сразу.

По мере того как кабина поднималась, стал слышен треск на улицах — похоже на лесной пожар. Это и был пожар. Москва горела третий месяц. Дома, кварталы и целые микрорайоны переходили из рук в руки, от них мало что осталось, но их символическая ценность во сто крат превышала материальную. Война шаталась по городу, как слепой бродяга: сегодня она была в Кунцеве, а завтра могла оказаться в Черемушках.

Но это завтра будет уже без него. Роговцев знал, что не выживет. Если его и заштопают, за дело возьмется следственная группа, а они потрошат почище фугаса.

Санитар лязгнул раздвижной перегородкой и вытолкнул тележку в коридор. Их уже ждали. Сосредоточенная женщина взяла у гвардейца какие-то бумаги, а мужчина в зеленом халате покатил Роговцева дальше. На этом этаже было много народу, но еще больше — дверей.

Реанимация? Зачем? А если он не выдержит допросов? А сейчас так хорошо... тела почти нет. Оно стало ненужным. Дотянуться бы до желтой трубочки и незаметно пережать...

Роговцева ввезли в большую светлую комнату и переложили на стол. Он разглядел лица врачей и с тоской понял: его спасут.

«Помогите, — бессильно подумал Роговцев. — Помогите мне уйти».

— Не знаю, — сказала женщина гвардейцам. — Пятьдесят на пятьдесят.

Сбоку что-то зашелестело. Потом звякнуло. Голоса поплыли разведенной акварелью. Роговцев мотнул головой и, не открывая глаз, увидел столик с сияющими инструментами. Рядом колыхалась невыносимо яркая оранжевая шторка.

ЧАСТЬ 1

ПРОРЫВ

Глава 1

Оранжевый цвет Константин не любил — возможно, из-за аллергии на цитрусовые, поэтому, увидев девушку в оранжевом, нервно погладил щеку и поспешил к лифту.

— Ой, подождите, подождите! — крикнула она, торопливо выдергивая ключик из почтового ящика.

Звук получился неприятный, ножом по блюдцу, да и голос у девицы был не ахти. Оранжевый голос.

Наверху что-то грузили, и на второй лифт надеяться не приходилось. Константин посторонился, пропуская девушку в кабину, и та инфантильно сообщила:

— Мне на восьмой.

От оранжевой невыносимо перло дезодорантом и сигаретами — кажется, хорошими, но, поскольку Костя не курил, хорошие сигареты его раздражали не меньше, чем плохие. Он ткнул пальцем в кнопку "8" и постарался не дышать, но вскоре сдался. Переступив с ноги на ногу, девушка с нарочитым интересом принялась просматривать почту. Пачка Рекламного хлама громко шуршала и воняла типографской краской. Среди разнокалиберных листовок торчала бесплатная «Центр плюс» — Константин и сам получал такую же. Вместе с другими жильцами он кидал ее прямо на пол, пока уборщица не додумалась поставить в углу картонную коробку.

Девица глухо кашлянула и опустила руки по швам. На маленькой острой груди топорщилась виниловая аппликация «DOLCE & GABBANA» — Костя попытался вспомнить, что это значит, но ему, как всегда, не удалось. Да он особо и не надеялся.

Нижний край оранжевой кофточки обрывался в десяти сантиметрах от тугих атласных брюк, оставляя неприкрытым плоский загорелый живот. Константин невольно покосился на ее пупок, но заставил себя отвернуться.

Из лифта они вышли вместе. Девушка с сомнением посмотрела на Костю и остановилась у двери с овальной табличкой «ЗО».

«Не надо тебе сюда! — чуть не вырвалось у Константина. — Не надо, девочка, ты ведь не отсюда».

Почувствовав, что мужчина не двигается, она отчаянно вдавила звонок.

Жаль девчонку.

С той стороны тихонько брякнули — в выпуклом «глазке» на мгновение появилась ярко-желтая точка. Затем щелкнул замок, и за открывающейся дверью сказали:

— Привет, Надюш, хорошо, что зашла. Передай маме...

Константин выдернул лезвие, и оранжевая кулем повалилась куда-то набок. Женщина в старом спортивном костюме завороженно смотрела на девушку и по-настоящему испугалась лишь после того, как голова Надюши стукнулась о шахматную плитку пола. Костя перехватил нож рукояткой вперед и резко ткнул им женщину в зубы — чтоб не кричала. Потом затащил оранжевую в квартиру и, прикрыв дверь, спокойно спросил:

— Морозова? Ирина Иванна?

— Кто вы?.. Что вы?.. — просипела она, выдувая кровяные пузыри.

Константин глянул в «глазок» и, убедившись, что на площадке никого нет, ударил женщину еще раз — опять рукояткой и опять по лицу.

— Морозова? Отвечать!

— Да, да, я Морозова, Ирина, — трясясь и всхлипывая, залепетала она.

— Тебя не узнать. Изменилась, прическу сделала.

— Прическу? — переспросила женщина, машинально коснувшись волос.

— Именем Народного Ополчения... — медленно и внятно произнес Костя.

— Ополчения?..

Ее разбитое лицо засветилось надеждой. Она не совсем поняла, о каком имени вдет речь, но, услышав про улицу Народного Ополчения, вдруг поверила, что мужчина просто ошибся адресом. Даже темный ручей, выползавший из-под тела Надюши, не мог помешать ее внезапной уверенности в том, что все закончится благополучно.

— Ополчения, — подтвердил Костя, проводя ножом широкую дугу. Рессорное, зоновской работы, лезвие прошло через горло почти без препятствий. — Есть кто дома? — громко спросил он.

— Ириша, кто там? — отозвался откуда-то занятой голос.

Вот черт. Морозова, оказывается, мужика завела. А говорили — синий чулок.

— Ириша?! — крикнули из дальней комнаты.

— Иду, иду, — буркнул Костя.

Лишней крови он не любил, но так уж сегодня складывалось.

Проснувшись, он прислушался к ощущениям в мочевом пузыре и решил не открывать глаз. Веки пропускали розоватый утренний свет; часов семь-восемь, предположил он и убедительно захрапел.

Скоро начнут подниматься, кто — по собственной воле, кто — под окрики медсестры, но так или иначе к половине девятого все уже будут на ногах. Он догадывался, что его это коснется тоже, но вставать не торопился. Пусть его разбудят. Тогда он узнает...

— Эй! Хватит дрыхнуть! — огласил палату смолянистый бас.