Сломленный бог - Гарет Ханрахан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раск падал все ниже и ниже…
…Над Шпатом нависло прошлое – грозило поглотить, затащить обратно к тому падению с Морского Привоза, к его смертному часу, – но он оттолкнул от себя ушедшее время, сосредоточился на здесь, на сейчас, на живом человеке, который падал, а не мертвом, который упал…
Шпат настиг его в момент удара и успел перенаправить энергию падения. Новый город сотрясся, потрескались стены, покачнулись башни. Как у впитавшего заклинание чародея, самые серьезные повреждения были не на виду. Глубоко внизу схлопывались туннели, крошились фундаменты.
Но у него получилось. Раски пролетел больше двенадцати ярусов и приземлился с кошачьей легкостью. Гхирданец поднял глаза на башню, на осыпающийся вокруг пепел и рассмеялся:
– Вот видишь! А ты покрепче, чем думаешь о себе, дружище! Тебя надо только слегка взбодрить.
У надломленного Шпата не осталось сил складывать слова. Вокруг матово засиял камень, как будто частицы Шпатовой души вспыхнули от усилий сотворить это безрассудное чудо. Вихри яростного негодования, пополам с растерянностью, вырвались наружу, раздробленный разум не позволил удержать в себе даже эти порывы эмоций. Ветер унес его чувства; злость, как стая бродячих псов, пробежала по городским улицам, напоследок завывая вдали.
Раски стянул с пальца кольцо Самары.
– Наша семейная драгоценность. Его чары спасают, если упадешь. Полезная вещь для драконьего всадника – но ты гораздо полезнее! – Он подкинул кольцо и поймал. – Прости мое жульничество. Прадедушка приказал мне исполнить опасный замысел, значит, надо было узнать, готов ли ты к предстоящим схваткам!
Новый город менялся.
Шпат нутром ощущал происходившие сдвиги. Воры, собираясь в доме на Фонарной, пробегали по нему легкой, крадучей поступью. Таясь, пробирались с Мойки и Пяти Ножей, с Маревых Подворий, Дола Блестки и окрестностей виадука Герцогини. Их манили байки о драконьем золоте, рассказы о новом князе преступного подполья, молодом мастере. Некоторым контрабандистам, шнырявшим через рубежи зон, удавалось поживиться за счет разделения Гвердона, но большинство бродяг только страдало. Ни Хайт, ни Ишмира не питали любви к разбойникам, а новый министр безопасности независимого города оказался в восемь раз бдительней и хитрее своих предшественников.
Для них граница ЛОЗ была пористой, тайные проходы открывались без сбоев. По вечерам Фонарная улица превращалась в притон возрожденного Братства. Там пили за ушедших, поминая тех собратьев, кого забрали виселицы, сальники или война. Идж, Козлиный Вен, парни Кафстана. Щеголь Таммур. Даже Хейнрейл удостаивался почетного круга. Карла поднимала бокал за своего отца Хедана, два года назад ушедшего в подземелье без возврата.
Следующий тост пили за Шпата Иджсона.
Карла зашептала на ухо брату, неслышимо ни для кого, кроме самого Бастона – и еще Шпата:
– Что за херня произошла между тобой и Раском?
– Доверься мне.
– Конечно, я тебе верю, – шепнула она. – Лишь бы и Раск не сомневался. Нам стоит принять пепел.
– Совсем не обязательно, – сказал Бастон. – Все дело в Шпате. Сын Иджа снова с нами.
Доверие. Шпату приходилось доверять Раску, полагаться на эту тонкую связь с миром смертных. На узкую щелку в стенах его живой гробницы.
Доверие окупается. Тем, кто отравился дымом после пожара у Дредгера, Карла передавала деньги. Нанимала левых алхимиков и испитых сиделок за ними ухаживать. Уличное, грубое целительство – но такая помощь лучше, чем никакой. Поход Раска на городских поставщиков илиастра продолжался – другие припортовые торговцы сырым алхимвеществом принимали пепел и приносили присягу Гхирдане.
Пепел или пепелище. Случайных возгораний, как при разгроме Дредгеровых цехов, больше не возникало, зато были случаи поджогов. Диверсий. Избиений. Шпат в основном узнавал об этом из вторых рук – другие сырьевики сбывали товар за пределами Нового города, на старых пристанях к югу или в новых доках за Священным холмом. С высоты шпилей он видел столбы дыма, тени, перемещающиеся по крышам, но основные новости получал, слушая тихий шепот возле своих стен. Воры хвалились монетой, снятой с торговцев алхимией (прямо как во времена Иджа, думал Шпат, когда отец повел Братство против безраздельной власти алхимиков). Другие гхирданские семьи сердито ворчали, другие драконы беззвучно рокотали от беспокойства. Клацали печатные машинки – лириксианские военные строчили доклады о своих ненадежных союзниках.
Всю эту информацию он скидывал Раску, и Раск пускал ее в ход. Секреты – это оружие, если с ними уметь обращаться. Раск настраивал драконов против драконов, откупался от майора Эставо, почерпывая разведданные из других оккупационных зон, сплачивал местных воров. Его самодовольство оказалось заразным – молодые бродяги почувствовали себя хозяевами улиц. Не нужно было больше таиться и трепетать перед богами – Раск предлагал им шанс стать уважаемыми людьми и брать от города все, что они пожелают.
Шпат наблюдал, как Бастон преданно служит Раску, затмив Вира в качестве правой руки вожака. Бастон всегда знал, как разминуться с гвердонской стражей, Бастон знал, кого подмазать, а кого запугать, наконец, Бастон знал, когда пора сваливать в неприкосновенную твердыню Нового города. Ни одни улицы еще не были так гостеприимны к бунтовщикам и бандитам, как эти изменчивые дорожки Шпатова рассудка.
Прислушиваясь к сердцебиению Раска, Шпат больше не терялся на тропе времени. Он стал на якорь в настоящем сейчас, уже не уносясь в лабиринты скорбного прошлого, не рассыпаясь на осколки от потрясений. Ток времени упорядочился. Дни переходили в недели. Он по-прежнему ощущал себя хрупким и не отваживался творить чудеса, зато опять стал собой.
В ночной темноте, пока Новый город спал, сознание Шпата обшаривало южный горизонт, пытаясь набрести на какой-нибудь шепот. Ничего не было слышно, только упыри бурчали и подвывали глубоко под землей.
– Что есть для меня? – спросил Раск. Он плюхнулся на кушетку, прикрыл глаза, и Шпат переправил ему добытые за день секреты.
Крэддоку поступила последняя партия илиастра, отныне он будет закупаться только у Гхирданы. Раск велел Бастону заскочить к Крэддоку, напомнить о данном обете, о пепле, что тот теперь носит.
Новые воры с Мойки – трое из них надежны, однако четвертая оказалась посвященной Ткачу Судеб, лазутчицей Праведного Царства. Раск запомнил лицо этой женщины.
Слухи из лириксианских кварталов, молва о местах и людях, про которых Шпат слыхом не слыхивал раньше. Раск жадно их пил, его разум раздувался от вливающихся открытий. Аппетит гхирданца неутолим, и переваривает тайное знание он совсем иначе, чем Кари.
Существо порывистое, она подхватывала один кусок, один образ и мчалась разбираться с увиденным. Шпат мог бы, скажем, показать ей отдельное беззаконное происшествие – изнасилование, убийство или вопиющую жестокость, и всю следующую неделю она гонялась бы за злодеем. Раск, наоборот, относился к Шпатовым откровениям как к виду на обширный пейзаж.
