Ледяное сердце не болит - Анна и Сергей Литвиновы

Окно в «Матице» не открылось – примерзло, и Диме пришлось отворять дверцу.

– Вы не подскажете, – спросил он у прохожего, щурившегося в свете фар, – где здесь улица Главная?

– Э, совсем не туда ты, парень, едешь, – ответил мужик с иссиня-черным бритым лицом и висячим носом. – Тебе надо на шоссе вернуться, да? Потом два квартала в сторону Королева проедешь. Налево повернешь на Коммунистическую… По ней поедешь и в лес упрешься. Вот там твоя Главная начинается.

– Спасибо тебе, мужик.

– Слышь, а ты меня до станции не подкинешь? Замерзаю я тут.

– Не могу, спешу я очень.

Диме пришлось захлопнуть дверцу перед самым носом прохожего. Тот сплюнул себе под ноги, развернулся и пошкандыбал в сторону неведомой Полуянову станции. Откуда-то издалека донесся тонкий свист электрички.

Журналист развернулся. В точности следуя указаниям прохожего, через десять минут он нашел-таки улицу Главную.

Она шла вдоль опушки леса. Рядом начинался заповедный простор Лосиного острова.

Один-единственный фонарь освещал улицу Главную. Справа от заснеженной дороги тянулись разномастные заборы, слева – самый натуральный лес.

Там и сям – то на участках, то рядом с заборами – возвышались вековые сосны. На их макушках притаились белоснежные шапки. В лес уходила просека. Вдоль нее росли ели, тяжко прогибая ветви под снегом.

«Подходящее местечко для маньяка-убийцы», – подумалось Диме. Он открыл дверцу и выкарабкался из машины. За городом зима оказалась совсем иной, чем в столице: чище, белее, прозрачнее и намного холоднее.

Первый же вдох захолодил легкие и заставил смерзнуться волоски в ноздрях.

Дима поднял голову кверху и с удивлением увидел россыпь звезд. Их было, наверное, в миллион раз больше, чем над Москвой. И еще здесь светила луна, соперничая по яркости с единственным фонарем.

«Куда я приехал? – пронеслось в голове у Полуянова. – Что я буду здесь делать один?»

Тот момент, когда Надя грохнулась на ступени, стал поворотным в ее настроении. До того она – несмотря на то, что напала на маньяка, – все-таки воспринимала происходящее чуть отстраненно. Как игру. Будто все происходило не всерьез. Словно это они с Димкой дурачатся, играют в «маньяка Михасевича». (Полуянов тогда хватал ее сзади за плечи, выл: «Я маньяк Михасевич, я буду пить твою кровь!» – а она верещала: «Ой, ой, сдаюсь, не надо!» Ей тогда лет восемь было, а Димке – двенадцать…) Но сейчас, грохнувшись всем телом на ступеньки – в двух шагах от заветной двери, – Надя вдруг отчетливо поняла, что все происходит до ужаса всерьез. Что идет борьба не на жизнь, а на смерть. На ее жизнь и на ее смерть.

Инстинктивно она вырвала свою лодыжку из руки похитителя и перевернулась на спину. Острые грани ступенек впились в ребра. Маньяк почти нависал над ней. Низ его лица и марлевая повязка были залиты кровью. Кровь была и на его правой ладони. Он протягивал к Наде руки. Он готов был обрушиться на нее сверху.

И тут Надя, собрав все свои силы и всю волю, ударила похитителя ногой в живот или даже ниже – туда, где заканчивался салатовый хирургический фартук. Маньяк вскрикнул от боли и согнулся.

Этого времени Надежде хватило, чтобы вскочить на ноги и в два прыжка добраться до двери. Всем телом она навалилась на нее. Дверь неожиданно легко распахнулась, и девушка очутилась в большом полутемном и холодном помещении.

Она захлопнула за собой дверь, отрезая себя от оставшегося на ступеньках маньяка. Поискала глазами – не видно ни ключа, ни засова. Ей не запереть дверь. Надя огляделась: может, обнаружится что-нибудь, чем можно подпереть створку?

Помещение, в которое она попала, было гаражом. Его освещала тусклая лампочка в плафоне над дверью, из которой она выскочила. И ничего подходящего для борьбы. Ни палки, ни шкафа…

В гараже помещались две большие машины – одна черная, а другая белая. Обе были повернуты носами к наглухо закрытым железным воротам. Надя бросилась к выезду мимо боков машин. Пар вырывался из ее рта.

А за спиной проскрипела и грохнула дверь. Маньяк продолжал преследовать ее.

Надя всем телом ударила в железные ворота гаража. Они металлически загудели, но не поддались. И рядом – никакой калитки, ведущей во двор.

Надежда в ужасе оглянулась. Похититель медленно шел к ней по узкому проходу между двумя машинами. И, несмотря на то, что он так и не снял окровавленную марлевую повязку, закрывающую низ лица, по глазам было видно, что он ухмыляется. Его приближение было вдвойне страшнее оттого, что оно происходило в полном безмолвии. Маньяк не произносил ни слова, только улыбался.

В отчаянии Надя нащупала в кармане джинсов железные шары от кровати. Вытащила один, размахнулась и метнула, целя в голову маньяку. Тот легко увернулся от снаряда – шарик с грохотом ударился о заднее крыло машины и покатился по полу.

Надежда кинулась налево вдоль запертых ворот. Она уже ничего не пыталась разыскать, что могло бы послужить ей оружием. Бежать! Она думала только о том, чтобы сбежать, спрятаться от маньяка, увернуться от его окровавленных рук!..

В углу гаража Надя наткнулась на дверь. Сзади она слышала легкие шаги мужчины. Если бы он прибавил шагу или побежал – он бы в два счета догнал ее. Однако похититель почему-то не торопился – он шел размеренно и неотвратимо, словно в страшном сне.

Надежда распахнула дверь. За ней, в узком колодце, располагалась железная винтовая лестница, ведущая куда-то наверх. Девушке ничего не оставалось делать, кроме как побежать по ее ступеням.

На повороте, который совершала лестница, Надя увидела, что преступник следует за ней. Их разделяло семь-восемь ступеней. Из последних сил, тяжело дыша, Надя попыталась бежать быстрее.

Еще одна дверь – видимо, ведущая на второй этаж. Надя распахнула ее.

Перед ней предстала большая комната – величиной с находящийся внизу гараж. В углу поблескивали красные угольки в черном чреве камина. Возле него валялось пять-семь поленьев. Комната, видимо, задумывалась как гостиная – однако назвать ее таковой сейчас язык не поворачивался. Кроме ободранного дивана, стоящего метрах в трех от камина, никакой мебели в комнате не было. Зато лежала груда длинных досок, стояло несколько мешков с цементом и связка пластиковых труб. Оба окна, имеющиеся в комнате, были задрапированы черными шторами.

Сзади мерно прогремели ступеньки. Грохот сменился тихими шагами. Преследователь, поняла Надежда, также оказался в комнате. Он тяжело, со свистом, дышал.

И тогда Надя решилась. Она схватила одно из поленьев, лежащих у камина, и кинулась к окну. Не раскрывая штор, ткнула в них деревянным тараном. Послышался веселый звон разбитого стекла. Из-за портьеры дохнуло холодом.

Сзади все ближе слышались размеренные шаги маньяка.

Надя откинула гардину. За окном была ночь. Небольшой заснеженный двор освещался прожектором. Дальше угадывался высокий забор – и лес.

В окне образовалась изрядная дыра. В нее можно было бы пролезть, но… К громадному разочарованию Нади, проем был защищен толстой декоративной решеткой. Ее прутья оказались настолько плотно расположены друг к другу, что никакой возможности протиснуться сквозь них не было.

А похититель уже дышал ей в затылок. И тогда она закричала – в морозное окно – изо всех сил, отчаянно:

– Помогите!..

Ее крик оборвался на полуслове: маньяк сзади подошел к Наде вплотную и грубо обхватил за шею сгибом локтя. Девушка захрипела.

Всего пять домов стояло на окраинной улице дачного поселка, словно в насмешку названной Главной.

Машину Полуянов оставил у опушки леса – так, чтобы ее нельзя было разглядеть из окон здешних домов. Сам, не спеша, прошелся по улочке. Путь ему освещали луна и единственный фонарь. Кроме того, матово светил прожектор за одним из высоких заборов.

Тут с неделю назад прошелся грейдер – он отодвинул сугробы и засыпал ими заборы на половину их высоты. И очень хорошо стало видно, в каких домах живут, а какие – заброшены, по крайней мере, до весны.

В одноэтажных зеленых домишках под номерами 1А и 1Б наглухо заколочены окна, террасы прикрыты огромными листами ДВП. Судя по завалам снега у штакетника, в последнее время во дворы не только на машинах не заезжали, но и калитку не открывали.

Зато соседний дом выглядит обитаемым. Двор за забором в полтора человеческих роста освещен прожектором. Въезд в ворота расчищен. На площадке у въезда – следы шин. Их еще не успел замести легкий ночной снежок.

Полуянов подошел ближе. Вгляделся в рисунок протекторов. На снегу отпечатались широкие следы зимней резины с шипами. Они вполне могли принадлежать какой-то большой машине: например, джипу.

Из-за забора выглядывал добротный дом: кирпичный, в три этажа, да еще и с мансардой. Над высокой железной трубой поднимался легкий дымок. Ни одно окно не освещено – однако дом явно обитаем.