Тайна похищенной башни - Александр Рудазов

Сначала Света шла быстро. Потом шаги понемногу начали замедляться. А потом она и вовсе замерла перед развилкой, неуверенно поворачивая голову влево-вправо.

— Куда дальше, Светулик? — спросил сзади Колобков.

— Не знаю… — растерянно повернулась к нему дочь. — Прости, пап, я… кажется, я запуталась…

— Еще бы — в такой-то мешанине. Тут и этот запутается, как его… ну этот-то мужик, который в лабиринте был?..

— Минотавр?..

— Не, не этот, а который к нему вперся…

— Тесей?..

— Да не, не этот, а тот, который ему нитку подарил…

— Ариадна?..

— Во, точно! Ариадний!

— Ариадна. Это женщина, пап.

— Правда, что ли?

— Конечно.

— Ну и фиг с ней. Я эту книжку еще в детстве читал, не помню уже ни шиша. Но это я к чему — у нас ниток шпулька есть? Или мелок еще лучше.

— Нету мела. Нитки тоже нет. Бечевка есть, но там всего метров десять.

— Что-то мы хреново к походу-то подготовились…

— Так кто же мог знать, что тут такой лабиринт?

— Хуймяк наверняка знал, — подозрительно покосился на Лайана Колобков. — Знал и молчал, как партизан. У-у, враг народа!..

— Я не знал об этом, капитан. Прости.

— Не прощу. Ну что ж делать, раз ниток нету, будем серегины носки распускать.

— А почему опять мои?!

— Ну не мои же! Посуди сам, Серега!

Чертанов недовольно насупился. Чтобы избежать раздербанивания любимых носков, он торопливо указал на левый проход и заявил:

— Идем туда!

— Почему? Обоснуй.

— Мне интуиция подсказывает.

Колобков пожал плечами и посмотрел на остальных. Света, Гена и Лайан Кграшан ответили безразличными взглядами. В конце концов, один коридор ничем не отличается от другого.

— Есть предложение довериться серегиной интуиции, — еще раз пожал плечами Колобков. — Пошли налево.

Маленький отряд двинулся по левому проходу. И через пару минут уперся в тупик.

— Хреновая у тебя интуиция, Серега, — досадливо произнес Колобков. — Пошли назад.

Минуты текли лениво, вяло. Земляне продолжали идти, не видя ничего интересного, кроме однообразных пыльных коридоров. Колобков начал раздраженно посматривать на часы. Согласно им, прошло уже больше часа с момента входа в лабиринт.

— Да что за уроды все это понастроили?! — выплеснул досаду в пустоту он. — За каким чертом они тут столько нагородили?! Что за дешевые понты?!

Прошло еще полчаса бестолкового брожения по брошенному храму. Шаги гулко отдаются в пустоте, на пыльном полу остаются явственные отпечатки. Группа еще два раза возвращалась обратно ко входу — лабиринт словно кем-то заколдован.

Света устало предложила разделиться. Колобков наотрез отказался. Хуже не придумаешь, чем потерять друг друга в этой путанице переходов.

Спустя еще некоторое время Гена наконец обратил внимание на следы, остающиеся в пыли. За два часа бесплодного брожения никому так и не пришло в голову, что эти следы — отличный способ определить, в каком коридоре уже были, а в каком еще нет.

К обиде телохранителя, Колобков его не только не похвалил за умную мысль, но даже отругал. Отругал, что он не догадался раньше, заставив всех целую вечность бродить кругами. Да и пользы от этой догадки теперь гораздо меньше — в большинстве коридоров успели остаться отпечатки семи ног, двух лап и одной деревяшки. В некоторых — даже несколько комплектов.

Но это все же помогло. По крайней мере теперь легче выбирать направление. Если в одном коридоре следы есть, а в другом нет — надо без раздумий следовать в тот, в котором чисто. Вот если следы есть в обоих коридорах… тогда потруднее.

Поворот налево. Направо. Налево. Направо. Направо. Направо. Прямо. Налево. Налево. Прямо. Прямо. Прямо. Прямо. Прямо.

— Какой длиннющий коридор… — проворчал Колобков, устало пыхтя в такт шагам. — Мы тут точно раньше не были.

— Сколько нам еще идти?! — простонал валящийся с ног Чертанов.

— Думаю, минут пять…

Он почти угадал. На исходе шестой минуты коридор закончился дверью. Тяжелой каменной дверью, подвешенной на вертикальном стержне.

Гена навалился на этот монолит, со скрежетом поворачивая его на девяносто градусов. И перед землянами предстало просторное помещение со скошенным потолком. В самом центре — пьедестал, на котором покоится массивный каменный ларец с изображением бычьей головы на крышке.

— Ну наконец-то нашли… — облегченно выдохнул Колобков.

— Наконец-то, — кисло присоединился Чертанов.

Колобков подошел к ларцу первым. Сдул толстый слой пыли и громко расчихался.

— Ну, открываю! — объявил он.

— Открывай, папа! — поддержала его дочь.

Колобков осторожно положил руки на крышку. Сглотнул.

— Открываю! — снова произнес он.

На этот раз никто ничего не сказал. Все напряженно смотрят на тяжеленный ларец.

— Волнительно! — признался Колобков, все не решаясь открыть.

— Да открывайте вы, Петр Иваныч! — не выдержал Чертанов.

Колобков кивнул и резко открыл крышку, невольно при этом зажмурившись.

Через несколько секунд он рискнул осторожно приоткрыть правый глаз. Потом левый. Оторопело уставился внутрь… и сдавленным голосом сказал:

— Пусто…

До остальных дошло не сразу. Но потом Света громко ахнула и взбежала по каменным ступеням — поглядеть самой. За ней поднялся и Чертанов.

В ларце действительно оказалось совершенно пусто. Только куча белого порошка.

— Так, — как-то очень нехорошо произнес Колобков, оглядываясь на Лайана. — Либо все-таки кто-то спер, либо хуймяк мне наврал…

— Я не врал, капитан, — совершенно спокойно сказал хумах.

— Значит, все-таки сперли?

— Нет, папа, не сперли… — потерянно произнесла Света, суя руку в ларец. — Смотри…

Девушка зачерпнула горсть порошка со дна ларца и просеяла его между пальцев. В воздухе повисла снежно-белая взвесь.

— Светк, не пыли, — поморщился отец. — На что смотреть?

— Вот на это… — просеяла еще горсть порошка Света. — Это порошок извести и рогового вещества, папа…

— И что?

— Это и есть та самая жемчужина…

Колобков недоуменно моргнул и тоже зачерпнул горсть порошка. Внимательно на него посмотрел и признался:

— Ни финты не понимаю. Ее что, какой-то козел молотком раздолбал? А на хрена?

— Да нет… Господин Лайан, когда вы сказали, эту жемчужину сюда положили?

— Не имею ни малейшего понятия, простите, — дружелюбно ответил хумах. — Но храм был брошен пятьсот миллентумов назад.

— Точная дата нам неважна. Главное, что эту жемчужину сюда положили больше… больше трех тысяч лет назад, папа!

— И что?