Если враг не сдается - Михаил Нестеров

— Есть такой, — отозвался генерал Мельников. — В 1995-м я командовал батальоном, потом полком и бригадой спецназа. У меня там сын. И я не знаю, жив он или нет. Если надо, я пойду рядовым бойцом.

Да, резанул генерал. По-больному. Как строчкой из своего дневника, вырванной из далекого 95-го. «Товарищ генерал, разрешите! Я проведу, дорогу покажу. Там НАШИХ режут!» Далекий 95-й и настоящий 2003-й. А что изменилось? Ничего. Даже стало хуже, в сто раз хуже. НАШИХ режут на нашей же территории.

Полковник Кондратов пожал плечами: не я теперь тут главный. Во-он... Его глаза чуть округлились и показали на полковника ГРУ.

«Сборная команда? — спросил себя Артемов. — Ничего особенного. Нормально. Подразделения ГРУ иногда проводят мероприятия совместно со спецкомандами из ФСБ и МВД». Однако сказал, глядя в глаза генералу:

— Нет, Николай Александрович. При всём моем уважении к вам — нет. — И, что ли, утешил его: — Игорь и без вашей помощи выкрутится. — И жестче добавил: — Речь идет не об одном человеке. Не забывайте одну вещь: как только Седов и Шаров выйдут с нами на связь, то, скорее всего, не станет последних спецназовцев обеих групп. Мы рискуем не потому, что рискуем, а потому, что у нас нет времени. Только полчаса назад у нас был один противник — Батерский, а сейчас мы имеем целую диверсионную группу. Террористы посыпались, как деньги из банкомата. Мы физически не успеваем, да и не можем оперативно перекрыть огромный район с населенными пунктами и железной дорогой, по которой проходят пассажирские поезда. Нам не простят еще одного Буденновска. И последний момент, — продолжил Артемов. — Наши с вами выводы может опровергнуть только голос радиста группы. Если на связь снова выйдет Седов или Шаров, это будет означать только одно, и мы с вами знаем, что это.

53

Напряженная тишина отзывалась в голове пронзительным звоном. Словно где-то далеко-далеко ударили в рынду, и ее нескончаемый отголосок заполнил собою пролески, холмы, залитые водой лощины. Протяжный звон казался унылым, тоскливым, погребальным и походил на дудук Дивана Гаспаряна, музыку, которую последний раз слушал Миротворец в бревенчатом доме деревенской девчонки. Очень похоже, даже то, что звучала она в режиме повтора. Бесконечного и безрадостного повтора.

Можно прогнать этот траурный фон, под которым оцепенела природа, буквально проглотить его — широко, до щелчка за ушами, открыв рот, но тишина, сменяющая эфемерный окрас лесного пространства, могла оказаться еще тревожнее.

Необходимо расслабиться, иначе скованность незаметно начнет отнимать силы.

Миротворец глубоко вздохнул, задержал воздух в легких и выдохнул — полностью, втянув в себя живот. Еще раз и еще. Закрыл глаза, расслабил мышцы и тут же почувствовал слабость и легкую дрожь в руках.

Ничего не чувствую? Убить, как два пальца?..

Он положил бездыханное тело Греты рядом с трупом Червиченко и с минуту провел в раздумьях. Точнее, с трудом, с превеликим трудом настраивался на них. И уже после он думал о Ротвейлере, который в это время, наверное, «морзил» командованию учебного центра; о том, что они фактически сорвали планы террористов — даже в одиночку Миротворец не даст транспорту приземлиться: пара очередей по кабине «вертушки», и она повернет на обратный курс. Всё так, но в трехстах метрах отсюда были два человека, Седов и Шаров. Их боевики кончат в первую очередь. По словам латышки, Магомедов планировал выйти в эфир в час или два ночи. Батерский отговаривал командира и предлагал возобновить связь со штабом центра лишь под утро. Чья возьмет, вопрос далеко не последний. Скорее всего — Магомедова, на то он и командир, чтобы приказывать. И сразу же после сеанса капитану и прапору перережут горло.

Да, тут не отсидишься. А с другой стороны, как противостоять полутора десяткам настоящих диверсантов? Собственно, они могут убить инструкторов с первым же выстрелом в сторону их лагеря, с первым подозрительным шумом. Выходит, судьба Шарова и Седова предрешена?

Он поднял с земли «винторез» Греты, увидел на нем зарубки и с трудом подавил в себе желание зашвырнуть его в кусты. Так же тяжело он снова включился в работу. «Отморзился» Ротвейлер или нет — вот что сейчас больше всего волновало Игоря Мельникова. Должен, просто обязан передать сообщение.

Обстоятельства привязали старшего сержанта к одному месту. Если прокрутить в ускоренном темпе его предыдущие действия, то получится какая-то бестолковщина: он как сумасшедший метался от березового пенька, походившего на заплесневелую плаху, к треклятому «могильному» холму. «Тусуюсь, как лох с налом», — ругнулся Мельников. Обходить же дозоры и снимать часовых ему казалось мясницким и таким же бестолковым делом. Да и время не позволяло. Вдруг во время его отлучки Магомедов решит выйти на связь с центром? Тогда точно не поможешь ни прапору, ни капитану. Порешат на месте.

А вдруг Ротвейлер не сумел «дозвониться»? Он хорошо знает радиостанцию, но он не радист и не сумеет исправить рядовую поломку.

Так, думал Миротворец, если связь Ротвейлера с центром не состоялась, то нельзя допустить выхода радиостанции в эфир с основной базы. А если состоялась, то необходимо дать возможность Седову доложить о выполнении задания. И только после этого давать знать о себе. И ждать спецов. Пройдет максимум полчаса, и здесь сядет транспорт со спецназовцами. Это единственный приемлемый вариант, не просчитать его в центре просто не могли. Но в этом случае лучше всего носа не показывать, дать террористам спокойно доиграть до конца. Основную часть красующихся под «вертушкой» боевиков положат на месте, остальных перестреляют как зайцев. И погони долгой не предвидится: все террористы к этому моменту сосредоточатся неподалеку от базы. И, конечно, захотят видеть рядом Червиченко и Грету. Вот где главная опасность. Так и так придется оттягивать боевиков на себя. Именно поэтому и привязан к одному месту.

Вариантов не так много, но лучше бы их было больше.

Находясь в ста пятидесяти метрах от базы, Мельников не мог определить, когда выведут на связь Шарова и Седова. Могут вообще не выводить. А время уже половина первого. Пора, подумал сержант, снять с боевиков напряженность. Он вернулся к тому месту, где лежали два трупа.

— Упырь, ответь Миротворцу, — передал он по рации. — Упырь, ответь Миротворцу, прием.

Рука коснулась тонкого деревца и сжала его. Оно показалось бойцу горячим не только на ощупь: островок снега вокруг ствола подтаял. Береза? Да, березка. Береза белая... подруга. «Властные женщины всегда хотят подчиняться в постели. Отдаются полностью. Хотят, чтобы у них на заднице траходром устроили. Вот таких выбирай — слегка за тридцать».

Инструкции.

Сексинструкции Миротворца.

А над головой, кажется, не рваное ночное небо, а сырое перекрытие запасной базы; не мокрая земля под стынущим телом, а сухие нары.

И еще одна инструкция:

«С момента перехода группы на запасную базу она становится основной».

Это правило.

Значит, сейчас нужно сделать всё для того, чтобы «тройка» стала основной базой.

Антон, скрипя зубами, невероятными усилиями подтянулся и проволок свое тело по липкой грязи. Таким образом, помогая себе одной рукой, он уже на несколько метров приблизился к дороге. Оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть.

С большими интервалами мимо него проносились машины. Ротвейлер приподнимал руку в надежде, что его заметят, но всё бесполезно, он был слишком далеко от дороги. Слишком далеко — это двадцать метров. За полчаса он сумел преодолеть лишь половину.

Ног он не чувствовал. Левая рука висела плетью, и в ней первое время пульсировала страшная боль. Она стала утихать, когда Антон, вскрыв спецназовскую аптечку, вкатил себе обезболивающего из шприц-тюбика. В голове зашумело. Мысли скакали то к основной базе, где остался Миротворец, то к запасной, куда он так стремился попасть. А «тройка» представлялась ему то совершенно пустой, то занятой двумя бойцами, которые, лежа на нарах, обмениваются беззлобными шутками, ведут какой-то бессмысленный разговор.

«У тебя есть дача?» — «Есть». — «Картошку сажаешь?» — «А что? Своя картошечка — самое оно». — «Это день сурка, брат. Из года в год одно и то же: мелкую картошку на семена, крупную на еду. Оно тебе надо?»

Шумят в голове голоса. Через равные промежутки вклинивается в них, подстегивая, чей-то требовательный голос: «Я приказываю тебе! Давай, Антоха, удачи тебе».

Еще немного осталось.

Еще чуть-чуть.

Отдавая последние силы, Ротвейлер вытолкнул свое тело на край дороги и потерял сознание.

Глава 21

Планы сержанта Мельникова

54

«Зашевелились, суки? Сейчас я вам устрою зачистку!»

— Упырь, Миротворец на связи! Ответь. Кровищи, что ли, обсосался? Веду тебе еще одну жертву: Ротвейлер лапу подвернул, еле прет. Доберемся, пустим его по кругу. Прием.