КАПУСТА БЕЗ КОЧЕРЫЖКИ - Евгений Лукин

Сомнений не осталось: оранжевое здание было безуспешно разыскиваемым Замком Парадоксов — последним пристанищем преступного Иржи фон Думкопфа (надо сказать, далеко не дурака), главы подпольных исследователей-оккультистов.

Эти отщепенцы — в большинстве своем патологические эгоисты — упрямо не желали участвовать в общем созидательном процессе. Более того, они применяли сонм-аппаратуру для паразитирования на биополе объединенного ночью человечества. Используя это, им удалось разработать особый, почти мистический математический язык, отличающийся от существующего, как поэзия от прозы. Совершенно произвольно связывая любые науки, например, геологию с анатомией или, того хуже, астрофизику с астрологией, они вывели причудливые закономерности, впрочем, не лишенные смысла. Внешне их изыскания выглядели совершенно абсурдно: тут и третий крик совы, и цветок папоротника, и молодой месяц, и тому подобная чушь. С практической же стороны результаты оказались совсем не чепухой. Невероятно, но компании Думкопфа удалось сотворить вечный двигатель, информационную линзу и кое-что поопаснее, прежде чем ею занялись всерьез. Сам Думкопф скрылся на грузовом звездолете, набитом научной аппаратурой и чучелами аллигаторов, в направлении ближайшей черной дыры со скоростью, втрое превышавшей световую. Его последователи в основном раскаялись, но некоторые остались в подполье.

Старший инспектор Золотарев отнюдь не спасался бегством. Он бежал, но за двустволкой, оставленной у входа — единственным своим оружием. Однако через те же двери он попал в другой коридор, в нем даже тускло светились лампы, при их неверном свете Бартоломью разглядел на мышиного цвета полу четкие следы. И хотя охотником он был никудышним, ему удалось определить, что следы оставила женщина.

С каким бы удовольствием Золотарев сейчас вызвал аэротакси, добрался до Питера и вернулся уже с отрядом дотошнейших специалистов во главе с неутомимой Нино. И они бы вместе распотрошили проклятый думкопфовский замок до последнего парадокса! Но, будучи наслышан о мрачном нраве главы оккультистов и его иезуитском юморе, Бартоломью понял, что сделать это будет нелегко.

За поворотом коридорчика, по которому крался старший инспектор, открылась престранная картина. На белой матовой стенке напротив двери черной краской были начертаны математические выкладки. Рука писавшего дрожала, и символы извивались, точно в ритуальной пляске, краску наносили не кистью, как повелось исстари, а выдавливали прямо из тюбика. В коридорчике стоял знакомый и противный запашок. Бартоломью подошел поближе к фреске в стиле модернистов древности, потыкал в нее пальцем, принюхался. Это была не краска. Это был свежий сапожный крем.

Тут дверь за спиной старшего инспектора скрипнула, и он резко обернулся. В плохо освещенном проеме стояла молодая женщина среднего роста в легком летнем платье. Красивое бледное лицо обрамляли пышные каштановые волосы, карие глаза смотрели отчужденно и почти враждебно. Золотарев остолбенел.

— Кто вы? — спросила женщина.

Она также немного испугалась и отступила в глубь комнаты. Видимо, она ожидала встретить кого-то другого.

Бартоломью обескураженно молчал. Выражение глаз женщины слегка смягчилось. После недолгого раздумья она за руку втащила Золотарева в комнату. Тот был не способен что-либо понять или тем паче сопротивляться.

— Вы обязаны меня спасти! — потребовала таинственная особа, вплотную приблизившись к Золотареву. — Я хочу вернуться домой, а он говорит, что это невозможно. Я ему не верю! Вы мне поможете? Я вижу, вы честный и добрый человек.

Старый холостяк покраснел впервые в жизни. Он прокашлялся и напыщенно заявил:

— Как я понял, вам что-то угрожает, а мое призвание заключается именно в предотвращении каких-либо опасностей, угрожающих как обществу в целом, так и отдельной личности.

— При чем здесь общество? Он держит меня взаперти, потому что, потому что… Я вообще не хочу его видеть! — В голосе женщины зазвучала неожиданная ненависть. — Вы видели, что он устроил перед моей комнатой? Он издевается надо мной, он говорит, что это подарок. Какая-то Большая аксиома. Или теорема…

— Где этот феодал? — закричал Бартоломью.

Правильней было спросить: «Кто?» Кто этот феодал, способный держать женщину в заведении, подобном Замку Парадоксов и небрежно преподносить ей в дар доказательство Великой теоремы Ферма?

Его звали Радий Стомышев. С самого раннего детства он подавал надежды. Пока он рос, росло его самомнение, и, став постарше, Стомышев серьезно считал себя гением. Непомерное честолюбие и средненькие способности — вот питательный бульон, в котором размножаются бактерии эгоизма. В жертву мнимой гениальности были принесены многие. В свое время Стомышев познакомился с девушкой, и она имела неосторожность его полюбить. Он ее бросил, оправдывая себя, что в путь на сияющие вершины не берут никого и ничего лишнего. Совесть? Одно из своих амбициозно-бредовых сочинений Стомышев предварил фразой: «Посвящается Е.Г.». В смысле — Единому Господу. Совесть удовлетворилась подношением. С Думкопфом будущий «великий мыслитель» сошелся во время учебы в Гамбургском университете. Думкопф — личность в своем роде и вправду выдающаяся — приблизил к себе самого никчемного из приспешников. Когда глава организации бежал, предварительно разгромив, что успел, Стомышев остался завершать одно из его дьявольских начинаний: синтез препарата, кратковременно усиливающего ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ интеллектуальные способности. Помогла случайность, и препарат был создан. Отныне Замок Парадоксов превратился для создателя препарата в добровольную тюрьму. Стомышев уже не мог обходиться без изобретенного зелья, постепенно сходя с ума от собственной божественной мудрости и болезненного одиночества. И тогда дичающий отшельник вспомнил о той, которая, по его убеждению, должна была ждать его вечно.

Ни о чем этом Бартоломью Казимирович пока не подозревал. Румянец поблек на его полном лице, зато глаза воинственно загорелись.

— Как вас зовут? — обратился он к женщине.

— Меня? Елена.

— Дайте руку, Елена, я выведу вас отсюда, и никто не посмеет мне помешать.

Она шагнула было к выходу и вдруг замерла на месте. На пороге стоял мерзкого вида старец в роскошном парчовом одеянии наподобие халата. Взор у него был мутный и бессмысленный, в трясущихся руках он держал колбу с зеленоватой жидкостью. Старец медленно поднял колбу к бесцветным губам, запрокинул голову с всклокоченными волосами. Посудина опустела, и взгляд обитателя Замка Парадоксов сделался на удивление умным и злым.

— Что я вижу! У нас гости? — произнес Стомышев странным дребезжащим голоском. — Елена, почему ты не познакомишь меня с уникумом, прошедшим через вероятностный фильтр? Ах, вы покидаете замок? Ну так счастливого пути. Конечно, никто, тем более я, не посмеет вам помешать.

Бартоломью и Елена прошли мимо скверно улыбавшегося старца и направились, как предполагал старший инспектор, к лифту. Однако, вывернув из-за угла, они вышли к каракулям на стене и торжествующему Стомышеву. Золотарев со спутницей повернули назад. Они долго блуждали по сводчатым галереям, переходившим в просторные залы с тысячами траурно горящих свечей, забрели к зеркальному бассейну, в котором бурлила вишневая маслянистая жидкость — розовые пузыри на ее поверхности плотоядно ухали, исторгая фиолетовый дым; потом беглецы поднимались и спускались по мраморным винтовым лестницам, но в конце концов оказались там, откуда пришли. Наследник Думкопфа уже не улыбался, он сардонически хохотал, обнажая редкие желтые зубы.

Бартоломью Казимирович совершенно не выносил, когда над ним смеялись. Он приблизился к старцу, пытавшемуся скрестить руки на груди:

— Вы не достойны снисхождения. Когда на очередном сонм-сеансе вы предстанете перед судом мировой общественности, я не подам голоса в вашу защиту!

После гневной тирады старший инспектор с Еленой зашли к ее комнату, и Золотарев захлопнул дверь.

— Вы не осуждаете меня, Елена? Мне действительно не жаль этого опустившегося человека, — возмущенно говорил Бартоломью, вышагивая по комнате. — Как он посмел приспособить причинно-следственный трансформатор для своих низких целей?! Я убежден, что и вас он похитил при помощи этого безобидного прибора!

Женщина безнадежно кивнула. Семь лет назад она считала свою жизнь прожитой. Если бы она тогда узнала, что Радий хочет вернуться, то с радостью пошла бы за ним куда угодно, хоть в это самое логово. Но семь лет назад, а не теперь, когда у нее прекрасный муж — профессор экзобиологии, интеллигентнейший и спокойнейший человек — и двое детей, мальчик и девочка… Елена могла простить Стомышеву многое, кроме того, что он выкрал ее так поздно.

— Это я во всем виновата, — сказала Елена, с трудом сдерживая слезы. — Мне уже никто не поможет. Вы должны уйти, вас он не станет задерживать…