По следам преступления - Матвей Наумович Медведев

вечер, в дом № 6 на улице Салтыкова-Щедрина, где жила Темнова, пришли старший лейтенант милиции Шестаков и оперативный уполномоченный Якименко. Они предъявили Темновой постановление о производстве обыска. Но начали его не с квартиры, а с сарая, где Темнова хранила дрова. Жиденький свет электрических фонариков выхватил из темноты штабеля отсыревших поленьев. Когда Шестаков и Якименко разобрали их, то обнаружили за дровами возле стенки ящики с водкой — шестьдесят один литр. Немало бутылок со спиртным оказалось и в находившемся тут же старом сундуке.

Затем обыскали квартиру из двух комнат. Это было типичное жилье блокадных лет. На окнах — наклеенные крест-накрест бумажные полосы: считалось, что расположенные таким образом полоски бумаги лучше предохраняют стекла от взрывной волны во время бомбежек и обстрелов. В одной из комнат — низенькая железная печка-«буржуйка». Длинная узкая труба тянулась от нее через всю комнату и выходила в форточку. Такие трубы можно было видеть на всех этажах дома.

В октябре в Ленинграде темнеет рано. Поэтому, прежде чем зажечь свет, сотрудники милиции, согласно правилам фронтового города, опустили плотные, черные шторы, замаскировали окна. Обыск и тут не был напрасным: Шестаков и Якименко обнаружили объемистый бочонок с пивом, пять буханок хлеба, большое количество шоколада, конфет и яичного порошка, называвшегося «меланжем». Вряд ли все эти продукты были приобретены Темновой законным путем — на продовольственные карточки. Кроме того, сотрудники милиции нашли у нее золотые вещи: перстни, кольца и даже монеты царской чеканки.

— Придется вам, гражданка Темнова, пройти с нами и дать объяснения, — сказал Шестаков.

В милиции на вопрос, откуда у нее столько продуктов, особенно водки, Темнова ответила:

— Шла я как-то по Литейному проспекту. Около дома номер двадцать восемь меня окликнул шофер грузовой машины и спросил, не нужна ли мне водка. Я поинтересовалась, сколько будет стоить. Он назвал цену. Она оказалась подходящей. Вы, конечно, знаете, товарищ следователь, что такое в наше время водка? Ее можно обменять на продукты. Поэтому я сказала шоферу, что возьму у него семь ящиков. Он поехал ко мне домой и сгрузил водку в сарай. Чтобы ее у меня не украли, я поставила ящики за дрова. Шоферу дала деньги, пальто, отрез темно-синего материала и еще пятнадцать пачек папирос. В последний момент шофер передумал и один ящик забрал обратно. Фамилия его — Чистяков. Больше я ничего о нем не знаю… Бочонок с пивом? Да, его тоже дал тот же шофер. Продукты? Это лично мои. Мне их прислали из деревни. В общем, я считаю себя виновной только в том, что купила незаконным путем водку, больше ни в чем.

Допрос закончился. Продавщице дали ручку, и она написала:

«Протокол записан с моих слов правильно и мной подписан. Темнова».

Когда она ушла, следователь вздохнул и, обращаясь к сидящим в комнате товарищам, сказал:

— Видимо, с этим делом придется повозиться весьма изрядно.

Один из следователей растопил маленькую круглую печку, поставил на нее кофейник, и вскоре все присутствующие пили из кружек коричневатый водянистый напиток, который только при большом воображении можно было назвать «кофе». Попутно обсуждали показания Темновой. Правду она говорит или лжет?

Очень скоро выяснилось, что весь ее рассказ — от начала до конца — вымысел. Она заявила, например, что фамилия шофера, который был так щедр, что снабдил ее большим количеством водки, — Чистяков и что он развозит по магазинам продукты. Но никакого Чистякова среди водителей пищеторгов не обнаружили. Не подтвердилось и все остальное. Продуктов из деревни она не получала.

Более правдивым, чем Темнова, оказался Степан Васильевич Климачев, ветеринарный фельдшер, находившийся в близких отношениях с продавщицей булочной. Вызванный к следователю, он на вопрос, известно ли ему что-нибудь о найденных в сараях ящиках с водкой, ответил: «Известно. Эта водка получена от заведующего магазином Николая Михайловича Петрова. Я сам принимал участие в ее перевозке».

Далее Климачев рассказал, что однажды утром, когда он уходил от Темновой, она дала ему бумажный пакетик с талонами на вино и попросила съездить в магазин, которым заведовал Петров. Климачев не мог отказать ей в просьбе. Он взял пакетик, сел на велосипед и по пустынным улицам блокадного города покатил к Петрову.

Заведующий магазином оказался немолодым человеком, одутловатым, грузным, в полувоенном костюме и хромовых сапогах. Он взял пакетик, который ему вручил Климачев, вскрыл его, извлек оттуда отрезанные талоны, почему-то посмотрел их на свет и сказал: «Все в порядке, молодой человек. Передайте Лизе, что водка будет. Между прочим, не нужно ли вам еще чего-нибудь? Есть масло, яйца, шоколад, сухофрукты, консервы, сельди. Отличные сельди — жирные!»

Климачев передал об этом разговоре Темновой. Та назвала Климачева «молодцом» и «чудным мальчиком», протянула губы для поцелуя и сказала, что, пожалуй, надо будет взять и шоколад, и сухофрукты, и консервы, и сельди. Пригодятся!

Через несколько дней во двор дома № 6 на улице Салтыкова-Щедрина въехала полуторатонная грузовая машина. В кузове ее стояли ящики с водкой и бочонок пива. На ящиках восседала, пряча в рукава ватника озябшие руки, рабочая магазина Шура Демидова. Сам Петров сидел в кабине рядом с шофером. Перед грузовиком, показывая путь, бодро катил на велосипеде Климачев. Он тоже принимал активное участие в операции. Потом Шура стала переносить ящики в сарай. Бочку же с пивом снесли к Темновой на квартиру. Вечер закончился веселой пирушкой…

Немало кружек жидкого желудевого кофе выпили следователи и немало выкурили махорки, прежде чем Темнова сказала:

— До сих пор я давала ложные показания. Сейчас все обдумала, прочувствовала и считаю, что скрывать основных виновников — значит приносить вред государству. Хочу рассказать следствию всю правду.

И она сообщила, что талоны, которые она передала через Климачева Петрову и по которым были получены водка и пиво, фальшивые.

— Только не думайте, что Петров об этом не знал. Знал! Ведь водку-то эту он не просто так отпускал, а на определенных условиях. Пятьдесят процентов от всего ее количества — мне, пятьдесят — ему. Кроме того, он дал мне за нее золотые вещи. А вот Степа Климачев тут ни при чем. Ему о том, что талоны фальшивые, известно не было…

После этих существенных показаний клубок стал разматываться быстрее. В разные стороны города протянулись концы его нитей. А одна из них — самая главная — привела следствие в подпольную мастерскую, в которой фабриковались поддельные продовольственные карточки.

Более 35 лет прошло со дня окончания Великой Отечественной войны. За это время выросло новое поколение советских людей. Они и понятия не имеют, что такое продовольственные карточки, не слыхали о них и уж тем более никогда не видели. А