Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Энтони Берджесс

Эта тема разочарования в любви или вожделении тесно связана с политической темой. Улисс, высказывая свое мнение относительно неспособности Греции овладеть Троей, винит в этом неспособность греков поддерживать порядок. Иератическим образцом является вселенная, которой, для сохранения всеобщего благополучия, должны были бы подражать люди. «Забыв почтенье, мы ослабим струны — / И сразу дисгармония возникнет…» Греческая армия разобщена:

Вождю не подчиняется сначалаЕго помощник первый, а тому —Ближайший; постепенно, шаг за шагом,Примеру высших следуют другие,Горячка зависти обуреваетВсех, сверху донизу; нас обескровилСоперничества яростный недуг.Вот это все и помогает Трое:Раздоры наши — вот ее оплот,Лишь наша слабость силу ей дает!

«Сказка о давнем прошлом» слишком похожа на правду. В «Троиле и Крессиде» больше разговоров, чем действия, и по этой причине она не имеет успеха. Но избыток разговоров — верный знак, что Шекспир больше озабочен выражением своих личных убеждений, чем созданием драматического действия. Никогда он не придумывал лучшего стиха или более разговорчивых героев, но словесное совершенство превосходит драматическое оформление: оно верховодит там, где ему полагается быть в услужении, мера не соблюдена. Что же касается причины разобщенности греков, то она найдена в Ахилле, центре притяжения сражающейся армии, который

…краса и слава греков,Наслушавшись восторженных похвал,Тщеславен стал, самодоволен, дерзок,Над нами он смеется[52].

И точно так же насмешка Эссекса над иерархическим образцом английского королевства предвещает бессилие и разрушение, анархию и хаос.

Но какая связь между разочарованностью вожделения и упадком государства? Параллель можно провести по двум аспектам. Во-первых, налицо полное отсутствие доверия. Если любовник с такой легкостью нарушает свои клятвы, насколько легче подчиненным нарушить клятвы своему государю. Затем следует обратить внимание на метафору, которая (как, в конце концов, в «Кориолане») рассматривает государство как тело, дополненное головой, конечностями и животом. Неразборчивая любовь может привести к разрушению тела: термин «венерический» (половой, сладострастный — прилагательное, образованное от имени богини любви Венеры) одновременно означает и любовь, и болезнь. Так легко говорить о чести, которая выше любви, и, однако, прикрываясь честью, разрушать прекрасное тело государства. Пандар в своем эпилоге упоминает «торгашей человеческим телом» — тех проституток, чьи бордели подходят под юрисдикцию епископа Винчестерского, и заканчивает завещанием своих болезней публике («…ну а вам / Болезни по наследству передам!»). Это способ передачи двойного недовольства. Заметил ли в это время Шекспир, расстроенный болезнью великого тела, начало болезни своего собственного?

Истинные художники должны наблюдать исторические события, но не участвовать в них. Однако иногда создатели событий вынуждают появиться на арене действия само произведение искусства. Так и случилось с одной из шекспировских пьес, и это было злодеянием, как всякое превращение искусства в пропаганду. В пятницу 6 февраля 1601 года некоторые из сторонников графа Эссекса пришли в «Глобус» и потребовали, чтобы на следующий день, в полдень, было дано специальное представление «Ричарда II». «Слуги лорда-камергера» ответили, что пьеса уже устарела и, скорее всего, она не привлечет публику. Тогда люди Эссекса заявили, что они компенсируют актерам потери от кассового сбора; они готовы заплатить сорок шиллингов за представление. Это были люди знатные, среди них находился лорд Монтигл, и отказать им было трудно. Бербедж и его товарищи были всего лишь актерами.

Итак, в субботу, приблизительно в три часа пополудни, зазвучали трубы, возвещавшие о спектакле, и представление началось. Эссекс не появился в театре, не было, очевидно, и Саутгемптона, но среди публики было много известных имен: лордов и рыцарей, последние не все возведенные в сан Эссексом. Значение выбранной пьесы было ясно невзыскательным зрителям, стоявшим в партере. Вот и сыграна сцена низложения государя: пусть зрители сразу обратят на нее внимание, по кодексу чести и, как это доказано, для блага государства знатный человек низложил монарха, капризного и истеричного тирана, который задушил народ налогами и выслал из Англии в изгнание лучших людей. Возникла, наконец, и достойная сожаления необходимость цареубийства. Пьеса закончилась. Боже, спаси королеву.

В тот вечер встревоженный Тайный совет вызвал на свое заседание графа Эссекса, но он отказался прийти: небезопасно выходить из дому, сказал он, когда его преследует такое количество врагов. В ту ночь и на следующее утро он и его сторонники готовились к захвату Сити. Теперь вспомнили о другом историческом прецеденте, не том, что в «Ричарде II». Герцог Гиз, выведенный на сцене в пьесе Марло «Парижская резня», захватил Париж в 1588 году с помощью нескольких сторонников, но при поддержке всего города; он вывез короля из столицы. Разве не смог бы Эссекс, любимец Лондона, с той же легкостью добиться успеха? В десять часов утра в воскресенье лорд-хранитель печати, главный судья, граф Вустерский и сэр Уильям Ноулз пришли от имени королевы к дому Эссекса, призывая его воздержаться от любых поспешных действий, которые он, возможно, замыслил. Там собралось много народу, и некоторые кричали: «Убить их!» Эссекс захватил в плен четырех знатных вельмож и оставил их под охраной как заложников в доме Эссекса. Потом он с двумя сотнями своих приверженцев, в основном молодых людей, поскакал в Сити.

Направляясь к Ладгейтскому холму и проезжая через Чипсайд, Эссекс кричал, что против него составлен заговор: «К королеве! К королеве!» Потом глашатай объявил его предателем, но Эссекс верил, что королева ничего не знала об этом: глашатай сделал бы что угодно за два шиллинга. Когда прозвучало слово «предатель», некоторые из его приверженцев покинули Эссекса и смешались с толпой. Шериф обещал Эссексу оружие, но обещания не сдержал. Эссекс покрылся холодным потом; он понял, что ему следует вернуться обратно, под защиту стен дома Эссекса. Но Ладгейтский холм был перегорожен цепями, и там ждали вооруженные стражи порядка. Его люди зарядили ружья, и сэр Кристофер Блант убил человека, но его тут же арестовали. Эссекс сумел прорваться к дому по берегу реки, но там он обнаружил, что его заложники освобождены и со стороны суши крепость находится в осадном положении. Вечером лорд-адмирал грозил взорвать дом, так что Эссекс, уничтожив все компрометирующие документы, которые оказались под рукой, сдался. Эту новость сообщили королеве, когда она сидела в полном одиночестве за обедом. Она продолжала есть, не сделав ни одного замечания.