Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Энтони Берджесс

Эссекс заболел. Королева временно смягчила свой гнев и послала своих восьмерых лучших врачей обследовать его. Никакого физического недомогания нет, доложили врачи, больна его душа. Королева уменьшила послабления, и опозоренный Эссекс остался в немилости, его дело не рассматривалось в суде вплоть до лета следующего года.

Официальное судебное заседание было назначено на 5 июня 1600 года в Звездной палате (высшем королевском суде Англии). Эссекса обвинили в невыполнении приказов: затратив громадные деньги, его послали в Ирландию, чтобы усмирить диких ирландцев, а он вместо этого заключил с ними перемирие. Обвинитель потратил одиннадцать часов на свою вступительную речь, и генеральный атторней, генеральный стряпчий и сэр Фрэнсис Бэкон, которому Эссекс когда-то был верным и влиятельным другом, блистали образцами красноречия. Эссекс был физически слаб, но только к концу длинного дня ему позволили сесть: он стоял на коленях, что казалось суду наиболее подходящей для него позой. Что же касается приговора, то он был предрешен заранее. Наказание? Тауэр, освобождение от всех доходных должностей, громадный штраф — все это предлагалось порознь или вместе. Наконец согласились, что окончательное решение остается за королевой. Тогда опять потянулись томительные дни ожидания, и Эссекса вернули на попечение лорда-хранителя печати. Его унизительное положение, его скромность, его терпение пробудили сочувствие в обществе.

26 августа его освободили. Королевский гнев по поводу ирландской кампании намного смягчился благодаря донесениям об успехах лорда Маунтджоя, явный контраст между его спокойной уверенностью и пышным пустословием Эссекса считался достаточным наказанием для последнего: возможно, теперь он получил хороший урок и наконец повзрослеет. Но ему запретили появляться при дворе. Эссекс мог пережить это, но пришел в ужас от более чувствительного наказания: королева отказалась возобновить откуп на налог на красные вина. Эта монополия приносила громадные доходы и была одним из многочисленных знаков благоволения к нему королевы. Срок монополии истекал в Михайлов день (29 сентября); Эссекс по уши увяз в долгах у виноторговцев; он писал королеве письма, полные любви и самоуничижения; он обливался потом от дурных предчувствий. Королева видела явные признаки раскаяния и задумалась об искренности любви: она рассказала многое Фрэнсису Бэкону, а Бэкон рассказал другим. И затем, продержав Эссекса в неведении до Дня всех святых (1 ноября), Елизавета объявила, что его монополия не будет возобновлена: она желает сохранить в своих руках откуп на налог на сладкие вина.

За четыре дня до Рождества в Лондоне произошло небольшое землетрясение: не страшное азиатское дрожание земли, однако убедительное предзнаменование для людей суеверных. Дом Эссекса стал теперь своего рода штаб-квартирой для партии его приверженцев, где собирались все, кто верил, что их общие запросы наилучшим образом могут быть разрешены графом, а не (по словам графа) старухой, чей разум уже так же изуродован, как тело. Придворные, впавшие в немилость, присоединились к руководителям, которые потеряли свои полномочия. Из уст пуритан звучали проповеди, в которых утверждалось, что суверен подчиняется более высокой власти и что эта власть воплощается в них, в тех, кто знает путь спасения; через пятьдесят лет этой доктрине предстояло реализоваться в цареубийстве. Сторонник Эссекса, человек по имени Кафф, своего рода туповатый Каска, говорил об опале, приведшей к унижению, и о том, что его господин, уже лишенный известных прав и богатств, теперь будет доведен до нищенского состояния, если не начнет действовать незамедлительно. Эссекс, воодушевленный такими речами, не раз выступал с гневными обличениями. Его слова, конечно, были услужливо переданы королеве — в доме Эссекса толклось столько народа, что нетрудно было проникнуть шпионам.

Должно быть, в это время Шекспир написал «Троила и Крессиду». Запрет на написание книг из английской истории все еще оставался в силе, и было опасно ставить подобные пьесы, но все классическое прошлое было открыто, а в Риме и Греции, поскольку политик всегда представляет собой одно и то же, имелось множество любопытных параллелей к неспокойному правлению Елизаветы. Греция недавно стала более популярной, чем Рим, о чем свидетельствуют пьесы «Месть Трои», «Агамемнон» и «Орест и его Фурии», поставленные в «Розе», так же как «Троил и Крессида», написанная Кеттлом и Деккером. И в 1598 году появился перевод семи песен «Илиады», сделанный Чапменом, с посвящением графу Эссексу, «живому примеру ахиллесовой доблести, увековеченной божественным Гомером». Доблесть? В настоящий момент Эссекс демонстрировал порок Ахилла, который во время Троянской войны сидел, обидевшись на весь свет, в своей палатке.

Истории Троила и Крессиды была рассказана Чосером, но рассказана как романтическая легенда о любви. Шекспир выбросил любовь, или, скорее, свел ее к вожделению. Похоже, что он снова был охвачен сильными переживаниями и эмоциями наподобие тех, которые были ему уже известны в период его отношений со Смуглой леди или еще — с Саутгемптоном, самым горьким воспоминанием для него в те дни: он не забыл, как растрачивал впустую свои силы, став рабом страсти. Шекспир был очень сексуальным мужчиной, и при жизни его альковные похождения породили по меньшей мере одну легенду. В дневнике Джона Мэннингема из Мидл-Темпла есть следующая запись от 13 марта 1601 года: «В то время как Бербедж играл Ричарда III, нашлась горожанка, которой он так понравился, что, прежде чем уйти с представления, она назначила ему прийти к ней в ту ночь под именем Ричарда III. Шекспир, услышав последние слова, пришел раньше, получил удовольствие, но, пока он забавлялся, пришел Бербедж. Когда им сообщили, что у дверей дожидается Ричард III, Шекспир послал в ответ сообщение, что Уильям Завоеватель опередил Ричарда III».

Анекдот необязательно должен быть правдивым, но анекдоты такого рода не распространяют о людях, которые не любят женщин. Трагедия Шекспира, возможно, состояла в том, что он любил их не благоразумно, но слишком горячо, что он не умел относиться к ним легко, как, судя по всему, делал Бен, но стремился принять за любовь то, что являлось только вожделением. Он слишком высоко ценил сексуальный акт, считая его выражением искреннего чувства, а затем обнаруживал, что чувство исчезает. И он не знал, что делать со своими эмоциями, слишком сильными для данной женщины, которая вызывала в нем уже лишь глубокое отвращение. Он видел себя, Уилла-любовника, псом, жаждущим суку. В «Троиле и Крессиде» сводник Пандар поет грязную песенку, в которой вздохи любовника «ох, ох, ох» одновременно выражают страстное желание пса и оргазмические вопли суки — «ха, ха, ха». Пьеса о разочаровании в вожделении, Троил сначала сходит с ума по Крессиде, а затем испытывает к ней отвращение, когда она превращается из богини в проститутку.