Рыжий Ястреб - Джорджия Лэнгтон

— Назови сумму, — повторил он. — Сколько? Не стесняйся, я дам тебе столько, сколько ты назовешь.

Она молчала. Конан хлестнул лошадь поводом, и тут же девичья рука ухватилась за упряжь.

— Эй, варвар, а деньги? — злобно воскликнула девушка.

— Но ты же молчишь. Я так понял, что ты передумала их брать. Тем более, что это было бы справедливо, не так ли?

— Ты о чем это, северянин? — недоуменно протянула девчонка.

— Он ничего не был тебе должен, — уверенно объявил Конан, попридерживая коня.

— Как это?! — возмутилась девчонка. В темноте Конан не видел выражения ее лица, но он мог поклясться, что она обескуражена и рассержена.

— Очень просто, — и Конан с удовольствием стал излагать ей свои выкладки. — Он ничего не был тебе должен. Он не спал с тобой, потому что ты, во-первых, вообще не шлюха, а во-вторых, ты, как и я, впервые в этом заведении, а может быть, ты и вовсе впервые путешествуешь без провожатых, поэтому и решилась на такую бредовую идею: получить деньги, ограбив пьяницу чужими руками, и мои руки показались тебе самыми подходящими для этой цели.

Девица угрюмо молчала, держась за конскую упряжь. Уже без издевки, по-свойски, Конан заметил ей:

— Знаешь, дурочка, самое малое, что они могли с тобой сделать здесь за такие штучки — это пустить тебя по кругу и потом, если бы ты осталась жива, заставили тебя работать здесь на хозяина, пока ты через год-полтора не померла бы от дурной болезни или не попала бы под нож подгулявшему дебоширу.

— Разрази тебя Деркэто! — выпалила девчонка.

— И это тоже вряд ли, — усмехнулся Конан, чувствуя свою правоту.

Он взял девчонку за тонкое запястье и оторвал ее руку от ремня упряжи:

— Оставь в покое мою лошадь, это раз. И попробуй убедить меня в том, что я не прав насчет, тебя, это два.

— Да, ты не прав! — упрямо сказала девчонка. — Он был должен мне десять монет.

— Десять? Ты не хочешь признаваться в обмане, и ради этого решила удовольствоваться пятью монетами? — фыркнул Конан. — Впрочем, дело твое. Но в следующий раз придумай что-нибудь поумнее.

— Он был мне должен! — повторила девчонка. — Он спал со мной и был мне должен!

— Ах, все-таки? — рассмеялся Конан. Не часто встречал он таких упрямиц. — Что ж, коли так, значит, ты, действительно, шлюха? Тогда, может быть, пойдем, развлечемся? — И он тряхнул кошелем.

Девчонка замерла на месте, и Конану даже показалось, что ее рука готова скользнуть под плащ. А там… Что, интересно, у нее там спрятано? Богато инкрустированный крошечный ножичек для фруктов? У киммерийца так плохо сложилась прошедшая неделя, что ему не хотелось усугублять свои неудачи и свое плохое настроение, ввязавшись в дурное приключение. Поэтому он усмехнулся:

— Верно, развлекаться со мной ты не пойдешь. И я не пойду с тобой, потому что не хочу связываться с дочкой богатенького купца или вельможи, которая пустилась в путь за бросившим ее любовником, забыв предупредить об этом заботливых домашних.

Конан вынул из кошеля несколько монеток и убрал их к себе, а остальное швырнул в лицо девице. Она, вскрикнув, едва поймала кошель у самого своего носа.

— Почему?.. — начала она.

— Это достойная плата за то, что я все-таки немного размялся благодаря тебе. Ну, прощай!

Легонько подхлестнув коня, он выехал с постоялого двора, оставив девчонку в плаще стоять одну.

Ему не жаль было этого кошеля. Он возвращался в Шадизар, где вот уже несколько месяцев учился ловить за хвост птицу воровской удачи. Ему уже сравнялось восемнадцать лет, алчные стремления чередовались в его душе с приступами великодушия, которые не зависели впрямую от его настроения. Поэтому, разоблачив невинную хитрость глупой девчонки, он щедро вернул ей неправедную свою добычу. Пусть порадуется. Если она и дальше будет себя так глупо вести, радоваться этим деньгам ей недолго.

Конечно, он был абсолютно прав насчет зеленоглазой бестии. Много их таких шатается по трактирам: вздорных богатеньких дочек, ищущих приключений на свои хорошенькие головки. Ее дикая идея насчет рыжего гуляки была не самой лучшей. Это ей просто повезло, что слепой случай свел ее не с кем попало, а с ним, Конаном из Киммерии!

Да, если бы на месте синеглазого и черноволосого гиганта оказался бы кто-нибудь менее поворотливый, их обоих сейчас стегали бы плетьми на потеху пьянчуг. А если бы северянин оказался чуточку более щепетилен, возможно, он сам бы учинил над ней какую-нибудь унизительную расправу за ее обман. Но Конан поступил с ней так, как ему хотелось именно сейчас. Возможно, завтра, проголодавшись и вспомнив приятную тяжесть кошеля, он пожалеет о том, что так поступил. А возможно и не станет он ни о чем жалеть, занявшись новым делом, более приличествующим лихому человеку, чем дележка доходов с мнимой шлюхой.

Он на миг пожалел, что плохо запомнил девчонку. Одних зеленых чуть косящих нагловатых глаз мало, чтобы потом, через дни, месяцы, годы узнать человека. Вряд ли, случись ему потом встретиться с зеленоглазой, Конан вспомнит ее и это короткое приключение…

Усмехаясь своим мыслям, он пустился в путь. Его, юного киммерийца, сына далекой северной страны, все это больше не касалось. Что там какая-то вздорная девица с ее глупостями, когда он уже одолевал первые ступени из множества отделяющих его от величия, богатства и славы.

Стук копыт всадника растаял, а ночная мгла проглотила его тотчас же, как он выехал за ворота.

Карела стояла, сжимая в руке пухлый кошель, и боролась с гневом.

Какой-то сопляк-варвар, даже годами не старше, а скорее всего моложе самой Карелы, надсмеялся над ней я уехал.

Вот ведь прохиндей! С самого начала даже вида не подал, что не верит ни единому ее слову! Покрасовался своим умом, догадливостью да щедростью! Сейчас едет, небось, любуется сам собой…

— Ох! — Карела в ярости топнула ногой. — Да провались ты сквозь землю! Учить меня вздумал! Думает, что если уж разгадал мою глупую хитрость, так уже и поучать можно?! Это я-то за любовником бегу? Это я-то дочка вельможи?!

Вовремя опомнившись, Карела замолчала и огляделась. Постоялый двор был не совсем тем местом, где одинокой женщине можно стоять посередине и выкрикивать в темноту проклятья.

Неужели же я выгляжу такой беспомощной, такой глупой? Эта мысль засела у нее в голове. Прикрыв полой плаща руку с кошелем, она отошла в сторону.

Ну и пусть этот неотесанный мужлан вздумал осуждать ее проделку. В конце-то концов, он уехал, не взяв с собой почти ничего, кроме упоительного чувства своей правоты. Ну и пусть эта правота его покормит, напоит, мягкую постель разложит, ублажит лаской и вина даст на дорогу. Пусть штаны драные ему подлатает!