Тело черное, белое, красное - Наталия Вико

Послушайте, господин чудак,

Иже еси на небеси,

Ведь этот сотворили вы бардак?

Мерси!

Эй, человек, это ты звучишь гордо?

И – в морду! в морду! в морду!

– Это Мариенгоф. – Сумрачно ответила на немой вопрос мужа. – Большой друг Есенина. Перевести?

Николя покачал головой. Ирина села на диване, обхватив плечи руками.

– Там, куда я ездила, дорогой, русской литературы, как, впрочем, и самой России, больше нет. Есть литература советская, с легкой руки Горького получившая название "критический реализм". Впрочем, я уверена, что скоро этот реализм станет социалистическим. Теперь успех в литературе достигается только глупостью, пошлостью и наглостью. "Новая" русская литература, выйдя на улицу, угождает толпе, которая, захлебываясь в восторге вдруг пришедшего к ней единоязычия, в свою очередь, хвалит и развращает ее. Это похоже на эпидемию холеры… Лечить некому, а немногие еще не зараженные, словно сойдя с ума, жаждут объятий счастливых заболевших. Те же, кто спасся от заразы, попрятались и замкнулись в ожидании чудесного избавления, которое должен принести некий грозный ангел отмщения, а тот все не идет и не идет. Боятся понять, что месть – явление рукотворное, а не небесное… – жестко проговорила она, покручивая перстень вокруг пальца.

Николя, напряженно всматривавшийся в жену, почувствовал, что последние слова произнесены не случайно, что именно в них скрыта та тайна, которая мешает Ирэн жить спокойно.

– Кажется мне, милая, месть – обоюдоострый кинжал, убивает не только жертву, но и палача. У жертвы отнимает жизнь, а у мстителя – душу… – сказал он тоном проповедника. – Надо уметь прощать, дорогая. Тогда жить легче.

Ирина пожала плечами и, видимо, устав от разговора, положила голову на колени Николя, пересевшему на диван. Он задумчиво провел кончиками пальцев по ее щеке, поняв, что продолжения беседы не будет.

– До сих пор не верю, что ты вернулась… – негромко проговорил он. – Я скучал. Сам был удивлен. Знаешь, оказалось, что я тебя сильно люблю. Не уехала бы – и не узнал, – ласково поглаживал он жену по голове.

– Расскажи еще, как ты меня любишь, – низким грудным голосом попросила она, устраиваясь поудобнее.

– С удовольствием, дорогая…

Ирина слушала мужа, удивленно поймав себя на мысли о том, что слушает именно Николя, а не голос. На душе становилось спокойнее. Солнце заливало комнату ярким светом. Вставать не хотелось. Вот так бы лежать и лежать весь день. И никуда не спешить. И ни о чем не думать…

Пальцы Николя скользнули по ее руке.

– Так, говоришь, нашла только этот перстень? Тоже неплохо. Все не зря ездила! Покажи-ка! Старинный… Хорошая работа, необычная. Надо бы в увеличительное стекло посмотреть. И что же написано в этой книге?

"Надо позвонить Серегину. Назначить встречу", – застав врасплох, ворвалась назойливая мысль. Ирина вздрогнула.

– Я еще не дочитала. Правда, осталась всего одна страница, – попыталась отшутиться она. – Дочитаю – расскажу. Совсем скоро. Обещаю.

– А сейчас не хочешь ничего рассказать? – Николя легонько сжал ее ладонь.

– Пусти. – Ирина выдернула руку, встала и направилась к открытому окну. – Жарко сегодня будет. Вон, солнце какое! Город пустой. Суббота. Все разъехались. У тебя какие планы?

– Встреча с бароном Миллем. Идти не хочется, но придется.

– Во сколько?

– В три. Еще не скоро, – ответил Николя, бросив взгляд на часы.

– Отлично. Тогда я на это время, пожалуй, договорюсь с мсье Пуаре насчет примерки. За неделю до поездки заказала ему платье. Уже все сроки прошли, неловко. А потом ты куда?

– На вечер мы приглашены к Мережковским. Они живут на рю Колонель Боннэ.

"Нет, – подумала Ирина. – Я должна все закончить сегодня. Лучше скорее. Ждать я не могу".

– Что ты не можешь? – услышала голос мужа.

"Господи, похоже, я произнесла последнюю фразу вслух", – удивилась она.

Резкий телефонный звонок прозвучал очень вовремя. Николя поднял трубку.

– Алло! Добрый день. Конечно, узнал. Сегодня? Ну, если это настолько важно, я приеду, но не ранее десяти. Раньше? Нет, к сожалению, раньше не смогу. Хорошо. Рад, что ты позвонил. До встречи.

"Мужчина…" – невольно прислушавшись к разговору, почему-то обрадовалась Ирина.

– Итак, что ты не можешь? – Николя, повесив трубку, повернулся к жене.

– Если честно, сегодня вечером мне никуда идти не хочется. Я еще не пришла в себя после дороги и потом… – начала она говорить разбитым голосом.

– Не стоит беспокоиться, – остановил ее Николя. Я подтвердил, что буду один, когда еще не знал о дне твоего возвращения. Не хочешь – не ходи! Пока никто не знает о твоем приезде. Скажу, что приезжаешь завтра. Только придется мне после Мережковских прокатиться к одному человеку. Думаю, это не надолго. Потом – домой. Вечером повеселю тебя ужасными рассказами о мадам Гиппиус. Кстати, тебе не страшно, дорогая?

– Страшно? О чем ты? – по ее лицу пробежала тень.

– Не страшно – он сделал многозначительную паузу, – отпускать меня одного? Ходят слухи, что коварная Гиппиус требует, чтоб ее многочисленные поклонники – те, что женаты, – отдавали ей свои обручальные кольца, и что она нанизывает их на цепочку, в изголовье кровати. Вот приду вечером без обручального кольца, что будешь делать?

– Я буду тебя ждать, Николя, – грустно улыбнулась Ирина, еще не зная, как у нее самой сложится сегодняшний день – неизвестно, в Париже ли Серегин. Главное, чтобы он был здесь, а уж об остальном она позаботится.

– Хочешь, я отменю все и останусь с тобой? – встревоженно спросил Николя, заметив, что ее мысли опять сосредоточились на неизвестном и потому беспокоящем его предмете.

– Со мной? – рассеянно переспросила Ирина.

– Нет-нет, милый, это неприлично. Хотя, – улыбнулась, – мерси, мне был приятен твой порыв.

– Благие намерения есть мост в рай, – гордо произнес Николя по-русски. – О-о! Поздравляю с пополнением коллекции! Однако, – усмехнулась она, – до моста надобно еще дойти…Массивная дверь прихожей захлопнулась за Николя с гулким стуком. Ирина опустилась в кресло рядом с телефонным аппаратом. "Ну, что ж. Где там мой незабвенный друг Александр Васильевич?"

– Скотина. "Томлю" я его! "Для такого дела" он завсегда готов! – повесив телефонную трубку, в ярости передразнила она Серегина, и, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, попыталась успокоиться и сосредоточиться. Значит, нужны: меблированные комнаты, коньяк, снотворное, веревка, револьвер и Серегин. Серегин есть. Дело – за малым… До встречи у кафе три часа. Надо успеть подготовиться.

Она подошла к столику и взяла в руки карты ТАРО. Это была первая покупка, сделанная в Париже – карты, подаренные Порфирием, затерялись в России. Перетасовав колоду, она, как обычно, задала вопрос: "Чем закончится сегодняшний день?" – и, вытащив карту, перевернула ее. "Тринадцать. Смерть". Ирина улыбнулась. Значит, все сложится. Пройдя в кабинет мужа, выдвинула верхний ящик стола и достала револьвер. Слава Богу, на месте. Хорошо, что не очень большой – уместится в сумочке. Прокрутила барабан. Заряжен. Надо опробовать спуск. Вытащила патроны. Взвела курок. Подняла руку с револьвером и, задержав дыхание, прицелилась в голову кабана на стене, которая свирепо таращила стеклянные глаза. Выбрала свободный ход и плавно нажала на спусковой крючок. Послышался негромкий щелчок. Вот и все. Как просто! Горько усмехнулась. Знал бы покойный папа, для чего понадобится дочке умение стрелять. Приложила револьвер к горящей щеке. Почувствовала, как прохладная сталь, прикоснувшись к коже, передала ей живущее в оружии уверенное спокойствие. Неспешно, один за другим вставляя патроны в барабан, мысленно спрашивала: "Который из вас?…"

Николя Тарнер хмуро рассматривал младшего брата, сидевшего напротив. За те месяцы, что они не виделись, Бернар стал похож на бродягу – небритое лицо, мешки под глазами, мятые брюки, несвежая рубашка, и, в довершение всего, – Николя посмотрел еще раз – носки разного цвета.

– Ты хоть иногда в зеркало смотришься? Не противно?

– Ну, ты ж меня не предупредил, что приедешь раньше, чем обещал. Я, может, собирался принять ванну. И вообще – увел у меня женщину, а теперь еще упрекает, спрашивает, что со мной! Тоска у меня! И перестань, наконец, меня учить. Я уже взрослый. Слышишь? Взрослый!

В соседней комнаты послышался вскрик и звон разбившегося стекла. Николя строго посмотрел на брата.

– Ты не один?

– Как видишь! – почему-то рассмеявшись, Бернар повернул голову в сторону распахнувшейся двери. На пороге в картинной позе, ухватившись одной рукой за косяк, а в другой держа ножку от разбившегося бокала, улыбаясь во весь рот, стояла эффектная, немного полноватая женщина средних лет. Ее пышные каштановые волосы были перехвачены розовой лентой, недостаточно, как показалось Николя, гармонировавшей с ярко-зеленым платьем из крепа.