Записки Видока - Эжен-Франсуа Видок

Герцогиня молчала, но была непоколебима.

— Итак, вы бесчувственны к моим просьбам, к моим слезам?

— Они бесполезны.

— Это ваше последнее слово?

— Да, закончим этот разговор, дайте мне уйти.

Пьенуар, надеясь ее удержать, попытался вырвать ребенка из ее рук, но женщина защищалась и, боясь ослабеть, принялась звать на помощь. Вне себя от ее криков, Пьенуар произносил страшные угрозы в адрес несчастной матери и всеми силами старался отнять у нее дочь. Когда это ему удалось, он бросился к окну и поклялся, что выбросит ее на улицу, если Лора не даст клятву снова сделаться его женой.

— Да или нет? — настаивал он, не помня себя от гнева.

Обезумев от ужаса при виде опасности, грозившей дочери, Лора была не в состоянии отвечать, когда вдруг раздалось несколько поспешных ударов в дверь. Произошло минутное замешательство, потом Пьенуар узнал голос Генриха.

— Ах, — воскликнула герцогиня, — сам Бог посылает его мне на помощь!

И в ту же минуту, ободренная, она вырвала дочь у похитителя и положила ее в колыбель. Между тем удары усиливались:

— Это мы! — кричал Генрих.

— Мы знаем, что ты здесь, — вторила ему Сесиль, — ответь нам, ради бога!

— Я пойду им отворю, — сказала герцогиня Пьенуару, — но чтобы они вас здесь не видели! Спрячьтесь!

— Куда же?

Лора указала ему на шкаф, потом поспешила отворить дверь.

— Наконец-то мы тебя нашли! — воскликнула Сесиль, бросаясь на шею к Лоре.

— Слава богу, — прибавил Генрих, — я опасался, что отчаяние…

— Но как вы меня здесь нашли?

— Это Дидье, которому показалось, что он вас нынче видел, проходя по этому кварталу. Не веря своим глазам, он собрал сведения у аптекаря, от которого вы выходили, и ему указали этот дом.

— Действительно, вопреки своим привычкам, я вышла утром за лекарством, прописанным доктором для моей дочери: у нее лихорадка. Та же причина заставила меня спуститься и теперь вниз, но входя…

— Как! — перебила Лору госпожа Ренальд. — У тебя есть дочь? Где же она? Я хочу ее видеть!

— Там, — показала Лора.

В ту же секунду Сесиль и Генрих отправились в соседнюю комнату. Герцогиня воспользовалась этим и бросила Пьенуару свой кошелек, шепнув ему:

— Бегите, несчастный, и чтобы я вас никогда больше не видела!

С отчаянием и беспредельной злобой в душе, Пьенуар ушел, поклявшись снова увидеть ту, которая его так позорно изгнала. Едва он вышел, как Сесиль и Генрих вернулись обратно опечаленные. Увидев их, герцогиня вдруг почувствовала какой-то инстинктивный ужас.

— Что с вами? — встревоженно спросила она.

— Не входи туда, милая Лора.

— Отчего же?

— Твоя дочь…

— Ну?

— Собери все свое мужество!

— О боже мой! Да что же с ней, наконец?..

— Конвульсии, без сомнения.

— Она умерла?! — вскрикнула Лора, зарыдав и бросившись к колыбели.

Между тем как Сесиль и Генрих пытались ее утешить, Пьенуар достиг чердака, куда, в свою очередь, входил Рабуин.

— Гром и молния! — выругался Фигас. — Я ничего не принес! Решительно, злой рок меня преследует!

— Мне повезло больше тебя, — заметил Пьенуар.

— А, так ты выходил?

— Да, я совершил маленькую экскурсию по соседству, и знаешь, куда попал? К своей жене!

— К которой?

— Ну, конечно, речь идет о Лоре, и если бы ты только знал, сколько унижений я вытерпел! Она бросила мне этот кошелек и с позором выгнала!

— А, ты все так же чувствителен, — заметил Фигас, взвешивая кошелек в руке. — Однако с этим мы далеко не уйдем. Докажи на деле, что ты мужествен.

— Я готов на все, — ответил Пьенуар.

— В таком случае я ручаюсь за успех.

— Это то дело, о котором ты мне тогда говорил?

— Да; видишь это окно напротив?

— Ну?

— Улица не широка, с помощью веревочной лестницы мы преодолеем расстояние…

— Это же чертовски опасно!

— На кону миллион! Знаешь, кто там живет? Жуанита! Ну, что скажешь?

— Ты ее видел?

— Сегодня вечером. Так как она не скрывала лица под вуалью, я ее узнал.

— Как, неужели там и впрямь живет Жуанита?

— Да, но поскольку обезображенное лицо может привлечь к ней внимание, она почти никогда не выходит. Привратник исполняет все ее поручения. Надо к ней забраться и убить.

— Да, рано или поздно эта женщина сыграет с нами дурную шутку.

— Вот видишь! Ну, идет?

И Фигас перекинул лестницу в слуховое окно, укрепил ее как следует и начал спускаться.

— Осторожнее! — сказал он Пьенуару, который готовился последовать за ним. — Лестница ненадежна! Беда, если лопнет!

— Действительно, как бы не упасть с шестого этажа на мостовую…

В то время как происходила эта ночная сцена, Генрих, уступив просьбам герцогини, все еще сомневающейся в смерти своего ребенка, отправился за доктором. Фигас и Пьенуар действовали осторожно, но все-таки не смогли избежать шума, привлекшего внимание маркиза. Подойдя к окну за шляпой, Генрих увидел две тени.

Поняв из слов герцогини, что тут замешан Пьенуар, он заподозрил неладное.

«Ну, если это он!» — подумал Генрих, мечтая о мщении. Он выбрался на чердак, пролез в слуховое окно и последовал за двумя друзьями до соседнего дома.

Фигас и Пьенуар, не теряя ни минуты, приподняли оконную раму и проникли в темную прихожую. Отворив дверь, находившуюся перед ними, они увидели сидевшую за конторкой женщину, которую тотчас узнали. Она, казалось, разбирала свои бумаги, драгоценности и деньги, укладывая все это в довольно объемистую шкатулку. Уловив звон золота, негодяи навострили слух.

— Слышишь? — спросил шепотом Фигас. — Она пересчитывает свои экю.

Быстрый как молния, он выхватил нож и, бросившись к Жуаните, в ту же минуту лишил ее жизни. Появившийся в это время Генрих, став свидетелем страшной сцены, разом увидел двух убийц и у их ног — жертву, испускающую последний вздох.

Злодеи принялись собирать золото, драгоценные камни и банковские билеты. Возле шкатулки Пьенуар нашел портфель, который тут же открыл.

— Это что еще такое?

— Должно быть, семейные бумаги, — предположил Фигас.

— Смотри, пожалуй, завещание! Но что я вижу? «Моему сыну…»

— Ну, уж ему-то не достанется. Я об этом позабочусь.

— А, брачный контракт!

— Ее собственный, конечно!

— Гм! — произнес Пьенуар, прочитав. — Вот что любопытно! «1814 года 10 июня были соединены в здешней ратуше Жозеф-Гектор де Кандас…»

— Сын Андре Реми де Кандаса, мы это знаем, — сказал Фигас.

Генрих, услышавший эти слова, вздрогнул.

— Да, но смотри дальше. — И Пьенуар указал пальцем на имя невесты.

Фигас смутился.

— Поистине, — проговорил Пьенуар, — довольно странно! Неужели эта Жуанита…

— Нет-нет, — воскликнул Фигас, — не может быть! Я пьян, и ты тоже, черт возьми! Прочтем снова.

— Ну, читай сам, — возразил Пьенуар, — видишь? «…И Жанна Мария Фигас, незаконная дочь Жана Пьера Фигаса, негоцианта из Марселя, и Юлии Софии Дано, уроженки Сетты».

Тогда Фигас, бросив взгляд на ту, которую он только что убил, вскочил:

— О! Я подлец! Я убил свою дочь! Моя Жанна, моя маленькая Жанна!

— Это была моя мать, — простонал Генрих, заглушая рыдание.

— Умерла! Умерла! — повторял Фигас, склонившись над трупом и проронив жгучую слезу.

— Не шуми так, — заметил Пьенуар, — все твои сожаления ни к чему не приведут.

— Кто знает, пожалуй, еще можно вернуть ей жизнь!

— Ну, нет! У тебя рука верная.

— Меня преследует сама судьба!

— Ну, полно, ты же видишь, что все кончено! Захватим добро и уйдем отсюда!

— Но я не могу так оставить мою бедную дочь…

— К черту ее, и не будем больше о ней говорить.

— Ах так, значит! — закричал Фигас, хватаясь за нож.

— Сделанного не вернешь, — заметил Пьенуар, подбирая золото.

Видя, что он собирается уходить, Фигас бросился к двери, запер ее изнутри, бросил ключ на улицу и встал перед своим сообщником со словами:

— Можешь уйти тем же путем, каким пришел.

— Ты с ума сошел!

— Да, от злобы и отчаяния! — проревел Фигас, сверкая глазами.

— Уж не хочешь ли ты на меня напасть?

Вместо ответа Рабуин бросился на него. Пьенуар едва успел отразить удар. Спрятавшийся Генрих с ужасом смотрел на этот ожесточенный поединок. Фигас, не помня себя, снова бросился на Пьенуара, который, владея собой с большим хладнокровием, схватил за руку своего противника и, притянув к себе, вонзил ему нож в самое сердце. Последний вздох Рабуина был страшным проклятием, и он упал почти на труп своей дочери.

— Наконец-то! — произнес Пьенуар. — Я избавился от него и от нее. Теперь шкатулка принадлежит мне!