Трудоголик - Андрей Валерьевич Скоробогатов

И вскоре я подумал над словами Энтона — может, действительно, не стоило всё это делать вообще? Проект действительно идёт в полном противоречии с «линией партии», и последствия могут быть серьёзными. Пока я размышлял, Рюрик вспомнил о чём-то и принялся рыться в рюкзаке.

— Энт! Я же вон что нашёл! Когда Энта Четыре Ноги разгружал. Кажется — твое. С Проклятого холма остался.

— Что за Проклятый холм? — спросил я и мельком взглянул на сверток, который Рюрик свободной рукой передавал под столом.

В следующий миг мне стало не по себе. В свертке лежал тот самый шлем с присосками, который я стягивал с головы в своём сне. Пыльный, замызганный жижей, но удивительно знакомый, даже какой-то родной.

— Твою мать! — прошептал я. — Откуда это у тебя?

Передо мной пронёсся кусок того самого сна — именно тогда я снова вспомнил его и точно понял, что это вовсе не было сном. Что это, наоборот, было пробуждение ото сна, возможно, что-то близкое к лунатизму, но определённо реальное. Это именно я проснулся и вылез из капсулы. Это я сам каким-то образом воспроизвёл Алгоритм невидимого клинка, вспомнил непонятно откуда взятую боевую и рукопашную практику. И именно я в ходе сражения перенёс своё место спячки, ни много ни мало, с одной планеты на другую.

Но самое главное, что я вспомнил один факт, который должен был вспомнить ещё совсем давно.

— Вот чёрт.

— Что-то вспомнил, Станис? — спросил Энтон, спрятав свёрток в свою сумку и добавил, понизив голос. — Из бункера это. Я потом покажу тебе, но не при всех.

— Да. Вспомнил. Кажется, у меня есть враг

Глава 26

Крестоносцы

[900/10000]

С кем я мог сражаться той ночью длиной в шесть веков? Кто чуть не одолел меня в поединке? Враг был, по ощущениям, ничуть не слабее меня, так что мог быть как Первого поколения, так и каким-то очень мощным Сеяным старших поколения. Но, главное, зачем он это делал? Я действительно представляю для них всех угрозу?

Инга, снова посетила меня грустная мысль. Наверное, это была она. Наверное, она специально запихнула меня в эту ванну и оставила помирать. А раз я не умер — значит, надо меня добить. Нет, мне точно нужно найти её. Найти и поговорить. А в худшем случае…

Энтон, будучи уже изрядно навеселе, с пониманием кивнул, но расспрашивать не стал. Я подумал и решил не развивать тему. Всё же, мы отдыхать сюда пришли, а не заниматься паранойей. Сходил на улицу, проведал Илонмаска. Пушистый приятель забрался на крышу какой-то низенькой постройки и мирно дремал, свернувшись клубком.

После мы успели поговорить о многом, но в основном рассказывал Рюрик. Жизненный путь у него выдался интересный, и поведал он очень многое. Про то, как родился на другой стороне планеты, в диких прериях скра на Южном Берегу. Про то, как в восемь лет, после нашествия одного местного не то князька, не то хана чудом выжил и бежал из родного племени. Про то, как шагал на восток полгода, «от весны до осени». Про то, как отыскал жилище дяди, в районе «хуторян» за каким-то хребтом — это особые скра, которые под воздействием человеческой и гмоннийской культуры перешли на оседлый образ жизни.

Там же он научился языкам, игре на музыкальных инструментах, но по достижению пятнадцати лет дядя выставил его за дверь вслед за двоюродной сестрой, Джен, заявив, что небольшая община не сможет прокормить столько голов. Они дошли до колоний Тимьянии — оказывается, разгромленная страна когда-то имела несколько посёлков на берегу и активно торговала с хуторянами. Там-то они и узнали про этот посёлок скра в столицы Тимьянии. Джен нашла в колонии себе мужа и уехала туда сильно раньше, а Рюрик ещё десять лет скитался по всем южным колониям, пока, наконец, не накопил денег на корабль и не отплыл на север.

— Энтон, а расскажи ты про молодость? — спросил я, когда Джен отошла по делам.

В следующий миг Рюрик достаточно больно толкнул меня по ноге под столом. Энтон резко изменился в лице, и даже на вид немного протрезвел.

— Молодость… Я не хочу вспоминать про молодость.

Ну, что поделать — у всех свои скелеты в шкафу, подумалось мне. Рюрик немного сыграл на «гуслях», которые, скорее, напоминали странный гибрид гитары и колёсной лиры, потом принялся учить нас играть в какой-то аналог нардов с тремя видами фигурок. В перерывах я не забывал о работе — ковырялся в уже основательно садящемся планшете, в заметках, в которые я грубо накидал планы и «проекты», которые собирался вести.

Спрашивать про шлем я пока не решился. Энтон накидался в тот вечер весьма неслабо, а я пить больше не стал. Почему-то включилось уже привычное чувство, что в незнакомой компании и с незнакомыми напитками лучше не экспериментировать. Когда начало светать, у меня под глазами вылезла табличка с цифрами:

[10000/10000]

Рюрик, уже основательно клевавший носом, молча подобрал заснувшего Энтона, закинул на плечо и потащил на улицу.

— Ну, пока, друг. Увидимся.

Я вышел, зевнул, глядя на предрассветную синеву на горизонте. Спать почему-то не хотелось. Подумалось вдруг, что неплохо поупражняться в верховой езде. Я разбудил Илонмаска, тот сладко потянулся, спрыгнул и пошёл к какому-то грязному корыту, принялся жадно пить, как пылесос.

— Фу, брось бяку! — Я подобрал поводья и потянул на себя. — Ещё заболеешь ненароком, а как вас тут лечить?

Мурланг послушался. Я поправил съехавшее седло, сел и повёл переулками в сторону солнца. Насколько я понял по карте, там были распашные луга, тянувшиеся вдоль реки Тень, и наверняка там нашлось бы место, где моему скакуну можно напиться.

Я вывел на окраину — там в загоне стоял небольшой табун броненосцев, обогнув который, мы вышли к воротам, ведущим на пустынный тракт. Там дежурило два стрельцов-гмонни — из мулатов, усатые, степенные. Оба курили трубки с длинным мундштуком и о чём-то