Вакансия - Анатолий Борисович Шалин

их громдыхмейстерам сто очков вперед дадим! Всю полученную информацию пусть Степан немедленно введет в кибер-двойника этого мымрика. Надо спешить! На опасное дело идем! Каждая деталь важна! Каждая подробность!

Тяжелый армейский вездеход быстро катил по горной дороге. В машине в сопровождении трех охранников (в форме свербской гвардии) и лейтенанта Пуса находился экипаж «Звездного орла»: капитан, штурман, кибернетик и пассажир. Со стороны, по крайней мере, это выглядело так. В действительности же была совершена небольшая подтасовка. Степана с нами не было, его и всех нас, а также и самого лейтенанта Пуса, изображали роботы-имитации, созданные саворбом. Мы же, капитан, штурман и я, переодетые в мундиры рядовых свербской гвардии, загримированные, вооруженные автоматами и лучевыми пистолетами, конвоировали своих же кибернетических двойников и сопровождали лейтенанта.

Мы ехали в форт Хох спасать Терзалию. Я верил в успех и был полон энтузиазма. Героизм во мне так и бурлил, а храбрость клокотала.

Утро выдалось солнечное, теплое. Склоны здешних гор были покрыты могучими хвойными лесами. На придорожных камнях грелись изумрудные ящерицы, в сочных, душистых травах весело стрекотали кузнечики. Над дорогой, пронзительно каркая, кружились грязные, растрепанные вороны.

Я насвистывал песенку и думал о Терзалии, о встрече с ней, о том, что я ей скажу…

— Говорят, повстречать ворону — примета плохая, — глубокомысленно заявил Григорий, притормаживая на очередном повороте.

— На дорогу внимательнее смотри, раз за рулем сидишь, — ответил я. — Утро-то какое чудесное! Лучше всяких примет!

— Да… — в раздумье протянул капитан. — Утро славное… В такое утро особенно неприятно умирать от сквозного пулевого ранения в область печени. Помню, в молодости ходил я вместе с капитаном Дребсом. Могучий был старик. И вот в созвездии Стрельца… Мы тогда испытывали новый звездолет класса «Поиск», надо сказать, дурная модель, потом их сняли с производства… Попали тогда в переделку: восемь дырок и три лучевых ожога! Как он мучился, обезболивающих никаких — аптечка сгорела вместе с катером… Туземцы так и лупят в нас из бластеров, так и лупят!

— Капитан, — сказал я умоляюще, — не рассказывайте больше эти страсти. Лучше — в другой раз. Я, кажется, становлюсь суеверным…

— Нервы надо укреплять! — обиделся Прохор. — Что уж я такого ужасного рассказал? Обычная житейская история. Сейчас приедем в форт, и такая же история, если не хуже, случиться может… Крепитесь, Тимофей, вы мужчина. Всегда надо быть готовым к самому худшему, тогда лучшее будет для вас приятной неожиданностью, подарком…

«Тьфу на вас, — думал я, — вы своими приметами и рассказами кого угодно доведете до изнеможения. Тут сосредоточиться надо, собрать всю волю, все нервы в кулак, продумать каждую деталь будущей операции! А они…»

И я сосредоточился и стал обдумывать панораму будущей операции.

Значит, так! Въезжаем в ворота форта. Лже-Пус предъявляет пропуск, потом раскланивается со своим приятелем-комендантом и вручает ему соответствующие документы. Сдает «пленников-землян» тюремщикам и требует выдать ему их сообщницу, будто бы для отправки в столицу.

Комендант улыбается Пусу, справляется о делах, о здоровье, небрежно перелистывает документы, смотрит приказ и, конечно, не замечает подделки (печати и росписи Филимон рисовал очень старательно).

— А что, лейтенант, — говорит комендант благодушно, — не желаете отобедать в моем обществе? У нас на второе жареная говядина с хреном. Есть ликеры. Амой люди пока оформят на преступницу сопровождающие документы.

— Нет! Нет! — конечно, восклицает Лже-Пус. — К сожалению, мой друг, не могу. Рад бы, но не могу. Спешим! Служба! Приказ! Завидую, старина, завидую — говядина, приготовленная руками вашей уважаемой супруги, — это божественно! Божественно! Но обстоятельства! Начальство рвет и мечет. Не могу, не могу задержаться. Извини, извини, старина!

— Что ж, понимаю, служба, — естественно, отвечает комендант, — не смею задерживать. Будете возвращаться из Кротона, привезите мне пару бутылочек «Марсианского-вырубного». Очень тонкий букет, вкус — я ценю этот напиток.

— Какая проблема? Я куплю для вас, мой друг, ящик этого вина! — отвечает наш Лже-Пус.

В это время конвойные приводят бледную, измученную Терзалию. Комендант делает знак рукой, и я увожу ее в вездеход. Вскоре к нам присоединяется Лже-Пус с оформленными бумагами и мы выкатываем за ворота форта. Григорий дает газ! Терзалия спасена!

Так… А если комендант пожелает связаться с Кротоном по видеофону и подтвердить приказ о передаче пленницы Пусу? Это было бы ужасно! Нас разоблачат, и мы погибнем! Нет! Не бывать этому! Прорвемся!

Как только рука коменданта потянется к клавише видеофона, я всажу ему в зад пулю с усыпляющим веществом. Григорий и капитан нейтрализует ближайшую охрану. Я хватаю на руки потерявшую сознание Терзалию и выношу ее к вездеходу.

Конечно, гудит сирена. Переполох! Стрельба, топот солдат по коридорам. Капитан и Григорий прикрывают наш прорыв, отстреливаются. Возможно, придется взорвать пару гранат! Мы садимся в вездеход. Стремительно катим к воротам. Охранники в растерянности. Разрезаем лучами лазерных пистолетов створки и, набирая скорость, вылетаем на дорогу. Измученная, но благодарная Терзалия обнимает меня и…

— Эй! О чем задумался, студент? — прервал мои сладкие грезы в самый захватывающий момент Григорий. — Заснул, что ли?

— Нет, — вздохнул я, — карту изучаю. До форта не более семи километров осталось.

И в это самое мгновение дорога перед вездеходом стала дыбом. Ухнуло так, что уши заложило.

Григорий резко надавил на тормоз, и я чуть не воткнулся головой в ветровое стекло.

Где-то сбоку на пригорке в кустах дикой сирени зарокотал пулемет. Вездеход сразу осел набок — лопнули, пробитые первыми же пулями, шины правых передних колес.

Григорий с капитаном молча подняли руки. Я после-довал их примеру.

— Опять попались, — вздохнул Григорий. — Говорил же, вороны — это не к добру. Вот невезуха…

Прохор молчал.

Откуда-то из придорожных кустов с бодрыми криками выскочили молодые, здоровые парни в защитных комбинезонах, с автоматами. Было их человек двенадцать, не меньше… Последний слабый луч надежды угас для меня и товарищей.

Нас грубо вытащили из машины и погнали через колючие заросли, подталкивая в спину дулами автоматов и заставляя держать руки на затылке.

— Не могли бы вы, уважаемый, повежливее обращаться с нами, — попросил я одного из толкавших меня дулом в спину. — Мы все же живые люди.

— Пока живые, — услышали мы ужасный ответ, — но скоро это маленькое упущение будет исправлено. И тебе, сосед, не придется больше досадовать на наши грубые манеры. Гы! Гы! Гы!

Вокруг захохотали. И в наш адрес посыпались самые грубые и глупые шутки…

И в этот самый черный час моей жизни я вдруг услышал впереди голос и звонкий, открытый, серебристый женский смех.

Нет, никогда и ни при каких обстоятельствах я бы не спутал этот голос и этот смех ни