Вакансия - Анатолий Борисович Шалин

АНАТОЛИЙ ШАЛИН

ВАКАНСИЯ

ФАНТАСТИЧЕСКИЕ ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

*

Рецензент М. П. Михеев

© Новосибирское книжное издательство, 1988

От автора

Очевидно, смысл любого предисловия заключается в том, что-бы подготовить читателя к восприятию книги, дать если не ключ к пониманию авторской философии, то показать, что можно найти на страницах книги, а чего лучше не искать. Иными словами, задача предисловия придать читательскому воображению нужное направление, создать у читателя определенное настроение. Скажем, если книжка иронична, можно легонько намекнуть, что слезу пустить над текстом, скорее всего, не удастся. Если же, напротив, под обложкой сосредоточены все скорби мировые, то полезно подвести читающего к мысли: смех, товарищи, неуместен.

Итак, вооружившись этими принципами, приступим.

Сразу вынужден разочаровать тех, кто надеется отыскать на страницах этой книги высококачественные и идейно полноценные образы людей будущего — нету таковых, под рукой не оказалось, пришлось заселить книжку образами современников, причем далеко не идеальными. Кстати, с описанием светлого будущего тоже не все благополучно, не вытанцовывается у автора этот монументальный образ, хотя соблазн описать, как наконец-то все хорошо и разумно будет, скажем, в каком-нибудь тридцать девятом веке, такой соблазн был. И конечно, самое печальное, в тексте отсутствуют подробные технические описания тех фантастических аппаратов, которые используются героями. Так, например, нет монтаж? ной схемы генератора глупости, отсутствуют чертежи двигателей нуль-пространственного звездолета и куда-то затерялся принцип действия машины времени. Да, этого нет, но попадается кое-что Другое.

Наверное, самым простым (и кстати, самым глупым) делом было бы объяснить основные идеи того или иного рассказа, наклеить ярлычок на тот или иной образ, персонаж. К примеру: в аллегорическом образе огнедышащего дракона, разбившего себе морду о могучий дуб, автор изобразил, скажем, международный империализм, и что важно, загнивающий. В образе Суперперфектума изображен мировой бюрократизм. В образе генерала Нивса — милитаризм. В образе кота Василия изображен, как это ни странно, сам кот Василий. В образе дуба, естественно, тоже что-то изображено… И так далее, и все заинтересованные лица довольны, и даже смеются. Увы, глубоко уважая своих читателей, автор от подобных разъяснений решил воздержаться. Что изобразил, то изобразил, а чего нет, того нет. Каждый понимает по-своему, так сказать, индивидуально, особенно это касается фантастики, которая, пожалуй, в большей мере, чем другие литературные жанры, опирается на индивидуальность читателя, на его воображение. Вот этому-то свободному полету читательского воображения автор мешать не намерен.

Больше того, если честно, автору даже не очень важно, как понимают читатели его героев, автор не кроссворды составлял, подстановки слов из пяти или семи букв здесь не нужны. Важно другое, какое настроение создается после прочтения повести, рассказа, какие чувства рождаются у читателя.

Литература, об этом у нас как-то принято забывать, — вид искусства. Всякое же произведение искусства, как об этом размышляли еще древние греки, воспринимается в первую очередь сердцем, органами чувств, и в последнюю очередь — разумом.

Эта картина мне нравится, — говорит зритель, — а эта нет. Это прекрасно, а это отвратительно. И только уже позднее, когда его, зрителя, припрут к стенке назойливыми вопросами, он начинает соображать, придумывать, а почему же, собственно, от этого он в восторге, а этот шедевр, простите, бяка. И начинается — гармонию поверяют алгеброй, раздирают на части, подгоняют под жесткие, сухие схемы теоретических построений. Случается, что от гармонии после такого пристрастного анализа ничего уже не остается. Однако, как в этом убедился еще пушкинский Сальери, это тупиковый путь.

А поэтому, уважаемый читатель, воспринимайте содержимое этой книжки таким, каким оно вам представляется. Если есть над чем пофантазировать — фантазируйте. Если есть над чем посмеяться — смейтесь. Если что-то вызывает грусть — грустите. Если что-то заставляет задуматься — думайте. И если прочитанное доставит вам хотя бы каплю удовольствия и не покажется безнадежно скучным, автор будет, поверьте, вполне удовлетворен.

ВАКАНСИЯ

На поляне под большим тенистым деревом стояла деревянная скамейка, обычная садовая скамейка с высокой спинкой и витыми ножками. А на скамейке сидела длинноволосая, худенькая девушка…

Глава 1

— Нет, Финдельфебеля я тоже не читал, — ответил Василий, ничуть не смущаясь.

— Как, и Финдельфебеля не читал? — изумился Геннадий. — Ну, знаешь! Дремучий же ты, Огурцов! Финдельфебеля не читать! А ты хоть слышал о нем раньше?

— Нет.

— Как? И не слышал? Вот она слава! Это же самый могучий ум двадцать пятого столетия. Самый модный ныне философ! Чего стоят такие его монографии, как: «О сущности насущного» или «К вопросу о мироздании» — шедевры глубокомыслия! Половина галактики от этих произведений в восторге!

— Значит, я пребываю на другой половине, — спокойно заключил Василий, продолжая следить за приборами на пульте управления.

В рубке на минуту наступило молчание.

Штурман «Стремительного» Геннадий Куц переваривал услышанное. Конечно, за три года совместных полетов с Огурцовым Куц успел изучить характер своего напарника, но все же невежество пилота в некоторых вопросах было потрясающим.

— Нет, все же не понимаю, — вздохнул Геннадий, — чем ты в свободное от вахт время занимаешься? До Земли еще недели полета в гиперпространстве. Не захочешь, а половину корабельной библиотеки прочитаешь.

— Так я и читаю, — Василий кивнул на полку слева от себя, — повышаю уровень эрудиции.

Геннадий скользнул взглядом по корешкам стоявших на полке книг и сморщился, точно от зубной боли.

— «Грузовые звездолеты», «Основы звездоплавания», «Учебник пилота первого класса», «Гиперпространственные двигатели» — вот скучища-то, — пробормотал штурман, — от одних названий скулы сводит и в анабиоз залечь хочется.

Василий усмехнулся:

— Твой любимый Финдельфебель не легче. Лучше скажи, когда последний раз траекторию корректировал?

— Вчера. Отклонение небольшое намечалось, пришлось устранить, а что?

— Внимательнее надо бы работать, — ехидно заметил Василий, — а то