Темные замыслы - Филип Фармер

Окружившие Джил мужчины принялись поздравлять ее, хотя с довольно кислыми минами. Казалось, искреннюю радость испытывал лишь Сирано; только опасение рассердить ее удержало француза от поцелуя. Но, повинуясь внезапному порыву, Джил притянула его к себе и крепко обняла.

Через двадцать минут Файбрас, Мессне, Пискатор, Джил и десяток инженеров вновь склонились над чертежами дирижабля. За три недели изнурительной работы они составили всю техническую документацию, от расчетов до чертежей, с помощью компьютера. Машина дала возможность предельно ускорить проектирование, выявить допущенные ошибки, внести поправки, а главное, — перепроверить все математические выкладки, сделанные ранее вручную.

Напряжение этих недель не прошло даром. Джил чувствовала, что стоит на пороге нервного срыва, и начала по два часа в день заниматься фехтованием. Она увлекалась этим видом спорта еще на Земле, но здесь пришлось приобретать совсем новые навыки. Рапиры в Пароландо были легкими и гибкими, а мишенью считалась любая точка тела.

— Вы еще не научились правильно парировать быстрые удары, — говорил ей Сирано, — но придет время, и вы можете стать серьезным соперником.

А когда-то она отлично фехтовала. Ее великий учитель, олимпийский чемпион, уверял, что при постоянных тренировках она могла бы претендовать на самые высокие награды в мировых чемпионатах. Однако работа отнимала все время, и на занятия в спортивном зале его почти не оставалось. Но Джил обожала фехтование. Ей казалось, что в нем есть какое-то сходство с шахматами, еще одной ее любовью.

Она испытывала удовольствие, просто касаясь клинка и вспоминая полузабытые навыки. Но настоящую радость ей приносили победы над большинством ее противников-мужчин. Джил считали неуклюжей из-за высокого роста, но, взяв в руки рапиру, она преображалась, приобретала ловкость и даже известное изящество.

Она не могла победить лишь двоих. Одним был Раделли, итальянский мастер, автор «Руководства по фехтованию на рапирах и саблях», опубликованного в 1885 году. Другим — бесспорный чемпион Савиньен Сирано де Бержерак. Он поражал ее… Сирано умер в середине семнадцатого века, когда техника фехтования только начала развиваться. Итальянцы закладывали основы современного боевого искусства, и лишь к началу девятнадцатого столетия сформировалась настоящая школа. Репутация Сирано как величайшего фехтовальщика всех времен сложилась вне конкуренции с серьезными противниками позднейших столетий, и Джил всегда казалось, что она сильно преувеличена. Истинной правды о схватке у Нэльской башни не знал никто, кроме француза, а сам он о ней помалкивал.

Здесь Сирано обучился всем тонкостям современного поединка у Раделли и Борсоди. Через четыре месяца непрерывных занятий он превзошел своих учителей, через пять — был вновь, как некогда, непобедим.

Постепенно Джил преодолела скованность и даже приобрела некоторый блеск в бою. Ей не раз удавалось выигрывать шестиминутные схватки у опытных мастеров с преимуществом в одно очко. Но Бержераку она всегда проигрывала — ей не хватало быстроты, стремительности. Пока она наносила один укол, он успевал сделать пять выпадов. Но даже этот один он словно допускал из милости, стараясь смягчить горечь поражения. Однажды после боя она в раздражении запретила ему щадить ее самолюбие.

— Даже если бы я был влюблен в вас и желал оградить от боли, — возмутился он, — то и тогда не играл бы в поддавки! Это бесчестно! Считается, что в любви и на войне все средства хороши, но этот девиз не для меня. Нет, у вас хороший удар, есть быстрота и уменье.

— Однако, если бы мы сражались всерьез, вы могли убить меня первым же ударом.

Он поднял маску и вытер лоб, мокрый от пота.

— Верно. Не собираетесь ли вы вызвать меня на дуэль? Все еще сердитесь на меня?

— За то, что случилось на берегу? Нет.

— Тогда из-за чего же, осмелюсь вас спросить?

Она не ответила, и Сирано, подняв бровь, истинно галльским жестом пожал плечами.

Да, он превосходил ее как фехтовальщик. Сколько бы она ни тренировалась, сколько ни тратила усилий, чтобы превзойти его — мужчину! — все равно она проиграет, как проигрывала до сих пор. Она попыталась взять реванш в другом. Однажды во время схватки Джил начала издеваться над его невежеством и суевериями. Сирано ответил яростной атакой. Однако он не потерял головы: хладнокровно, с фантастической точностью предугадывая каждое ее движение, он нанес ей пять уколов за полторы минуты. Джил была покорена и извинилась перед ним.

— Как глупо смеяться над пробелами в ваших познаниях и над вашими религиозными заблуждениями, — покаялась она. — В конце концов, вы же не виноваты, что родились в 1619 году. Мне не надо было доводить вас до бешенства. Это никогда не повторится; прошу вас — простите меня.

— Значит, все гадости, что вы наговорили, — только уловка? Лишь способ взять верх в поединке? Здесь ничего не направлено против меня лично?

— Должна признаться: я хотела, чтобы вы потеряли самообладание. В тот момент мне действительно казалось, что вы — невежественный простофиля, живое ископаемое. Во мне все кипело… — После минутного молчания она робко поинтересовалась: — Это правда, что на смертном одре вы покаялись в своих грехах?

Француз побагровел, его глаза гневно блеснули.

— Да, мисс Галбира. Действительно, я заявил, что виновен в богохульстве и безверии, и просил Господа о прощении. Я сделал это! Я, ненавидевший разжиревших, самодовольных, невежественных, лицемерных попов и их бесчувственного, беспощадного Бога! Поймите… вы жили в мире, свободном от предрассудков, и даже представить себе не можете ужас перед вечным огнем, вечными муками в аду… Вы не в силах вообразить этот треклятый, въевшийся в душу страх… С самого детства он начинал пропитывать нашу плоть и наш мозг… Вот почему в свой смертный час, в диком страхе перед геенной огненной, я уступил сестре, этой беззубой суке, и доброму верному другу Ле Брэ, сказав, что покаюсь и спасу свою душу… а вы, моя дорогая сестра и дорогой друг, можете радоваться и молиться за меня, чтобы я попал в чистилище.

— Что мне оставалось? Кому могло повредить мое покаяние? Ведь если Христос действительно Спаситель, и спасти тебя ему ничего не стоит, если существует и рай, и ад, то нужно быть последним болваном, чтобы не позаботиться о своей никчемной шкуре и бессмертной душе. С другой стороны, если после смерти — лишь пустота небытия, то что я теряю? А так я осчастливил свою сестру и добросердечного Ле Брэ.

— Через два года после вашей смерти он написал вам блестящий панегирик, — сказала Джил, — предисловие к «Путешествию на Луну».