Сумрак - Пенелопа Дуглас

оперся рукой о стену, когда вода каскадом стекала по его лицу, и схватил свой член, поглаживая его медленно и туго.

Я ухватилась за стену для опоры, тепло разливалось между ног, и я жевала губами.

Я уставилась на его стояк, и в не очень далеких глубинах моего сознания я задалась вопросом, о чем он думает.

Обо мне?

Или о ней?

Шепот коснулся моих волос. "Ты хочешь его?"

Я втянула воздух и обернулась, замахнувшись кулаком с когтями.

Айдин отпрыгнул назад, на его груди, где я зацепила его крючками, появились красные пятна.

Он посмотрел вниз, потом на меня, потянулся и схватил меня одной рукой за горло, а другой — за запястье в перчатке.

Я хныкала.

Впечатав меня в стену, душевые с другой стороны, он прижал свое тело к моему, пристально глядя на меня.

"Ты сказал, что не причинишь мне вреда", — сказала я ему.

"Я не причиняю тебе боль", — ворковал он, пока душ работал позади меня. "Я пугаю тебя".

Он прижал мое запястье к стене, выходящей на нашу сторону, и посмотрел, изучая мою перчатку.

Он усмехнулся. "Это умно".

Глядя мне в глаза, он дышал мне в губы, и пот покрывал мой живот и спину. Мне нужен был воздух.

"Что между вами произошло?" — спросил он. "Это не совпадение, что ты здесь, понимаешь?"

Я изучала его. Да, я знала. Это было как-то связано с Уиллом. "Так ты думаешь, что тот, кто бросил меня здесь, делает Уиллу подарок?"

"Возможно". Он ослабил хватку на моей шее. "Но тебе они точно не друзья".

Повернув меня, он прижал меня к краю стены, мы оба прислонились и смотрели на Уилла.

"Как ты думаешь, он защитит тебя?" — прошептал он.

Я попыталась вырваться из его объятий, но он держал крепко. Уилл сжимал в кулаке свой член, прислонившись к стене, закрыв глаза и тяжело дыша.

"Должен ли он?" спросила я, снова пробежав глазами по его телу. "Почему мы смотрим на это?"

"Ты смотришь на это", — объяснил он. "Я наблюдаю за тобой".

"Почему?"

Он не ответил, и я повернула голову и посмотрела на него. Его янтарные глаза наблюдали за Уиллом, и его брови напряглись.

"Я не знаю", — наконец ответил он. "Может быть, чтобы вспомнить, каково это, когда ты не был один. Когда ты не был единственным, кто заботился о себе". Он посмотрел вниз на меня. "Может быть, чтобы вспомнить, что мы оставили позади. И чтобы вспомнить, что мы не оставили".

О чем он говорил?

"Мы с Уиллом примерно одного возраста, — сказал он, — но я думаю, что в старших классах мы были очень разными. Он был болтуном, верно?" Он улыбнулся мне. "А я был тихоней".

Теперь, похоже, все было наоборот.

"Я не всегда был таким", — сказал он мне. "Я был жалким. Шесть футов слабости, страха и трусости". Он снова взглянул на Уилла, пока говорил. "Ты будешь врачом", — сказали они. 'Ты будешь учиться этому. Работать там. Ездить сюда на каникулы. Проводи свободное время, занимаясь этим. Женись на ней. Заведи троих детей. Жить в этом доме после медового месяца в Лондоне, Париже и Риме".

Я попыталась представить его таким, каким он себя описывал, но не смогла. Я не могла представить его покорным.

"Пока однажды ночью, зарывшись в свои книги, я не увидел ее, — продолжал Айдин.

Я слушала, но перевела взгляд обратно на Уилла, когда Айдин заговорил мне на ухо.

"Это было не ее тело или лицо", — сказал он мне. "Дело было в том, что все с ней было без усилий. Каждое движение. Каждый взгляд".

Уилл втягивал воздух между зубами, его удары становились все сильнее и быстрее, а мышцы его руки напряглись.

"Она любила любить", — сказал Айдин. "Она любила прикасаться, чувствовать, обволакивать каждого своим дыханием и обнимать его, потому что она была художником".

Все вокруг потеплело, и я позавидовала тому, как он описал ее. Кем бы она ни была.

Что бы Уилл сказал обо мне?

"Это не было ее работой, — сказал Айдин, — но это было ее призванием".

Он сделал паузу, а затем понизил голос, словно размышляя вслух. "Это была не ее работа", — повторил он. "Тогда".

Это было похоже на Уилла. Он любил любить. Он любил быть счастливым.

Когда-то он хотел сделать меня счастливой.

"Я никогда в жизни не хотел ничего большего, — продолжал Айдин, — и я учился на хирурга, который с радостью отрубил бы себе руки, чтобы заполучить ее".

Уилл зажмурил глаза, и я снова опустила взгляд на его член, мое дыхание почти синхронизировалось с его ударами. О чем он думал?

"Может быть, я виноват", — сказал мне Айдин. "В конце концов, я не взял то, что было рождено быть моим, потому что я был дерьмовым двадцатидвухлетним пацаном, который ничего не знал". Он прервался, а затем продолжил, его голос снова стал ниже. "Но позже, когда я наконец смог встать и заявить о ней, я вместо этого плюнул на нее, потому что каждый вздох без усилий, которым она обводила всех остальных, становился еще одним гвоздем в моем сердце, и я не мог смотреть на нее".

Мой подбородок дрожал, и я не была уверена почему. Он не был особенным. Мы все пережили потерю.

Но одно было совершенно ясно. Она была причиной, по которой он был здесь. Так же, как Уилл, возможно, мог бы оказать эту честь и мне.

С ними обоими случилась женщина.

"Я не мог смотреть на нее, так же как он не может смотреть на тебя", — сказал Айдин.

У меня свело живот, и он отпустил меня, отступив назад.

Я повернулась и посмотрела на него.

"Мне просто интересно…" сказал Айдин. "Если он когда-нибудь решит бежать отсюда, не захочет ли он взять тебя с собой?"

Он повернулся