Возвращение Безумного Бога 7 - Кирилл Геннадьевич Теслёнок

теперь гордо стояли на своих местах — целые, невредимые, сияющие в лучах полуденного солнца. Ровными рядами зеленели кусты, цвели клумбы, вовсю распевали свои трели неведомые птахи.

Фома протер глаза. Видение не сгинуло. Только это место… это было не Синегорье. Это была столица, Императорский парк!

А по аллеям бежала, смеясь, девочка лет семи. Длинные золотистые локоны развевались за спиной, голубые глаза искрились весельем. Пышное платьице цвета топленых сливок так и мелькало меж деревьев. Девчушка весело кружилась на месте, подставляя лицо теплым лучам.

И Фома, оторопев, узнал в ней… младшую дочь Императора! Юную княжну Анюту!

Новый спазм исказил пространство, кадр сменился. Девочка исчезла — чтобы появиться у самого пруда. Теперь она замерла на краю, с любопытством вглядываясь во что-то в мутной воде…

И в этот самый миг из зарослей ивняка прямо за ее спиной вырвалось нечто чудовищное! Хищная тварь, человекоподобная, но изуродованная бесчисленными мутациями! Ее кожа, бугрившаяся язвами и струпьями, отдавала могильной синевой. Ручищи, толщиной с добрый канат, венчались устрашающими когтями. А из разверстой пасти несло тошнотворной мертвечиной.

Юная княжна завизжала от ужаса, шарахнулась в сторону. Но куда там! Отродье с рыком ринулось на нее, занося лапищи для сокрушительного удара!

И тогда Фома не выдержал. Расталкивая оцепеневшее тело, разрывая алкогольный дурман, сознание рванулось вперед… Только вот его тело осталось неподвижным…

Фому словно парализовало…

*ХРЯ-Я-ЯСЬ!!!*

В ту же секунду страшный удар громовым раскатом прокатился над парком. Откуда ни возьмись, появился Фома Лисовский собственной персоной (более молодой, свежий, в красивом мундире Истребителя) и с размаху влепил подлой аномальной мрази прямой в челюсть! От такого удара у твари, кажись, все клыки повылетали…

Взревев не своим голосом, мутант отлетел на добрых десять метров. Грохнулся наземь, загребая когтями песок дорожек. Взвыл от боли, забулькал отбитой пастью…

Но Фома уже рвался в атаку! Сотворив из воздуха черный жгут энергии, опутал тварь по рукам и ногам. Взмахнул рукой, призывая еще больше сил. И тут…

Тварь вдруг застыла, роняя слюну. Задергалась в путах, будто приходя в себя. В ее глазах появилось что-то осмысленное. Она в ужасе оглядела себя, а потом посмотрела на молодого Лисовского. И просипела с нотками мольбы:

— Фома… Фомка… Друг… что со мной… почему… помоги…

Лисовский аж опешил от подобного заявления. Не ослабляя хватки, приблизился к скрюченной аномалии, вгляделся. И точно! Когда-то эти обезображенные черты принадлежали… Анатолю Гришину! Его старому приятелю, одному из немногих алхимиков, работавших над проектом «Черное солнце»!

Фома частенько забегал в лабораторию к Толику перекинуться словечком-другим. Они вместе бились над загадками проклятого артефакта, делились безумными идеями, мечтали подчинить его силу.

Фома в ужасе отпрянул, разжал магические путы. Тварь рухнула на колени, судорожно заскребла лапами по груди. И вдруг завыла — надсадно, с неизбывной тоской:

— Фомка… прошу тебя… уничтожь Черное Солнце! Иначе… всему конец…

И прежде чем ошеломленный Лисовский успел хоть слово вымолвить, мутант дернулся в последний раз.

Выгнулся дугой, изо рта хлынула черная желчь. А потом обмяк, застыл бездыханный…

— Нет! — взревел Фома, кидаясь к поверженному другу. Упал рядом на колени, затряс того что было силы, — Очнись, слышишь! Не смей подыхать, ирод!

Но куда там. Мутант был мертвее мертвого. Остекленевшие глаза таращились в пустоту, из разинутого рта тянулась на песок густая черная слюна.

Однако и это еще не все. Внезапно труп содрогнулся в последний раз.

И бездыханная лапища стремительным броском вцепилась Фоме в запястье!

Вспышка ослепительной боли! Чудовищный вопль, едва не разодравший Лисовскому глотку! И жуткая, клубящаяся тьма ринулась по его венам, затапливая разум, выжигая последние крохи самообладания!

Фома заорал пуще прежнего. Из последних сил рванулся, пытаясь освободиться от мертвой хватки. Но без толку! Тьма все прибывала, ширилась, грозя вот-вот поглотить бедолагу целиком!

Он падал, падал, падал в беспросветный мрак. Казалось, еще миг — и границы реальности стерты.

Останется лишь пустота — черная, бездонная. Из тех, откуда нет возврата…

Лисовский с коротким вскриком распахнул глаза. И понял, что по-прежнему сидит на скамейке в старом парке. Никуда не падает, ничто его не засасывает…

Сгорбившись на краю, он судорожно стискивал собственное запястье, переливающееся странным сиянием — как раз в том месте, за которое его схватил мутировавший Гришин. Ударил кулаком себя пару раз по груди, силясь отдышаться. И все никак не мог унять колотящееся сердце.

До боли знакомый гул в висках. Предательская дрожь в коленях. И привкус желчи во рту — верный признак того, что очередной виток безумия настиг его прямо посреди белого дня!

Проклятый артефакт! Вновь и вновь стравливает ему мозги, подсовывает адские видения! И так, сволочь, натурально, что не отличишь от реальности!

— Да что ж ты будешь делать… — просипел Фома. Обессиленно уронил голову на грудь. Нет выхода… Нет спасения…

— Я могу вам чем-то помочь? — раздался совсем рядом участливый голос.

Фома поднял голову. Перед ним стоял… сам Князь Кривотолков! В идеально отглаженном костюме, в руках трость, на руке блестят часы…

И смотрел так любезно, участливо, словно реально беспокоился и хотел помочь. Как будто бы случайно мимо проходил…

Лисовский лишь зло ухмыльнулся. О репутации князя, как хитрого лиса, он был хорошо наслышан…

— Я могу вам чем-то помочь? — участливо повторил князь, слегка склонив голову набок.

Фома невесело хмыкнул и одним глотком ополовинил бутылку. Неторопливо утер рот тыльной стороной ладони и процедил:

— Как ты меня нашел, Кривотолков? Впрочем… не отвечай. Для кого-то вроде тебя нет ничего невозможного. Зачем пришел?

Дмитрий Александрович лишь тонко улыбнулся уголками губ. Сделал приглашающий жест тростью в сторону дорожки:

— Не будем грубить, Фома. Я здесь как друг, хочу помочь тебе. Прогуляемся?

— Мне уже ничто не поможет… — Лисовский недоверчиво покосился на него, но все же нехотя поднялся. Спрятал бутылку во внутренний карман плаща и зашагал рядом с князем по аллее, усыпанной желтой листвой.