Высокий титул - Юрий Степанович Бобоня

Я обернулся. Ребята стояли за моей спиной, а чуть поодаль Прохор Работкин с шофером. Они стояли молча, насупившись, но никуда идти не собирались.

Басов наседал:

— Я кому сказал? Время не ждет! Марш в карьер! Вы что-о?!

— Никуда мы не пойдем! — спокойно ответил Коська. — Мы тут нужней, раз на то пошло… У нас уговор: все поровну!

— А камень бить — мне?! — распалялся Басов.

Миша-Кузьмич вдруг заулыбался:

— Пожалуйста! Самосвал — вона! Молотки — тама!.. А Прохор Семеныч за грузчика, стало быть. Умный мышь…

— Дак я чо — я ничо, елки в зелени! — растерялся Прохор.

— Та-а-ак… — Басов крутнул головой. — Так, та-а-ак…

— Ребятки! — завертелся Артамонов. — Вы знаете, по скольку вы заработали? По четыре сотенки! Вас на доску Почета вешать будут!.. Так что идите и помаленьку работайте. Вместо Отарова я вам найду надежную замену! Ведь бил же он вас? Больно, а?

— Уж-жасно! — воскликнул Миша-Фомич. — Хочешь узнать — приходи в карьер!

Участковый навострил уши:

— Я тебе узнаю! Храбрый какой…

— Вот видите! — заулыбался Артамонов. — За рукоприкладство у нас ох как строго! Так что идите себе и спокойненько работайте… Отарова никто не заставлял драться, и он свое получит!.. Драку вы не начинали, так что…

— Начинали! — крикнул Коська. — Мы начинали, а не он! Он только защищался!.. — И тихо добавил: — Може, мы б его и вовсе убили, кабы не ремень…

Артамонов растерялся:

— Вы… чего это? Шуточки, а?

— Это спектакль! — снова взорвался Басов. — Марш на работу! А если… если начи-ы, то будете отвечать! И не суточками!

— Ответим! — скис Миша-Фомич. — Только Петька, гадина, все равно свое получит!

— Это угроза? — уточнил участковый.

— Не надо врать, ребята! — вмешался до сих пор молчавший Томышев. — Поезжайте одни. Мы тут разберемся сами, и Отаров ответит, но… если надо будет отвечать!

— Никуда мы не пойдем! — упрямо стоял на своем Коська. — Если на то пошло — нам сам Басов не указ! Нас глоткой не возьмешь!..

— Тт-ты, щ-щенок! — задохнулся Басов.

— Андрей Платоныч! — строго сказал Томышев. — Сколько раз ведь…

Он не договорил. Басов расстегнул ворот гимнастерки.

— Лю-бо-пыт-но! — вмешался следователь наконец и выбил сигарету из мундштука. — Раздули слона из мухи!.. У меня в «Маяке» дело не закончено, а я двенадцать километров крюку сделал… Через ваши звонки, Артамонов! Заявление Кулика и его неудачную больничную… «одиссею» мы всерьез не приняли…

Он обратился к Басову:

— Сейчас мы, Андрей Платонович, все вместе зайдем к вам в кабинет и решим моментом, что кому причитается… До суда, думаю, дело не дойдет. А уж потом пусть все едут и работают, так?..

— У меня рабочий кабинет, а не милицейская дежурка! — отрезал Басов. — Мне на ферму нужно!

Он тяжело, точно нес непосильную ношу, пошел к своей «Волге», стоявшей у правленской оградки. Хлопнула дверца легковушки.

Следователь неодобрительно поцокал языком, но ничего не сказал и со злостью поглядел на Артамонова. Тот глазами проводил басовскую «Волгу» и растерянно повернулся к следователю:

— Вот, значит… Людей надо в карьер занарядить… Разговор затянется у нас… Так что я… — Он снова поджал губу, принимая «руководящий» вид: — Вы тут с ними не церемоньтесь! Влейте так, чтоб другим неповадно было! Ежели у меня в бригаде все драться начнут — хлопот не оберешься! Все! Я пошел!

— Подождите, Артамонов! — у Томышева оказался на редкость звонкий и властный голос: — Ай-ай-ай-ай! В таком-то виде людям показываться?! Вам же мыться надо!

— Я в баньку! — остановился Артамонов.

— Это после беседы! — предупредил следователь. — Сколько раз вы мне звонили? Семь? Так что извольте с нами…

— Ко мне, пожалуйста! — сказал Томышев.

Кабинет секретаря партбюро отличался скромной и строгой обстановкой: легонький письменный столик, покрытый листом стекла, напротив у стены — рядок стульев, в углу этажерка со стопками книг и коробка старенького сейфа. Между двух светлых окон на простенке — портрет Ильича…

…Разговор был недолгим. Больше всех усердствовал Коська. Он рассказал и про то, как Кулик уговаривал их «филонить» по просьбе Артамонова, и как «филонили» (что ж бригадиру не уважить!) и как сначала был урок «физкультуры», а потом…

— Дальше я знаю! — прервал следователь. — Ну, а если бы Отарову не удалось сбить Кулика с ног, или если бы не вмешался Димка, когда Кулик взял молот? Что было бы тогда?

— А ничего! Угостили б песком и заставили просить у нас пощады!

— Но ведь Кулик мог бы и не песком угостить?

— Ну тогда… — Коська замолчал.

Продолжил следователь:

— Тогда бы вы, действительно, все четверо пошли под суд через одного… нет, двух… — он длинно посмотрел на Артамонова, — негодяев!.. Кстати, где сейчас Кулик?

— Хворый вроде, — ответил участковый. — Словом, лежит у себя дома в постели!

— По вашей просьбе, Артамонов?

Тот не отвечал. Он сонно сидел в уголочке, как будто разговор этот его не касался.

— Эх, Артамонов, Артамонов! — вздохнул следователь. — Кому доверился — Кулику?! Не те времена теперь, не те!.. А почему вам не пришелся Отаров? Плохо работал? Или потому, что хорошо работал?

Артамонов поднялся и, хватая обмякшим, неподатливым ртом воздух, выговорил:

— Он… с женой моей Леной… это самое… Отбил ее у меня!

— Вона! — искренне удивился Коська.

И присвистнул участковый. И оглушила неловкая пауза.

«Держись, Отаров, держись!.. Нельзя тебе сейчас ни языком, ни кулаками, тем паче… Держись же!..»

И только следователь остался равнодушным к такому «вескому» доводу бригадира. Он вынул свой мундштучок и початую пачку сигарет «Дымок». Усмехнулся:

— Так быстро?! Ведь Отаров недавно из армии… Ну и жена у тебя!

— Они до армии еще… — буркнул Артамонов.

— И до вас?

— Ага…

— Да вы не пьяны, Артамонов?

— Нн-нет…

— Когда Отаров приходит в ваш дом? Надо полагать, в ваше отсутствие?

Артамонов продолжал врать:

— Она сама к нему… ходит!

— От стерва! — опять не сдержался Коська. — А с лица-то — королева!

— Гражданин Зятьков! Прошу не оскорблять личности! — сурово предупредил участковый.

Следователь же как-то некстати хохотнул и развел руками.

— Ну раз сама — тогда я пас!.. — Он поглядел на меня и, осекшись, посуровел. — Не вздумай, Отаров, устроить Артамонову еще какой-нибудь «урок»! Я ведь все равно не верю ни одному его слову! Тут дело посложней, но не нам с ним разбираться… Так же, Николай Николаич?

— Пожалуй, так! — согласился Томышев. — Суд чести и совести, если таковые еще у него остались, — самый справедливый и самый позорный суд на свете…

— Ты вот что, — обратился следователь к участковому. — Ты штрафани их всех — каждого на… десятку, раз у них все поровну… А Кулика завтра привези ко мне! Для профилактики… Может, его и впрямь «лечить» надо уж?..

— Будет исполнено, товарищ старший лейтенант! — привстал участковый…

…Работаем молча. Прохор все же не