Афинский яд - Маргарет Дуди

— Я бы хотел оставить ему записку. С твоего позволения, мы зайдем в андрон, совсем ненадолго, и я напишу пару слов на моей восковой табличке.

Этот маневр оказался успешным. Без лишних вопросов слуга повел нас в хозяйскую комнату и зажег лампу, хотя было довольно рано, и мы отлично видели друг друга. Аристотель вынул таблички и начал писать. Я глазел по сторонам, будучи не вполне уверен, что именно я рассчитываю найти. Я заметил, что в нише, где раньше едва помещались две мраморные нимфы, теперь стояла маленькая бронзовая копия знаменитого Гермеса. Да, Харита ведь что-то говорила про другую статую.

— Вижу, здесь теперь новая статуя, — заметил я, обращаясь к привратнику. — А что с нимфами?

— С нимфами, господин?

— С юными мраморными особами, которые раньше стояли в этой нише. Забавно, что вещи оставляют следы на стенах, — продолжал я. — Словно тень, только наоборот, если ты понимаешь, о чем я. Очертание статуи светлее и чище запыленного фона. Эта статуя меньше прежней.

Мы с Аристотелем взглянули на нишу, где некогда танцевали рослые мраморные нимфы.

— Всем иногда хочется перемен, господин. Эти мраморные нимфы принадлежали моему прежнему хозяину, Эпихару. Каждую весну статую выносили во двор нашего загородного дома, а потом перевезли сюда. Мы решили проверить, как она будет смотреться в этой комнате, а потом господин Критон велел убрать нимф прочь. Вы правы, эта ниша была для них маловата. Кроме того, во времена горестей и траура не пристало уставлять комнаты безделушками. Не думаю, что здесь будут устраивать пиры. — Вздох старика, казалось, мог бы разжалобить камни.

— Вестей от Клеофона по-прежнему никаких? — как бы между прочим спросил Аристотель, однако таблички отложил.

— Нет. Ох, нет, — старый привратник заломил руки. — Дурной мальчишка! Удрать в такое время!

— Ты, видимо, познакомился с ним лишь недавно, верно? — продолжал расспросы Аристотель. — Поскольку ты появился в этом доме вместе с Гермией, Критон и Клеофон для тебя почти чужие. Возможно, ты лучше понял бы мальчика, если бы знал его с колыбели.

— Истинная правда, господин, — слуга явно не желал перечить Аристотелю. — Но все мои мысли о госпоже, ей так навредила вся эта история.

— Возможно, — предположил я, — мальчик это понял и потому боится возвращаться.

— Вполне вероятно, — подхватил Аристотель. — И если бы можно было передать ему весточку, как-нибудь приободрить…

— Вам виднее. Только как передать-то? — В тоне привратника зазвучала неуверенность. — Но это еще не самое плохое… — Он понизил голос. — Иногда Критон говорит, что брат вернется, а иногда вдруг заявляет, что его похитили. А хозяйка думает, что это сделал Эргокл. Так мне кажется.

Я вздрогнул:

— Это она сказала?

— Не совсем. В комнате были и другие люди. Я понес хозяйке одежду и всякое такое, а там оказались стражи и Фанодем. И она сказала, чтобы, если придет Эргокл, мы сделали все, что он захочет. Я помню это «все».

— Любопытно, — протянул Аристотель.

— Но ничего не выйдет. Мы все поседеем от горя, а Клеофон так и не найдется. По-моему, ничто в этом мире не бывает, как надо. Мы даже не знаем, жив ли он. А если умер, а я думаю, что так и есть, не похоронить его — позор для семьи.

— Да-да, — согласился я. — Но никакого позора нет, если это не получается сделать немедленно. Во время войн и беспорядков умерших редко хоронят сразу.

— Когда людей хоронят, их кладут в землю. И они уже больше не встают, — послышался странный, тоненький голос. Я оглянулся, но вокруг никого не было. Тогда я посмотрел вниз и увидел маленькую Хариту, которая незаметно вошла в комнату.

— О Харита, дочь Эпихара! — воскликнул привратник. — Ты прекрасно знаешь, что не должна здесь быть! Эта комната для мужчин. Кроме того, тебе нельзя ходить по первому этажу без кормилицы…

Девочка пропустила эту тираду мимо ушей:

— А им придется хоронить Клеофона?

— Нет, нет, — успокаивающе проговорил я.

— Если он умер, они должны, — настаивал ребенок.

— Давай будем надеяться, что в настоящий момент нет необходимости в похоронах, — предложил Аристотель.

Девочка подняла на него глаза.

— Я хочу к маме, — с упреком проговорила она.

— Я знаю. Наберись терпения. Однажды твоя мама обязательно придет или пошлет за тобой. Но сейчас нам всем очень нужно выяснить, где может быть Клеофон. Ты знала его хоть немного? Что он любил… любит делать?

Малышка пожала плечами:

— Он любит бегать и играть в войну. Ему нравилось в поместье — он хочет купить собственное, когда вырастет. А еще он любит лошадок, но меньше, чем Критон. Критон хочет покупать много-много лошадок и править колесницей на Олимпийских играх. Клеофон любит мулов, очень сильно. Когда он приходил вместе с долговязым, мы смотрели на мулов. Я погладила одного.

— Очень хорошо, о Харита, дочь Эпихара. Я начинаю лучше понимать этого мальчика. Что еще? Что еще он любит делать?

— Играть в бабки. Иногда он позволял мне играть с ним. А еще он любит свежий хлеб и блины с медом, и я тоже.

— И я, — признался я.

Не обращая внимания на беспокойство старого привратника, который пытался спровадить ее из комнаты, единственная дочь Эпихара уселась на скамеечку для ног возле хозяйского кресла.

— Тебе понадобится одежка, дорогая, чтобы идти на похороны, — сказала малышка. Я испугался, а потом понял, что она обращается к кукле. Та беззаботно махала глиняными руками, хотя очень страдала от недостатка одежды. Единственной деталью ее туалета была узкая жеваная тряпка, обмотанная вокруг шеи. Харита развязала эту грязную ленту, словно готовясь переодевать свою питомицу.

— Не хочу опять на похороны! — пропищала кукла и протестующее подняла руки.

— Но если все пойдут, то и тебе придется, — взрослым тоном сказала Харита. Мы найдем госпожу дочь и оденем ее, а потом все вместе пойдем. Так делают, когда кладут в землю умертвенного!

— Нет! — упрямилась кукла. — Оставь меня в покое. Уходи! Я посплю. Ты просто расскажешь, что было на похоронах. Я не хочу одеваться. Я должна присматривать за моей маленькой.

Тут еще одна кукла, величиной в половину моего большого пальца и сделанная из куска печеного теста, подняла отчаянный крик:

— Не уходи, мамочка, не уходи!

— Это Артимм? — спросил я, с любопытством глядя на замызганную куклу из теста. Я только что вспомнил, что, когда мы были здесь в прошлый раз, девочка повторяла: «Я не могу найти Артимма. Я хочу найти Артимма».

— Нет! — презрительно фыркнула девочка. — Артимм совсем взрослый. Он лысый! — Она снова занялась своими игрушками и стала укачивать самодельную куклу. Ее взрослая мама ревниво лягалась.

— Ай-ай! — сказала Харита. — Что же с тобой делать?

И она погрозила пальцем непослушной кукле, которая отважилась на последний, едва заметный пинок.

— Кирена идет! — укоризненно сказал привратник. — Вот она тебе сейчас даст!

Его слова оказались пророческими: в комнату влетела Кирена.

— Харита! Что за непослушный ребенок! Пойдем, поросенок ты эдакий!

— Я хочу остаться, — заявило дитя. — Куколка хочет остаться и поискать дочь.

— Незачем тебя искать! Ты и так здесь! Бери куколку и пошли. Пойдем, пойдем! Не к лицу приличной девочке разговаривать с незнакомыми господами, да еще в андроне. Пошли, госпожа. И веди себя, как положено воспитанной девочке из хорошей семьи.

— Я приличная девочка! — возразила Харита, но тут властная кормилица резко вздернула ее на ноги. — Ой, нет! Моя девочка! Ей будет больно! Ой, не наступи сюда! Моя маленькая…

С горестным лицом она подобрала полураздавленные крошки, в которые превратилась «маленькая» под ногой кормилицы. Нижняя губа Хариты задрожала, и девочка разразилась слезами.

— Ну-ну, детка, не поднимай столько шума вокруг грязной корки!

— Моя маленькая! Маленькая умерла. А моя девочка ушиблась. — Харита подняла с пола куклу со сгибающимися руками и ногами — она упала, когда Кирена резко заставила свою питомицу встать. — Ну тихо, тихо, — успокаивала она куклу, которая, похоже, ничуть не пострадала и безмятежно смотрела на хозяйку из-под золотистых, по-взрослому причесанных волос, разделенных на прямой пробор, как у Фрины.

— Перестань вести себя как малое дитё! — проворчала Кирена. — Ничего твоей кукле не сделалось. А вы, господа… — Кирена с глазами, мечущими громы и молнии, осмелилась не просто обратиться к нам, но обратиться с упреком. — Не след вам, знатным афинским гражданам, еще больше позорить нашу семью и позволять маленькой девочке приходить и развлекать вас. Поверьте, она совсем не из тех, не так ее воспитывали! А потому, если вдруг — упаси Геракл! — вы явитесь снова, держитесь подальше от маленькой хозяйки! Уж простите за неучтивость, но я родом из горного племени Атласа, а мы всегда говорим то, что думаем. Если придете опять, даже не вздумайте искать встречи с дочерью Эпихара. Не зовите ее, а если она придет сама, отошлите и не пытайтесь втянуть в разговор. Это опасная игра для женщины в любом возрасте.