Самосожжение - Инна Тронина

Дина рассматривала свои руки с таким видом, будто заметила их впервые, и содрогалась от отвращения.

– Мне завидуют, спрашивают, как можно после родов и в возрасте под тридцать можно оставаться такой стройной. Стройной! Да дистрофичная я, тощая, а не стройная! Осложнение после нервного потрясения обрекло меня на непреходящую худобу. Тогда в посёлке, само собой, никого не нашли, а утром мы спешно возвратились в Москву. Как только оказались в квартире, я заявила отцу, что на меня в роще напал дядя Глеб. Что тут началось, вы себе не представляете! Отец клялся и божился, что я заорала в березняке, когда они с Конториным чистили рыбу для ухи. Глеб Алексеевич якобы храбро бросился на крик и обнаружил меня под смородиновым кустом в бессознательном состоянии, раздетую и окровавленную. «Тебе показалось, Динулька, доченька! Этого не может быть! Со страху обозналась! Нелепица какая-то… Ты только маме и Галке не говори, а то они расстроятся и заболеют. Это не их дело, понимаешь? Единственный, кто может заинтересоваться тем, что было вчера, будет твой муж. И если он тебе не поверит, я расскажу ему, как именно тебя обесчестили…»

– Ваша мать так ни о чём и не узнала: – поразился Озирский.

– Нет. Так случилось, что в тот вечер, когда меня изнасиловал Конторин, Галку увезли в роддом. Три дня мама за неё переживала, а я не могла решиться и добавить ей ещё и свои проблемы. У сестры несколько раз прекращалась родовая деятельность. Врачи боялись, что придётся пожертвовать ребёнком, сделать плодоразрушающую операцию. И потому, когда наконец-то на свет появилась племянница, я не посмела испортить маме и Галке праздник. Они были уверены, что меня совратил Агапов, и произошло это в пансионате на Клязьме в восемьдесят шестом году. У отца с Сашкой действительно состоялся разговор на эту тему. И впоследствии, находясь в подпитии, муж сам предложил мне отомстить Конторину за поруганную честь…

– Значит, к гибели Конторина причастны не только вы, но и ваш бывший муж?

Озирский переложил диктофон в левую руку, а правую несколько раз погнул и разогнул, разминая.

– Да. Я прибегла к помощи мужа, потому что не могла бы в одиночку справиться с Конториным. Боялась, что сил не хватит – как тогда, в роще. Глеб Алексеевич не только плаваньем, но и борьбой, и боксом занимался. Да ещё мне потребовался бензин, а им распоряжался в нашей семье Сашка. Нашу машину тоже он водил. И следы, в случае чего, мог замести, так как работал в милиции. Мы отправились в Акулово тридцатого мая девяносто второго года, под вечер; в багажник поставили канистру. Мне казалось естественным, что муж хочет расквитаться с подонком, с насильником. Я могла больше жить с тяжким грузом на сердце. Тошно было осознавать, что твой отец – ублюдок, согласившийся ради собственной выгоды прикрыть Конторина. Он ведь уговорил меня не подключать маму и Галину, потому что они могли подать заявление в милицию, и начальника затаскали бы. Вскоре после этого отец получил существенное повышение по службе…

Дина замолчала, и я услышала, как около наших разгорячённых лиц звенят комары. Где-то далеко, на станции, постукивал колёсами поезд.

– С того дня прошло без малого десять лет. Я вышла замуж, родила сына и как будто обо всём позабыла. На самом же деле я жила мыслью о неминуемой мести, да такой, чтобы у людей волосы дыбом встали! Если правосудие не показало ублюдка, то я вправе сделать это сама.

– Вы сожгли Конторина живьём? – осторожно уточнил шеф.

– Да. Мы привязали его к кровати, а перед этим заткнули рот кляпом. Лезвием топора я ударила его в пах… Потом, видимо, он тряпку изо рта вытолкнул и заорал. Но спасти его не смогли, труп сгорел почти полностью. Мы полили бензином кровать, комнату, стены дома.

– Как именно всё произошло? – Озирскому стало не по себе.

– Тридцатого мая был жаркий, ветреный день, а вечером заполыхал красный закат. Мы приехали в Акулово к только что вернувшемуся из Москвы Конторину – как будто в гости. Два часа сидели за столом и ждали удобного случая. Наконец Конторин отпустил охранников, и мы тоже засобирались уезжать. Но почти сразу же вернулись – сказали, что забыли в доме борсетку с правами. Я хотела сделать всё в начале июня, в день десятилетнего юбилея. Но лишь тридцатого мая Конторин оказался на даче один, без друзей и родственников. Мы вернулись, и всё произошло очень быстро. Охранник потом дал показания, что мы уезжали вместе с ним. Сашка правильно всё рассчитал. Он связал пьяного Конторина, уложил его на кровать. Я вкратце напомнила Глебу Алексеевичу суть своих претензий и заявила, что пришёл час расплаты. Конторин вёл себя отвратительно, умолял пощадить. Клялся, что не смог в ту ночь справиться с желанием, потому я – совершенно особенная женщина, и обладаю каким-то колдовским влиянием на мужчин. «Теперь у тебя такой проблемы не будет», – сказала я и заткнула ему рот кляпом. Потом принесла из сарая остро отточенный топор, сдёрнула с него брюки…

– Понятно! – перебил Озирский. – Это опустим. А дальше что было?

– Дальше я облила Конторина бензином, поплескала на стены, на мебель. Сашка стоял на улице и смотрел, чтобы никто не зашёл на участок. Я обожала мужа в тот момент. Понимала, на какую жертву он пошёл ради меня. Ведь если бы мента поймали за таким занятием, мало не дали бы. Ведь Конторин занимал в своём Главке высокое положение, уже строил новую дачу в Снегирях. Но нас не поймали, не вычислили. Агапов знал специфику милицейской работы, имел друзей в уголовном розыске. Мы оказались вне подозрений, и случившееся списали на происки неизвестных садистов. Потом заподозрили каких-то мафиози. И только мы с Агаповым знали, одни на всей земле, что произошло в Акулово на самом деле. Душа моя наконец-то успокоилась, и некоторое время мы жили счастливо. Правда, идиллия оказалась краткой. Сашка познакомился с Еленой Шамолиной, и наша семья распалась. Муж заявил, что боится меня, не может забыть тот вечер…

– А лично вы спокойно после этого спали? – Андрей был потрясён спокойствием и цинизмом Дины.

– Поначалу да. А после поняла, что лучше всего, когда в курсе твоих дел – только ты сам. Тогда действительно можно спокойно засыпать и ничего не бояться. А если о чём-то знают двое, уже начинается шантаж. Ты попадаешь в рабство к своему подельнику…

– Муж шантажировал вас, и за это вы его убили? Агапов хотел всё рассказать? – Мои губы онемели, как будто я съела мороженое.

– А что мне было делать? – пожала плечами Дина. – Оставить Конторина в добром здравии я не могла – слишком была самолюбивая, гордая. И допустить, чтобы он выжил, означало самой пойти под суд. Получается, что я, жертва насилия, должна была топтать зону за то, что посмела возмутиться! Он обязан был сдохнуть, и сдох. За те десять лет, что он гулял в ожидании возмездия, наросли проценты. И Конторин заплатил свой долг сполна. Вы, наверное, думаете, что проститутка не может так уж переживать из-за того, что её трахнул ещё один кобель. Но тогда-то я была девочкой – невинной, чистой, мечтательной, как сейчас Найка…

– Я так не думаю. И Оксана так не думает. – Озирский скрипнул зубами, должно быть, вспоминая о чём-то своём, личном. – Пожалуйста, дальше.

– Я отношусь к тем людям, которых нельзя купить. Я имею в виду свою душу, а не тело. Но тело без души мало что значит… – Дина подождала, пока Озирский заменит кассету в диктофоне. – Я не могу простить предательство и подлость. И за это могу уничтожить. Ведь ставили же к стенке изменников во все времена, вешали их, рубили головы. Значит, считали этот грех наиболее тяжким. В число тех, кто предал меня, входили мой отец и мой муж. В день пятилетия гибели Конторина отец назначил мне свидание у станции метро «Сокол». И сразу же взял быка за рога, заявив, что Саша Агапов поставил его в известность относительно той истории с Глебом Алексеевичем. И если я не соглашусь выплачивать ему раз в месяц по тысяче баксов, он сообщит в органы. Убийство известного спортивного функционера числится в милиции «висяком», и сыскари обрадуются неожиданной подмоге, тем более что Агапов согласен свидетельствовать против меня. По Сашкиной версии, убивала Конторина и поджигала дом я одна, предварительно трахнувшись с несчастным хозяином и связав его, сонного. Никто мне не помогал, и всё тут! Что касается показаний охранника, то мы действительно вдвоём уехали с дачи. А вернулась я ОДНА. Понимаете? И белый пушистый Сашенька здесь не причём. Отец сказал, что Агапов – солидная фигура в милиции, он сумеет выкрутиться. А я, проститутка, тунеядка, продажная тварь, никому ничего не докажу. Только сяду надолго. Так что лучше раскошелиться – папочке денежки нужны…

– Дина Геннадьевна, а с чего это вдруг ваш бывший муж решил поделиться с Семёновым тайной Конторина? Между зятем и тестем в прошлом существовали доверительные отношения?

Озирский покусывал нижнюю губу, и я видела, что пока он ничего не понимает.