Самосожжение - Инна Тронина

– Я так не думаю. И Оксана так не думает. – Озирский скрипнул зубами, должно быть, вспоминая о чём-то своём, личном. – Пожалуйста, дальше.

– Я отношусь к тем людям, которых нельзя купить. Я имею в виду свою душу, а не тело. Но тело без души мало что значит… – Дина подождала, пока Озирский заменит кассету в диктофоне. – Я не могу простить предательство и подлость. И за это могу уничтожить. Ведь ставили же к стенке изменников во все времена, вешали их, рубили головы. Значит, считали этот грех наиболее тяжким. В число тех, кто предал меня, входили мой отец и мой муж. В день пятилетия гибели Конторина отец назначил мне свидание у станции метро «Сокол». И сразу же взял быка за рога, заявив, что Саша Агапов поставил его в известность относительно той истории с Глебом Алексеевичем. И если я не соглашусь выплачивать ему раз в месяц по тысяче баксов, он сообщит в органы. Убийство известного спортивного функционера числится в милиции «висяком», и сыскари обрадуются неожиданной подмоге, тем более что Агапов согласен свидетельствовать против меня. По Сашкиной версии, убивала Конторина и поджигала дом я одна, предварительно трахнувшись с несчастным хозяином и связав его, сонного. Никто мне не помогал, и всё тут! Что касается показаний охранника, то мы действительно вдвоём уехали с дачи. А вернулась я ОДНА. Понимаете? И белый пушистый Сашенька здесь не причём. Отец сказал, что Агапов – солидная фигура в милиции, он сумеет выкрутиться. А я, проститутка, тунеядка, продажная тварь, никому ничего не докажу. Только сяду надолго. Так что лучше раскошелиться – папочке денежки нужны…

– Дина Геннадьевна, а с чего это вдруг ваш бывший муж решил поделиться с Семёновым тайной Конторина? Между зятем и тестем в прошлом существовали доверительные отношения?

Озирский покусывал нижнюю губу, и я видела, что пока он ничего не понимает.

– Они были в неплохих отношениях, но не дружили. Серединка на половину, фифти-фифти.

Дина залпом выпила стакан минеральной воды. Смуглое широкоскулое её лицо блестело от пота. Губы дёргались, словно Дина из последних сил сдерживала слёзы.

– Тогда почему Агапов решил сажать вас сейчас, предварительно промолчав пять лет?

Андрей говорил мягко, но настырно, давая понять Дине, что уйти от ответа не удастся.

– Сашка, будучи милицейским начальником, работал в интересах криминальных группировок, контролирующих Южный порт. Но недавно в Москву вернулся их конкурент-чеченец, вытесненный из порта ещё до войны. И начался обычный передел сфер влияния, жесточайшие столкновения – с выстрелами, взрывами, автомобильными катастрофами. В конце апреля, когда я только-только выписалась из больницы, Сашка позвонил мне и предложил встретиться для важного разговора. Мы поехали в один из подмосковных мотелей, и там Агапов изложил свой план. Славянская «братва» поручила именно ему уничтожить чеченца. Решили, что представитель власти управится лучше всех и не вызовет подозрений. За это моему бывшему посулили квартиру в центре Москвы и дальнейшее своё покровительство. Зная о роде моих занятий, Саша решил подложить меня под кавказца, чтобы потом я его отравила. Сам не захотел связываться…

– Вы отказались? – перебил Озирский неожиданно хриплым голосом.

– Отказалась. Сашка решил, что я бабнику-чеченцу понравлюсь. Против обыкновения, он не жаловал блондинок.

– Чем вы мотивировали свой отказ? – заинтересовался Андрей

– Я не киллер. Не могу убить человека, лично мне не сделавшего ничего плохого. И продавалась я для любви, а не для убийств. В постели моя роль пассивная, а для ликвидации нужно вдохновение. Никакие деньги не могут заставить меня сделать то, что я делать не хочу. Я заявила, что не желаю вмешиваться в бандитские разборки, а Агапов не мог поручить столь важное дело никому другому. Блядей в столице навалом, но хладнокровно убить человека может далеко не каждая. Да и умом их Всевышний обделил. Чеченец пережил несколько попыток покушения, находится в постоянном ожидании новых, и потому сразу же расколет засланную убийцу. Сложилась патовая ситуация – и для меня, и для Агапова. Он не мог, не имел права подвести заказчиков, а я ставила себя под удар, отказываясь ему помочь. Сашку не ликвидировали бы, ведь не любого мента купить можно. Но ценность он потерял бы точно. А вот этого майор Агапов панически боялся. Кузьминки ему осточертели, хотелось перебраться в Проточный переулок, а моё упрямство закрывало светлую дорогу. И Агапов вспомнил, что мне-то он помог, не отказал, и я рассчиталась с Конториным. Я же, сучка поганая, не желаю выручать отца своего сына в столь ответственный момент. Я попыталась доказать, что ситуация принципиально иная. Конторина мы кончали за вполне конкретное преступление, осуждаемое, презираемое даже в зонах. Оскорбление Глеб Алексеевич нанёс лично мне, да и Сашке тоже косвенным образом, а не какому-то там солнцевскому «братку». По вине дяди Глеба я не досталась Агапову девушкой, а за это тоже мстят. Конечно, ради московской прописки Агапов мог бы ещё не то стерпеть, но в какой-то момент поступок Конторина его разозлил. Перед тем, как распрощаться в мотеле с Сашкой, я добавила, что контроль за Южным портом мне по барабану, и пусть с этим кавказцем разбираются заинтересованные лица. На перспективы карьерного роста бывшего супруга мне тоже наплевать. Это дело Леночки – строить замок, в котором они собираются жить; и ради этого не грех лечь под объект самой. Я думала, что Агапов полезет в бутылку. А он понизил голос и сообщил, что преступление пятилетней давности не даёт ему покоя. Жуткая кровавая сцена, запах бензина и горелого человеческого мяса, предсмертные крики жертвы…

Дина смотрела на Озирского в упор, будто ей было легче говорить с ним, а не со мной.

– Так, мол, дальше продолжаться не может, и он, майор Агапов, хочет очистить свою совесть. Пока он надеялся на мою благодарность, боролся с собой. Но я оставила благодетеля без помощи, в тяжёлом положении, и моральные обязательства утратили силу. Агапов решил дать делу ход, но у меня ещё есть неделя, чтобы одуматься. Потом история гибели Конторина выплывет наружу. В прессе появится соответствующая статья, а с папок в прокуратуре сдуют многолетнюю пыль. Но вот если я помогу отстоять родной порт от «чичи», мне отколется крупное вознаграждение. После операции, в результате которой я потеряла возможность зарабатывать, деньги были очень нужны. Недельку я промаялась, раскладывая ситуацию так и этак. Но когда Агапов позвонил, отказалась с ним встречаться. Саша ничего не сказал и положил трубку. Через три недели после этого нашёлся мой пропавший папа. Услышав его требования, я поняла, что Агапов выполнил свою угрозу. Следующим его шагом станет огласка подробностей убийства Конторина, после чего меня арестуют. Уж мент об этом позаботится! Стать оружием в руках «братвы» я тоже не могла, понимаете?!

Дина смотрела на нас сверкающими глазами, и слёзы падали с её длинных жёстких ресниц на льняную скатерть, покрывавшую стол.

– Отец собрался разводиться с женой. Много заработать не мог, так как был уже в возрасте. Но знал, что я нашла место под солнцем, приспособилась к нынешней жизни. Поэтому и решил немножечко на меня нажать, чтобы дочерний долг не забывала. Я ещё пыталась что-то доказать. Дескать, недавно болела, чуть не умерла, и на лечение Стасика растут расходы. Когда увидела, что отец непреклонен, попросила подождать, пока я восстановлю старые связи или заведу новые. Отец ни на шаг не сдвинулся со своей принципиальной позиции, потому что чувствовал безграничную власть надо мной. Так ему казалось…

Дина устало, но удовлетворённо улыбнулась сквозь слёзы.

– За разговорами мы дошли до его дома на улице Космонавта Волкова, поднялись в квартиру. Отец накрыл стол, разлил по рюмкам водку. В это время в прихожей зазвонил телефон. Пока шла неспешная беседа с одним из многочисленных приятелей, я осуществила свой план. Достала из ридикюля упаковку клофелина, вылила целую пипетку в папину рюмку. Могла бы и другое снотворное добавить, да поостереглась…

Дина запрокинула голову, стараясь говорить ровно, без дрожи в голосе.

– Отец вернулся, поднял рюмочку за моё здоровье. Не подозревал, гад, что я смогу… Смогу руку поднять на самого родного и близкого человека! А что я должна была делать? Отстёгивать бате по тысяче баксов ежемесячно? За то, что он меня дважды, нет, уже трижды предал – пятнадцать лет назад, после смерти мамы и сейчас?.. Как я поняла, тайну Конторина кроме меня знали двое – отец и бывший муж. И оба должны были унести её в могилу. Чтобы посвящённых не стало больше, я решила задавить процесс в зародыше. Сказала отцу, что ненавижу водку, и ещё слаба после болезни, так что пить ничего не буду. Отец покивал, пожаловался на Ольгу, сбежавшую то ли к родителям, то ли к любовнику. Я поддакивала, чтобы усыпить его бдительность. Отец выпил три рюмки, и через несколько минут потерял сознание. Я вспомнила маму, которая никогда не одобрила бы убийства, упала бы в обморок. Но я совсем другая получилась. Во мне вскипела ветхозаветная ярость. Пришёл долгожданный час возмездия, и справедливость восторжествовала. Не тысячи долларов в месяц мне было жаль, хотя и за такое полагается морду бить. Я карала его за измену – жене, дочерям, своему долгу. На кладбище в восемьдесят девятом году он заверял нас с Галей, что не предъявит претензии к прежней семье, оставит нас в покое…