Предатель в красном - Эш Хейсс

уважительном тоне, и каждый раз, когда Мартин кривился от отвращения, что в его идеально чистой квартире расхаживал грязный лесной эфилеан, тот лишь задорно ухмылялся.

В центр комнаты ведьмак поставил огромную глиняную тарелку и, усевшись рядом, принялся сыпать в нее порошки, что-то шепча.

Мартин устроился на полу с другой стороны посудины и внимательно наблюдал за процессом.

Шаман окурил его благовониями, сломал две птичьи кости, вдохнул пыль и, вскочив, принялся танцевать. Мартин знал, что у каждого шамана был индивидуальный способ призыва духов и каждый из них не походил на другой. Но этот шаман вел себя странно даже по меркам ведьм: танец его был не дерганым, а плавным, и вместо шаманских возгласов и напевов, он шипел, как настоящая змея.

Как только ритуальный танец закончился, шаман уселся обратно на пол, сложив ноги под собой. Уставился на Мартина и вдруг коснулся его лба. По телу сенсора пробежала дрожь. Насколько жутким был пронзительный взгляд шамана, будто сам жнец созерцал его тонкую сенсорную душу.

– Ну, что видишь? – нетерпеливо спросил Мартин.

– Хаос… Твоя голова сущий бардак. Поломанные мысли, забитые в угол чувства, и… – Шаман слегка вздрогнул, пару раз моргнув. – А это что такое? – Он приблизился почти вплотную к лицу Мартина, нахмурился. – Вот этого черного сгустка тут быть не должно.

– Какой еще черный…

– Тише, – перебил ведьмак, прикрыв веки и полной грудью вдыхая новую порцию терпких благовоний. – Вы видите это? – спросил он в пустоту, обращаясь уже к духам. – Я нашел что-то достойное вашего внимания. Вот… эта маленькая шевелящаяся черная точка, точно сгусток какой-то проклятой… Да… Хорошо… я посмотрю в нее.

Когда шаман вошел в контакт с духами, в комнате заметно потемнело: свет сгустился, тени от свечей выросли до невиданных размеров и принялись двигаться точно так же, как это делал шаман во время танца, извивались словно змеи. Мартину даже показалось, что еще немного – и они зашипят.

– Я… прежде никогда не видел ничего такого… Вы ведь видите? – шаман продолжал диалог с невидимыми глазу духами. – Почему не можете коснуться… Вам нельзя? Это как понять? – Он вздрогнул, точно его ударили плетью. – Прошу прощения… я… прошу вашего милосердия! – снова то же резкое движение, как при ударе плетью, изо рта шамана потекла кровь. Казалось, плеть духов била куда глубже: ведьмак смертельно побледнел и стал хрипеть. – Молю! – вскрикнул он, и наказание прекратилось.

– Так что это такое? – спросил Мартин, не в силах больше оставаться в неведении.

– Ты что, не слышал? – тяжело дыша, рявкнул шаман, вытирая рукавом кровь со рта. – Даже духам нельзя трогать эту гадость. Она в голове твоей сидит не так давно, возможно, и не в голове, а в кишках или почках, где угодно могла спрятаться. Еще малышка. Но… думаю, дрянь эта живая, как паразит, и ест что-то изысканное, например память, мысли или даже чувства. Хрен джелиский его знает, что она любит. Но как отожрется, разрастется до… я даже не знаю, до каких размеров! Чертовщина какая-то, говорю тебе!

– Это что еще за новости? – яростно вскрикнул сенсор.

– Я бессилен! – оправдывался шаман.

– Никаких ответов, одни недомолвки! Я тебя зачем поз-вал?

– Я говорю только то, что говорят духи. А они трогать эту… не захотели. Даже не взглянули внутрь. Сказали: нельзя.

– Значит, этой дряни коснешься ты, – Мартин вскочил и рассыпал все порошки из его банок по полу.

– Что ты творишь?! – вскрикнул ведьмак.

– Волшебство продолжается, – нервно отозвался сенсор, тряся последним свертком с травами, высыпая все содержимое на пол. – Давай, нюхай свою цветную пыль, жги сухоцветы. Свечи еще горят. – Он сел обратно на пол и охватил все помещение барьерской силой. – Ты не выйдешь отсюда, пока не раскопаешь, что это за дрянь.

Ведьмак дергано осмотрелся, ощутив давление барьерской силы, и, тягостно скользнув взглядом по рассыпанным сухоцветам, прохрипел:

– Ты вроде наследник семьи, которая служит вашим шестилучевым шишкам на Солис-ден, вас святошами называют. – Он пронзил Мартина взглядом, исполненным отвращения. – Однако передо мной сидит не святость, а демон.

– Ты и представить себе не можешь, что за исчадия ада скрываются под маской святости на солийской земле. Поверь мне, я такой же, и знаю, о чем говорю. – Мартин собрал порошок с пола в кулак и высыпал перед его ногами. – Если мы не продолжим, я сенсорикой вызову галлюцинацию, и тебе будет казаться, что этот песок я сыплю не на пол, а в глаза.

Шаман ничего не ответил и приготовился к повторному сеансу. Он поднял нож с пола и сделал небольшой порез на своей руке. Капля крови брызнула на благовония в тарелке, и они заискрились. На лбу ведьмака выступила испарина, он оскалился плотно сжатыми зубами, и благовония заискрили с новой силой.

– Почти… я почти коснулся этой дряни.

Мартин знал, что шаманы могли прикасаться ко всему инородному, что таится в сознании, в отличие от сенсоров и жнецов. Их хват сущностей был более цепким, и в то время как сенсоры и жнецы могли только видеть аномалии в сознаниях и, если потребует ситуация, разговаривать, то ведьмаки имели способность их трогать. Делали они это, конечно, не своими руками, а через духов, поэтому, когда шаман сказал, что собирается коснуться дряни, Мартин отчетливо ощутил в себе потусторонних существ. Будто в область груди проникли чьи-то руки и медленно поднимались вверх, к голове. Касание хоть и было невесомым, но пробирало нутро: «руки» скребли по костям, дергали вены, как струны, ласкали, а затем впивались в кожу.

– Нам придется… разорвать тебя, – не выходя из транса, прошептал шаман. – По-другому это не достать.

– Да сделай уже что-нибудь! Что угодно! Я не хочу больше видеть бредни во снах, не хочу больше блевать кровью.

И как только Мартин дал свое согласие, ведьмак руками духов принялся потрошить его. В этом и заключалась особенность шаманов: они могли брать силу из потусторонних миров и использовать ее только по воле тех, кто того возжелал, в то время как некроманты пользовались этой силой против воли своих жертв.

Шаман вцепился крепкой хваткой в голову сенсора и проник в сознание.

Мартин открыл внутренний взор и обнаружил себя распятым. Вокруг царила разруха: бесконечное поле сражения, усыпанное останками, на которых кучковались падальщики с искореженными мордами, выпученными глазами и перекошенными клювами. А тела их были вытянутые, с поломанными крыльями.

Солнце скрылось за густыми тучами. Вокруг висело красное непроглядное марево, от которого слезились глаза.

– Эта дрянь здесь? – оторопело спросил Мартин, осматривая ужас вокруг себя.

– Она в тебе. А это место – арена сражения потусторонних миров. Как Скалистый порог