11 сентября и другие рассказы - Владимир Владмели

Действие на сцене разворачивалось медленно.

Молодой энтузиаст-учитель, увлёкшийся идеями просвещения, приехал в глухую деревню, чтобы сеять «разумное, доброе, вечное», но его усилия разбивались о непроходимую глупость местных жителей. Столкновение восторженности и идиотизма рождало забавные ситуации и зрители постепенно увлекались происходящим, даже скептически настроенный Монастырский смотрел с интересом. Особенно выделялась главная героиня – жена врача, которая всеми силами пыталась выдать замуж свою перезревшую дочь. По сюжету ей иногда приходилось наблюдать за поведением молодых людей, появлявшихся в её доме и она с таким чувством вздыхала и всхлипывала, что даже если прямо не участвовала в действии, привлекала к себе внимание всего зала. Илья был в восторге. С трудом дождавшись антракта, он спросил шурина:

– Ну что, сегодня ты уже не хочешь уходить?

– Нет, – ответил Владимир Филиппович, – очень уж здорово она играет. – Он посмотрел в программку, – Елена Федосеева. Ба, она даже не заслуженная. Представляешь! А в прошлый раз главная героиня была народной.

Два дня назад они были в очень известном театре. Артисты играли из рук вон плохо и вскоре после начала спектакля Монастырский стал шептать Илье на весь зал:

– Пошли отсюда, я не могу на это смотреть. Мало того, что они сами ущербные, так ещё и поставили какое-то дерьмо.

– Подожди, может они разыграются, – возразил Илья.

– Для того чтобы узнать вкус вина не обязательно выпивать целую бочку.

– Я не такой хороший дегустатор как ты.

– Ну, посмотри хоть на эту старую калошу, – Владимир Филиппович ткнул пальцем в артистку, игравшую легкомысленную француженку, – она ведь думает, что ещё молода и красива, а сама, наверно, вместо зеркала каждый день смотрит на фотографию тридцатилетней давности.

– Замолчи.

– Я считаю, что оставаться глупо.

– Сделай хоть одну глупость в своей жизни.

– Я уже пошёл с тобой на эту самодеятельность. Они хуже любителей, каждый из них в отдельности играет плохо, а все вместе – очень плохо.

Илья не стал возражать. Он прекрасно знал характер своего друга и, понимая, что остановить его невозможно, пересел на другой ряд.

Сегодня у профессора опять блестели глаза и Илья приготовился к очередной его лекции.

– До чего же всё-таки у артистов трагическая судьба, – начал Монастырский, – у них один шанс из тысячи. Им нужен понимающий режиссёр, доброжелательные коллеги, хорошая критика и всё это пока они молоды. Возьми хоть Елену Федосееву. Ведь она уже не девочка, а ничего толком не добилась. Не удивлюсь, если её талант переплавится в злость и горечь.

– Ну а чем, скажи, лучше архитектору, здания которого не строят?

– Тем, что проект уже есть и его могут воплотить в камне в любой момент.

– А писателю, которого не печатают, что он? счастлив? У него судьба завидная?

– Хорошая книга пробьётся к читателю. Рукописи не горят.

– А художник, картины которого не выставляют?

– Он может показать их друзьям, а теперь через интернет и всему миру.

– Почему же артисту хуже всех?

– Несыгранную роль в архив не спрячешь, на бумаге не напечатаешь и в музее не выставишь и если момент прошёл, то это безвозвратно. В тридцать лет играть Джульетту уже поздно, но самое главное – артист не может существовать вне страны своего языка, для него эмиграция – это профессиональная смерть.

– Опять эта тема, – подумал Илья и чтобы избежать неприятного разговора, сказал, – пока главная героиня не умерла, я подарю ей цветы.

– Где ты их возьмёшь? Это же театр, а не рынок. Купи ей лучше шоколадку.

– Эх ты, остряк-недоучка. Актриса – это не элементарная частица, для неё признание таланта гораздо важнее насыщения утробы. Я спрошу у билетёрши, она должна знать, где здесь цветочный магазин.

Илья скрылся в толпе, а перед самым началом второго действия вошёл в зал, держа перед собой три ярко-красные розы.

Актёры, уже «взявшие» публику, играли с подъёмом, а жена врача, продолжавшая отчаянные попытки выдать свою дочь замуж, была просто неотразима. Илья пожалел, что не купил ей большой букет, тогда эта пожилая женщина ещё долго бы вспоминала его подарок. После окончания спектакля он первый подошёл к сцене и вручил ей цветы.

– Что ты ей сказал? – спросил Владимир Филиппович, когда они стояли в очереди за пальто.

– Ничего.

– Чудак ты на букву «М».

Илья подумал, что родственник прав и подошёл к билетёрше.

– Ну что, купили цветы? – спросила она.

– Да, но я хотел бы поговорить с Еленой Федосеевой.

– Пошли, – сказала билетёрша и повела его по каким-то коридорам. В служебном гардеробе она попросила подождать и тотчас же исчезла, а через несколько минут из артистической уборной вышла красивая молодая женщина, которая держала в руках его розы. Илья удивлённо глядел на неё, не в состоянии поверить, что она так естественно играла пожилую провинциалку. Артистка наслаждалась произведённым эффектом.

– Лена, вы потрясающе играли и мне очень жаль, что я не видел вас раньше, – сказал он наконец.

– Вы можете посмотреть позже.

– Нет, я завтра уезжаю в Америку.

– Жалко, – сказала артистка и в глазах её появилось уже нечто большее, чем обычная радость при виде восхищённого зрителя.

– Если вы сегодня свободны, мы могли бы провести вечер вместе.

– Я должна позвонить сестре, у неё мой сын и я не знаю, когда она его привезёт.

– Звоните, а я пока скажу другу, чтобы он меня не ждал.

– Тяжело вам было сегодня? – спросил Илья, когда они заказали обед в итальянском ресторане.

– Да, очень, ведь замену сделали в последний момент и я с трудом уговорила сестру посидеть с сыном. Мне даже некогда было повторить роль, а нам пришлось ещё преодолевать сопротивление зала. Люди-то шли на другую пьесу и были настроены очень агрессивно. Этот спектакль дался нам кровью.

– Охотно верю, один только мой родственник может отбить энтузиазм у кого угодно.

– Вот видите.

– Да и я к названию отнёсся весьма скептически.

– Заморские гости все такие.

– Ну, не все, – возразил Илья, – конечно, вы считаете, что Америка страна жёлтого дьявола, что люди там думают только о том, как бы побольше заработать, а потом пошиковать в дешёвом ресторане или пустить пыль в глаза хорошенькой артистке. Наверно, такие тоже есть, но я рядовой инженер, то есть по сравнению с новыми русскими голь перекатная. Я даже не хочу строить из себя миллионера.

– Ну, ладно, Илюша, я неудачно пошутила, не обижайтесь. Скажите лучше, как вам понравилась Москва?

Илья посмотрел на Лену. На вид она была ровесницей его сына, но почему-то сразу назвала его также как и все знакомые, уменьшительно-ласкательно. Что это, аура незащищённости? свойство характера? проклятие или благословение?

– Вы не хотите отвечать?

– Я не знаю, как ответить. Я здесь вырос, я встретил друзей, которых не видел много лет, я… Конечно, мне понравилось.

– Что именно? – спросила она, налив себе шампанского и отпивая его мелкими глотками.

– Вам это трудно будет понять, вы ведь не пережили эмиграцию.

– Я артистка, я и не такие роли играла.

– Видите ли, Лена, я впервые за эти годы мог свободно выразить свою мысль. Я ради интереса заговаривал с незнакомыми людьми, прикидывался то грузином из Тбилиси, то провинциалом из Вологды, то евреем из Одессы и всегда меня принимали за того, за кого я хотел.

– А вы самим собой были?

– Да, в первый же день я пошёл на Арбат, чтобы купить сувениры для друзей. У меня там разбегались глаза, но когда я увидел матрёшек, то просто обалдел. На прилавке стояла целая банда террористов: Арафат, Саддам, Каддафи и Беня Ладен, а прямо против них – отставные израильские генералы во главе с Шароном и американские президенты под предводительством Буша. Я уже представлял себе, как привезу эти армии деревянных солдатиков домой и буду по одному раздаривать знакомым, а потом на какой-нибудь вечеринке мы устроим игру в шарады. Перемешаем всех матрёшек и будем отгадывать, кто есть кто, а если перепутаем Путина с Распутиным или Асада с Саддамом, разница невелика. Короче говоря, я забылся и по привычке спросил по-английски «Сколько стоит?». Он посмотрел на меня, шмыгнул носом и ответил:

– Дорого.

– Значит, он не признал в вас иностранца?

– Нет.

– И вы расстроились?

– Не очень. Наверно, я был к этому готов. Судя по всему, есть какая-то ущербность в бывших советских подданных моего возраста.

– В чём она выражается?

– Вы слишком молоды, вам трудно представить, что брелки и целлофановые пакетики были дефицитом и для того, чтобы их получить люди пускались на разные авантюры. Те, кому это удавалось, считали себя людьми высшей категории.

– Вам, наверно, не удавалось.

– Зато иногда от меня зависело, кому эти дефицитные товары попадали. Я тогда подрабатывал переводчиком на выставках и очень быстро научился распознавать попрошаек. Они обычно напускали на себя важный вид, подходили к экспозиции и говорили, что работают на заводе, который готов купить хорошее иностранное оборудование. Они рассчитывали, что заинтересованные представители фирмы подарят им сувениры, но для меня все их действия были шиты белыми нитками и когда они с видом знатоков спрашивали: