Проект особого значения - Владимир Николаевич Васильев

в тюрьму, и тут его подвергают «Обнулению». За пару часов он становится чистым, как белый лист. Он не помнит, что его избивали, не помнит свою пустую, одинокую жизнь. Из него можно слепить достойного члена общества, всего лишь заложив нужные качества. И на это уйдет в худшем случаем три месяца. Разве это не более быстрый способ перевоспитания, чем отсидеть десять лет в тюрьме и выйти еще худшей версией себя?

Борис Григорьевич раскрыл рот, но Марк быстро продолжил, не дав ему шанса снова возразить:

– А душевнобольные? Они вообще не ничего не теряют. Их разум уже помутился. «Обнуление» послужит хорошей перезагрузкой, исцелит и даст шанс им и их родственникам на нормальную жизнь. Да, все они уже будут другими. Это все равно, что человек после амнезии, только глобальной. У него останутся врожденные черты характера, индивидуальность, но он будет неограненным алмазом, и из него можно выточить любой красоты бриллиант. Не говоря уже о том, что препарат омолаживает весь организм. Затрагивает не только внешность, но и внутренние органы. Чем старше подопытный, тем сильнее проявится эффект омоложения.

Марк умолк и, наконец, почувствовал, что в горле пересохло. Он тяжело дышал, будто пробежал марафон без подготовки.

– Я бы провел эксперимент на себе, но, боюсь, жена не выдержит двух новорожденных, – усмехнулся Марк, и на губах начальника дрогнула ответная улыбка.

– Человек будет заново учиться ходить, говорить, есть?.. – задумчиво перечислил он. – Разве возможно восстановиться так быстро, как ты утверждаешь?

– Все, что человек знал в прежней жизни, он разовьет очень быстро. Его тело уже физически подготовлено, и ему не придется, как настоящему младенцу, несколько месяцев только учиться держать голову. К примеру, математик за пару часов разберется с интегралами и вычислениями, художник почти сразу нарисует картину на том уровне, как раньше…

– А сам процесс обнуления? Ты пишешь, что это займет несколько часов, – Борис Григорьевич вопросительно вскинул брови.

– Да, – Марк стушевался. – Сам процесс родственникам лучше не видеть. Особенно, если человека обнуляют против его воли.

Борис Григорьевич потер морщинистый лоб. Его явно раздирали противоречивые эмоции. Он то поджимал губы, то морщился, то надувал щеки и шумно выдувал воздух.

– Честно говоря, звучит жутко. С одной стороны… но с другой – завораживает. На АО «Заслон» еще не проводили подобных экспериментов, – он прочистил горло. – Не знаю, смогу ли выбить разрешение. Ты ведь понимаешь, что сейчас, несмотря на твои опыты над мышами и расчеты, это все теория, – он потряс в воздухе папкой. – Проблема возникнет с подопытным. Могут зарубить на корню, ведь это нарушает основополагающие принципы гуманности.

– Подопытный есть, – поспешно возразил Марк, – и его опекун дает согласие, – он нетерпеливо кивнул на красную папку.

Борис Григорьевич раскрыл ее и тут же уронил на стол. Он поднял ошарашенный взгляд на Марка:

– Господи, да это же… Ты уверен?

Марк кивнул. Сердце подкатило к горлу, но он только сильнее скрестил пальцы:

– Как никогда…

– Но это же Регина!

– Да.

– Марк, она твоя сестра! – Борис Григорьевич отшвырнул от себя замусоленную папку, и она раскрылась на первой странице, к которой была приколота фотография рыжеволосой девушки с острым лицом.

– Поэтому я и прошу разрешения провести опыт над ней! – воскликнул Марк. – Она заперта в лечебнице, потому что в ее мозгу живет болезнь, заставляющая убивать людей. «Обнуление» позволит очистить сознание Регины, и я заполню его по-новому, чтобы она смогла жить, а не существовать.

Как только Марк произнес эти слова, ему стало легче, словно он разорвал старые путы.

– Так вот ради кого ты создал свой препарат, – задумчиво протянул Борис Григорьевич.

Марк не ответил. Только отвернулся к окну, ожидая приговора. Время сгустилось, и он ощущал его физически. Каждая секунда вибрацией отдавалась в висках.

– Хорошо, – согласился начальник. – Я вынесу «Обнуление» на общее обсуждение и сообщу тебе результат. Но… Марк, ты же понимаешь, этот эксперимент очень опасен. Если он провалится, твоей карьере конец.

Марк снова встретился с ним взглядом, и на этот раз его не испугали глаза-пуговицы:

– Если я провалюсь, то уволюсь сам. Мне больше нечего будет здесь делать.

* * *

Марк с утра принял душ, побрился, сменил пропахшую потом одежду, и на короткое время почувствовал себя другим человеком. Он словно со стороны наблюдал, как санитары привели в лабораторию Регину в хлопковых белых штанах и смирительной рубашке. Она не сопротивлялась, когда ее пристегнули к стулу, не сопротивлялась, когда с нее сняли рубашку, и она осталась в футболке с коротким рукавом. Рыжие кудри на голове покачивались с каждым кивком, а затуманенный взгляд скользил по Марку сверху-вниз, снизу-вверх.

– Радуешься? – тихо спросила Регина, когда они остались вдвоем.

– Чему?

Марк говорил сухо и двигался по лаборатории, как робот. Он постарался отключить все эмоции. Если забыть о том, что она – его сестра или представить, что он сейчас сделает ей прививку против гриппа, а не введет препарат, обнуляющий человека, то становилось легче дышать.

– Ты давно хотел от меня избавиться, – пожала плечами Регина. – Психушки показалось мало. Ты решил пойти дальше…

– Не говори так! – прорычал Марк.

Усыпленные эмоции вернулись разом, в голове зазвенело, а дыхание стало прерывистым.

– Я хочу спасти тебя! Подарить шанс на жизнь! Или тебе нравится твое нынешнее жалкое существование?

Он почти машинально протер ей вену на правой руке, поставил капельницу и вставил в автоматизированную капсулу колбу с голубой жидкостью. Скоро она заструится по венам его сестры – при этой мысли пальцы вдруг онемели, а в глазах защипало. Он рассчитал все, до мельчайшей погрешности. Все пройдет гладко.

– Судя по твоим трясущимся рукам, ты сам не веришь своим словам, – горько усмехнулась Регина.

– Нет, это нормальная реакция. Я просто нервничаю, – огрызнулся Марк.

Он замер возле сестры. Оставалось запустить капсулу. Он протянул руку к дисплею и ввел код доступа. Но палец замер над кнопкой пуска.

– Знаешь, – мягко прошептала Регина, – несмотря на все мои пороки, ты знаешь, что я бы никогда не причинила вред тебе, братик.

Палец дрогнул, Марк зажмурился:

– Это ради тебя, Регина, – и он нажал на кнопку.

Раздался тонкий писк, будто жужжание комара, и прозрачные трубки, подведенные к Регине, наполнились голубоватой жидкостью. Ее глаза медленно стекленели, по щекам покатились слезы.

Марк тоже протер лицо и с удивлением уставился на влажную ладонь. А он думал, что уже разучился плакать. Снова перевел взгляд на сестру и судорожно выдохнул. Впереди несколько часов, которые он запомнит на всю жизнь. Смотреть на то, как у любимого человека стирается память – невыносимо.

* * *

– Ты уверен, что все хорошо?

Вкрадчивый вопрос жены прозвучал в телефоне, как пощечина. Марк тряхнул головой, вырываясь из оцепенения.

– Да,