Последняя амазонка - Александр Майборода

— И что — соседи обещают помощь? — спросил Гостомысл.

— Нет, — сказал Твердислав.

— Но рядом же северяне, мещера, мурома? — удивился Гостомысл.

— Северяне боятся, что хазары нападут и на них. У мещеры и муромы сил мало. А поляне после ссоры с древлянами опасаются оставлять Киев без защиты. А древляне из-за обиды на полян не хотят никому помогать.

— Понятно, — сказал Гостомысл и многозначительно заметил, обращаясь к Медвежьей лапе: — Однако муромский князь нам ничего не сказал.

— Ай, — схитрил никак! — нахмурил брови Медвежья лапа.

— Нехорошо это, — недовольно проговорил Гостомысл.

— Так всегда было, — пожал плечами Медвежья лапа. — Он думает: свяжись с хазарами, глядишь, те и на него пойдут. Так чего рисковать? Они думают об интересе своего племени.

— Глупо это! Сейчас они отказались помочь вятичам против хазар, а завтра вятичи откажут мещере против булгар! Никакое племя в одиночку не выстоит против врагов. Один прут легко сломает и ребенок, но когда прутья в связке, и богатырю их не сломить. Надо помогать друг другу, держаться вместе. Именно в этом сила.

— Не привыкли они к помощи. Они ведь и друг на друга смотрят волками. Вон в прошлом году — древляне напали на полян, — сказал Ратиша.

— Если порядок негоден, то его следует сменить! — сказал Гостомысл.

— Это не так-то легко сделать, — проворчал Медвежья лапа.

— Заставим! — сказал Гостомысл и повернулся к Твердиславу. — А что за народ такой — хазары?

— В Хазарии народ разных племен, — сказал Твердислав. — Все — бывшие кочевники. И хазары, и тюрки, и аланы. И веры они разной: много среди них и мусульман, и христиан, и язычников. Однако власть в Хазарии взяли иудеи, к которым враждебно настроены все. Но независимо от веры хазарские каганы были всегда врагами славян. В славянских землях брали они богатства и рабов. Когда князь Буревой «надавал им по зубам», они на долгое время затихли. Но, как видно, снова подняли голову.

Медвежья лапа вопросительно взглянул на Гостомысла.

— Князь, так что делать будем? Пойдем дальше на Киев?

Гостомысл покачал головой.

— Воевода, ты же умный человек и должен понимать, что сегодня судьба Киева да и всей славянской земли решается под Белой Вежей. Сумеют они взять Белую Вежу, то осмелеют и пойдут дальше. Сначала на Киев. А потом…

— Булгары постоянно теребят нас, — сказал Твердислав.

— Они уже поднимаются по Волге и облагают данью весь и меря. А там недалеко и до нас, — добавил Медвежья лапа.

— Значит, надо, как и мой отец, дать хазарам по зубам, чтобы поумерили свои аппетиты, — проговорил Гостомысл. — Пусть хазары ходят на Кавказ. В те дела мы не будем вмешиваться, но дорога на север им должна быть заказана.

— Так мы не пойдем на Киев? — уточнил Медвежья лапа.

— Не пойдем. В этом году, — проговорил Гостомысл и обратился к Твердиславу: — Веди нас к своему князю, вместе с ним пойдем к Белой Веже.

Глава 56

Лето уже подходило к концу, а хазары все никак не могли взять Белую Вежу.

Город штурмовали едва ли не ежедневно, но беловежцы отбивали атаки раз за разом. Хазары несли огромные потери.

И чем больше росли потери, тем стремительнее падал дух хазарского войска. Если раньше воины лезли в бой без размышлений, то теперь стали отлынивать под различными предлогами. Некоторые даже бежали из войска.

От этого Абадия сатанел. Он с рассвета до темноты носился по войску на коне и придирался ко всем, кто попадался ему на глаза. И не дай бог попасться под его горячую руку. Им уже было казнено несколько тарханов, а уж простых людей он казнил без счета.

Тем не менее, несмотря на жесточайший террор, хазары оставались там, где и были в начале лета.

В конце августа во время ужина сам собой завязался разговор между Абадией и присутствующими на ужине братом Хануккой и сыном Манассией.

После гибели Езекии Манассия резко переменился в характере — стал сдержан и рассудителен.

Разговор начался с того, что Абадия сообщил, что сегодня он заметил несколько человек, которые пытались бежать из войска. По его приказу они были арестованы. Теперь надо решить, что с ними делать, чтобы отбить охоту другим уходить из войска.

Ханукка пожал плечами:

— Многие не хотят воевать. Чтобы отбить охоту бежать из войска, нужны жестокие меры.

Абадия раздраженно перебил его:

— Спор не идет о том, казнить их или нет. Вопрос в том — как их казнить? Казнить их надо с такой жестокостью, чтобы другие боялись бежать.

— Казнь вызовет еще большее недовольство в войске. Никто не может хазар заставить сражаться, потому что они добровольно примкнули к отрядам своих господ, — заметил Ханукка.

— Зато их господа служат мне. И они обязаны сражаться на моей стороне, — зло сказал Абадия.

Видя, что Абадия обозлился, Ханукка не ответил.

— А ты что молчишь? — переключился Абадия на сына.

Манассия вздохнул:

— Отец, правда, как нож, колет больно, но без нее не обойтись. Лгать тебе я не могу, а говорить правду язык не поворачивается.

— Ну, так скажи правду, — сказал Абадия.

— Ладно. Дядя прав — с каждым днем настроение войска падает, потери растут… — начал Манассия.

— Чем больше сдохнет хазар, тем лучше для нас! — отрезал Абадия.

— … завтра будет очередной штурм. Но думаю, и он окончится безрезультатно. Тогда войско совсем развалится… — проговорил Манассия.

Абадия покраснел:

— И что ты предлагаешь?

— Надо прекратить штурм, — снова примкнул к разговору Ханукка.

— И уйти?! — возмущенно спросил Абадия.

— Уйти, — твердо проговорил Ханукка.

Абадия вскочил:

— Ханукка, да как тебе такое могло прийти в голову?! Никогда! Понимаешь — ни-ког-да! Слышишь: никогда еще хазары не уходили, не добившись своего!

Ханукка встал:

— Брат, однажды мы уверовали в свою силу и недооценили врагов, и славянский князь Бравлин едва не уничтожил Хазарию. Тогда нас спасло чудо. Но что, если подобное повторится?

Абадия, успокоившись, сел.

— Садись, — сказал он Ханукке.

Ханукка сел.

— Ты ошибаешься, я ничего не забыл. Я хорошо помню, что сделал с Хазарией князь Бравлин. Но сейчас обстановка изменилась: князь Бравлин, который объединял славян, погиб, и теперь славяне разобщены — никто не придет на помощь Белой Веже, потому что другие славянские племена опасаются разгневать нас. Но если славяне нам не страшны, то появилась новая опасность — внутренняя разобщенность среди хазар. Мы — иудеи. Мусульмане и христиане ненавидят нас. Они не понимают, что, приняв иудаизм государственной религией, мы избавились от зависимости от Константинополя и от Багдада. Тарханы плетут заговоры, чтобы сместить меня. Чтобы совершить переворот, им не хватает малости — предлога. Если мы сейчас уйдем от Белой Вежи, то войско еще не успеет вернуться в Атиль, как мы будем обвинены в предательстве, неумении руководить войском и будем отстранены от власти и казнены.