Украсть у президента - Гриньков Владимир Васильевич

– Вы уверены? – спросил Горецкий.

– А? – отвлекся от каких-то своих дум Ведьмакин.

– Вы хотели убить Алтынова, – внушительно, как будто разговаривал с маленьким, произнес Горецкий. – Я правильно понял?

– Ага, – бормотал Ведьмакин. – Но я не помню, это вы сказали мне, что я хотел его убить, или я сам знаю, что хотел…

– Вы – сами.

– Да? – озадачился Ведьмакин.

Он снова пытался продраться через лабиринт, он очень старался, Горецкий это видел.

– А за что я хотел его убить? – мучался Ведьмакин.

– Ваша дочь, – сказал Горецкий. – Алтынов обманывал ее. Он вашу дочь обманывал…

– Я его из-за Кати хотел убить.

Но Горецкий не порадовался своему успеху, потому что тут была подсказка, это он сам Ведьмакину подсказал.

– Из-за Кати хотел убить, – бормотал Ведьмакин, насилуя свою неподдающуюся память. – А Катя – моя дочь…

Он будто сам себя уговаривал.

– Но если она – дочь…

Он поднял на Горецкого непонимающий взгляд.

– Тогда почему я один?

– В смысле? – спросил Горецкий.

– Почему она ко мне не пришла? Почему мне писем не писала?

– Может быть, она не знала, где вы, – произнес нейтральным тоном Горецкий.

– Нет-нет! – запротестовал Ведьмакин. – Тут другое! Он ее обманул, и она за него замуж вышла! А? – глянул он бешеным взглядом.

Горецкий не сразу нашелся, что ответить.

– Но этого не может быть! – горячо сказал Ведьмакин. – Он ее не мог обмануть!

– Почему? – осторожно спросил Горецкий.

– Его ведь нет!

– А где он?

– Я его убил!

Опять начиналась сказка по белого бычка. Горецкий испытал разочарование.

– Забудьте вы про то, что вы его убили, – посоветовал он со вздохом. – Это вам кто-то вбил в голову – про убийство это.

– Убил-убил! – продолжал упрямиться Ведьмакин.

– И Алтынова вы убили. И Ведьмакина тоже убили. Только Ведьмакин – это вы, – пытался втолковать ему Горецкий.

– Убил! – упрямился Ведьмакин.

– Чего ради? – спросил Горецкий. – Из-за дочери? Чтобы Катю свою обезопасить? – подыграл он Ведьмакину.

Но тот на пару с Горецким шутить не стал и вдруг сказал совсем неожиданное:

– Из-за Жени.

Горецкий перестал ерничать и насторожился.

– Мне Женя была нужна, – сказал медленно Ведьмакин, и это прозвучало так, будто сейчас говорил не он, а кто-то другой.

– А для чего вам Женя? – спросил, обмирая, Горецкий, потому что он понял, что Ведьмакин вдруг увидел проблеск света во тьме того страшного лабиринта, по которому он блуждал.

Но это был всего лишь только проблеск.

– Я не знаю, – пробормотал Ведьмакин с виноватым видом. – Я не знаю, зачем она мне.

Глеб наблюдал за тем, как Женя нарезает овощи для салата. Получались крупные куски. Не лень и не отсутствие аккуратности, а осознанное действие.

– Я сегодня на улице видела страшную картину, – сказала Женя. – Человека сбили.

– Избили? – не расслышал Глеб.

– Сбили. На дороге. Этот… не автобус, а как его… Такие штуки у него на крыше…

– Троллейбус.

– Да, троллейбус, – хмурилась Женя.

То ли оттого хмурилась, что по-прежнему отдельные слова она забывала, то ли оттого, что неприятно было вспоминать увиденное днем.

– Понимаешь, он дорогу перебегал, – сказала Женя. – А тут этот троллейбус – бах!

Взмахнула ножом. Бледно-розовые брызги томата разлетелись по столу. Женя этого даже не заметила.

– Не надо это вспоминать, – посоветовал Глеб.

– Как же я могу не вспоминать, когда оно само вспоминается! – сказала с досадой Женя.

– Это ты на рынке овощи покупала? – спросил Глеб, будто бы переводя разговор на другое.

– На рынке. И вот когда я с рынка шла…

Но Глеб не позволил Жене снова переключиться на эту историю с троллейбусом.

– Как там на рынке? – спросил он. – Выбор сейчас есть?

– Много всего. Мне не нравится, что из-за границы. То, что из-за границы – как называется?

– Импорт.

– Импорт, – повторила Женя за Глебом. – Красиво выглядит, но невкусное. А есть товар хороший. Дорого, правда.

Она сама спешила в ловушку, подготавливаемую Глебом.

– Цены высокие? – понимающе произнес Глеб.

– Да.

– Сегодня много отдала?

– Семьсот рублей.

– Ого! – удивился Глеб. – А деньги такие откуда, Жень?

Ловушка захлопнулась.

– Что? – посмотрела обеспокоенная Женя.

– Ты сегодня потратила семьсот рублей, – сказал Глеб со спокойствием инквизитора. – Я тебе этих денег не давал. Зарплаты ты не получаешь, потому что нигде не работаешь. Тогда откуда деньги?

Женя запаниковала. Она попалась, как маленький ребенок, который что-то делает не задумываясь, просто потому, что ему хочется так делать, и ему невдомек, что взрослые все видят и понимают.

– Деньги? – растерянно переспросила она.

Дальше она должна была бы начать лгать, но слишком сильно растерялась, и даже на ложь ее не хватило. Смотрела на Глеба взглядом нашкодившей девчонки, и казалось, что еще немного – и она расплачется. Глеб безжалостно молчал, и это было жестоко.

– Зачем ты меня об этом спрашиваешь? – запросила пощады Женя.

Глеб молчал.

– Я тебе потом все объясню.

Глеб молчал.

– Ну, разве это так важно?!

Глеб молчал.

– Почему ты молчишь? – трусливо спросила Женя.

– Я жду ответа, – произнес беспощадный Глеб.

– Разве это так важно? – снова повторила Женя.

– Да!

Она замкнулась, потому что пребывала в шоке. Теперь с ней не надо таской. С ней теперь надо лаской.

– Ты как будто мне не веришь, – произнес Глеб с мягким укором. – Мы же с тобой вместе. Ты и я. Да? Разве ты не доверяешь мне?

И в ответ получил как неожиданную оплеуху:

– Нет!

Глеб даже опешил в первое мгновение. Больше всего его поразила осознанность и искренность ответа.

– Ты шутишь? – глупо спросил он, еще не оправившись от изумления.

И снова Женя сказала:

– Нет!

– В чем дело?

Женя молчала, покусывая губы. Нервничала.

– Говори-говори, – предлагал ей Глеб.

У него было такое чувство, будто она хочет что-то сказать, но никак не решается.

– Ты что-то скрываешь от меня, – сказала Женя.

– Чушь! – дрогнул Глеб.

Так испытывает неуверенность человек, который действительно лжет.

– Чушь – это вранье? – попыталась расшифровать Женя.

– Ну, в общем, да.

– Это не вранье. Ты что-то от меня скрываешь.

– Что?

– Я не знаю.

– Вот видишь! – испытал облечение Глеб и даже засмеялся.

У нее всего лишь подозрения. И еще неизвестно, что она имеет ввиду. Может, там и вовсе бред какой-то.

– Ты говоришь мне: ты и я, – сказала Женя с обидой ребенка. – Будто мы вместе. Но я не верю. Я перестала тебе верить.

– Когда перестала?

– Помнишь, я у тебя спросила, кто из моих друзей навещал тебя?

– Помню, – насторожился Глеб.

– Что ты мне ответил?

Он помнил, что он ей в тот раз ответил, но сейчас молчал.

– Ты сказал, что никто, – с хмурым видом напомнила Женя. – И что никого из моих тульских друзей ты вообще не знаешь. А это неправда!

– Почему?

– Потому что здесь, в этой квартире, был человек, который меня хорошо знал!

И это было правдой. Но эту правду знали только Глеб и тот человек, который сюда приходил… который договаривался с Глебом о том, что он присмотрит за Женей… который заплатил Глебу пятьдесят тысяч долларов… И откуда Женя может знать… Или к ней вдруг вернулась память?

– Ты уверена? – задал Глеб нейтральный вопрос.

– Да!

– Женя! Я не враг тебе, – сказал Глеб. – И мы с тобой не чужие люди, ты знаешь. И если я о чем-то умалчивал, то не потому, что… В общем, это хорошо, что мы с тобой заговорили… Ты мне что-то не сказала, я тебе что-то не сказал… Так начинаются подозрения, так люди ссорятся. Нам нельзя ссориться! – убежденно сказал Глеб, наконец нащупав надежную тропинку. – Мы же с тобой вместе, мы можем рассчитывать только друг на друга, нам никто посторонний не сможет помочь!